Глава 10

Впереди показались городские стены. Гордый покосился на Лорелею, мрачно глядевшую вперед. Они почти не разговаривали после поединка. Ворон до сих пор злился на эту упрямую женщину, навязанную ему в попутчики.

– Теперь переговоры буду вести я! – твердо заявил он.

Лорелея бросила на Гордого равнодушный взгляд и дернула здоровым плечом. Вид у нее был вялый, вокруг глаз появились темные круги. Гордый подумал, что выбитое плечо причиняет ей боль, и его охватило злорадство – будет знать, как ввязываться в ссоры с лордами!

Гордый построил отряд, велев трубить в рожки и развернуть знамена. Лорелея ехала по правую руку от него, Бакстер, как самый знатный из лордов, – по левую.

Перед самыми воротами Гордый остановил отряд – со стен смотрели лучники с натянутыми тетивами, а на земле путешественников встречал отряд городской стражи во главе с тучным воином в доспехах.

– Кто вы такие и зачем идете в Голуэл? – крикнул он зычным голосом.

Гордый Ворон тронул коня и выехал вперед.

– Я – Гордый Ворон, четвертый сын Аодха Ворона, – прокричал он в ответ. – Мы пришли с Серых гор, из Твердыни Воронов, которой правит моя мать – леди Ворон. Мы хотим купить у короля Аэрина зерна.

– Я должен доложить о вас королю Аэрину, – ответил начальник стражи. – Ждите, если хотите попасть в славный Голуэл.

Гордый кивнул. Отряд приготовился ждать, а начальник городской стражи уехал. Лучники на стенах не теряли бдительности, остальные воины тоже были начеку. Гордый почувствовал себя униженным. То, что их, как нищих, оставили дожидаться под дверью, было несомненным свидетельством неуважения.

Король сенхинолов наверняка знал о неудачной войне, о падении Таумрата и гибели Эннобара, а также о том, что Серые горы теперь, по сути, находятся в осаде и их обитателям грозит голод. Добрый сосед не стал бы так обращаться с пришедшими за помощью в час нужды.

– Сдается мне, нам тут не рады, – проворчал Бакстер себе под нос.

Лорелея одобрительно покосилась на него, но Гордый сделал вид, что ничего не видел и не слышал. Ему осточертело, что эта женщина пытается им руководить и что дурак Бакстер, а вслед за ним и прочие, начинают все чаще и чаще прислушиваться к ее, а не его мнению. Ворону казалось, что он в отряде больший чужак, чем эта наемница, не знающая собственных родителей.

Ждали долго. День уже начал клониться к закату, когда начальник городской стражи вернулся. С ним приехал высокий крепкий воин, облаченный в посеребренную кольчугу и белый плащ, подбитый мехом.

– Лорд Уррэгад, – представился он. – Командир королевской гвардии. Король Аэрин поручил мне встретить вас, гости с гор, и проводить в город. К сожалению, сам он не сможет вас сегодня поприветствовать – занят важными государственными делами. Но он согласен встретиться с тобой, сын Аодха Ворона, и выслушать твою просьбу.

Гордый скрипнул зубами. Он был уже готов высказать этому надутому индюку в белом плаще все, что он думает по поводу короля Аэрина, а также его порядочности и гостеприимстве, но поймал на себе пристальный взгляд Лорелеи.

– Я крайне благодарен королю Аэрину за его доброту, – склонил голову Гордый. – Мы признательны городу Голуэлу за гостеприимство.

Уррэгад развернул коня, и Гордый махнул рукой своему отряду. Горцы вступили за крепостные стены столицы сенхинолов.

Все в городе кричало об изобилии: лавки ломились от товаров, повсюду на улицах стояли телеги приезжих торговцев овощами, готовой снедью, горшками и прочим. Даже бродячие псы выглядели упитанными и ленивыми.

Мягкая погода и близость моря, плодородная земля и правители, умело избегающие войн, привели этот край к процветанию. Проезжая мимо двух пьянчуг, в обнимку храпящих прямо в луже, Гордый почувствовал легкий укол зависти. Здесь было так мирно, безопасно и сытно – как в лучшие времена Эннобара. Гордый с тоской вспомнил мертвого короля в грязи, а потом – угрюмые строгие стены Твердыни и мрачные горы вокруг.

– Куда мы едем? – шепнула Лорелея.

Гордый очнулся и задал этот вопрос Уррэгаду.

– Вас разместят на лучшем постоялом дворе Голуэла, – почтительно, но с легким снисхождением отозвался тот. – Это самое роскошное место в городе, кроме, конечно, королевского дворца и поместий лордов Первого круга. Надеюсь, вы можете себе это позволить?

– Можем, – стиснув зубы, ответил Гордый. – Надеюсь, там достаточно просторно?

– О, не беспокойтесь, – рассмеялся Уррэгад. – «Золотой орел» принимал и более блистательные посольства с куда большей свитой.

Глаза у Ворона налились кровью. Но он закусил губу и сдержался, решив, что выскажет все самому королю. Если тот соизволит принять соседей в обозримом будущем.

Постоялый двор, обнесенный прочным забором из огромных бревен, походил на город внутри города. Главное здание в три этажа, сложенное из серого камня, напоминало небольшой замок, при нем имелась даже приземистая башенка. Вокруг «замка» теснились таверны, конюшни, кухни и прочие хозяйственные постройки. Массивные ворота стояли распахнутыми настежь, и встречать гостей высыпала целая армия слуг. Сытые, нарядно одетые, рядом с изможденными переходом, закутанными в шкуры горцами они казались знатными лордами.

Гордый заметил, как помрачнели его люди и как насмешливо смотрят сенхинолы на посольство Серых гор. Только на Лорелею поглядывали с любопытством, да на Хвата – с некоторым испугом. Щенок жался к коню хозяйки, злобно ворчал и показывал свои внушительные клыки.

– Они нас разорят, – пробурчал Бакстер. – Обдерут как липку, последние штаны отнимут, по миру с сумой пустят…

– Замолчи, – оборвал его Гордый, вспыхнув.

– На кой нам этот постоялый двор? – уперся Бакстер. – Мы что, короли или торговцы с Острова Зари? Встали бы лагерем у стен, чем сюда соваться. Так бы, может, их король быстрее сам к нам пришел или прислал кого. Нам ведь всего и нужно, что зерна купить. Зачем попусту тратить деньги на мягкие постели и жратву, если и так тепло, можно в палатках спокойно ночевать?

– Затем, что мы не должны выглядеть голодранцами! – Гордый схватил Бакстера за куртку на груди и рывком притянул к себе, со злостью глядя в глаза мальчишки. – Мы – послы Серых гор, и я не собираюсь ронять честь правителей Твердыни! Мы не нищие, приползшие просить подачку! Мы пришли, чтобы купить зерна и заплатить за него чистым золотом. И я не позволю, чтобы над нами смеялись от моря до гор!

Бакстер молчал. Гордый отпустил мальчишку. Лорелея в упор смотрела на них. Ворон скривил губы, готовясь сцепиться с ней, но наемница не проронила ни слова.

Чтобы устроиться на ночлег, потребовалось немало времени. Гордый лично проверял, где спит каждый из его воинов, всех ли накормили, позаботились ли о лошадях. Все оказалось как в сказке про волшебный замок. Горцев разместили в просторных теплых комнатах с удобными ложами, еда была сытная и обильная, расторопные слуги чистили коней, а хозяин постоялого двора явился к лорду Ворону засвидетельствовать свое почтение.

Гордому отвели роскошные комнаты в главном гостевом доме. Рядом поселилась Лорелея.

Бакстер пробубнил что-то насчет «нежных столичных задниц» и остался жить с воинами. Судя по взглядам горцев, того же они ожидали и от Гордого, но тот решил, что не стоит ронять свое достоинство в глазах сенхинолов и остался в отведенных покоях.

Перед сном Гордый выкупался в огромной деревянной лохани, куда слуги натаскали горячей воды. Оттирая кожу душистым мылом, промывая слипшиеся от пота волосы, Ворон постанывал от блаженства и думал о том, что все идет прекрасно и поездка не такая уж плохая затея.

Глава 11

Красному снился сон: он боролся с человеком или, может быть, зверем. У того были злые человеческие глаза, мохнатая шкура, чудовищной силы мускулы и тяжелое дыхание, воняющее сырым мясом. Красный пытался спихнуть монстра с себя, чтобы ухватить хоть немного воздуха. Наконец, ему это удалось. Красный встал на ноги и осмотрелся: он стоял на болоте посреди густого леса. Вокруг сгущался туман.

Из этого тумана вдруг проявилась исполинская фигура человека с конской головой. Красный почувствовал, как тело от ужаса скручивает судорогой. Человек- конь прижал уши и выбросил вперед руку, указывая на Ворона пальцем с острым черным когтем. Красный почувствовал, что больше не может дышать. Он схватился за горло, захрипел, раздирая кожу в кровь, и проснулся. Сел на своей походной постели, тяжело переводя дух и растирая шею.

Оказалось, он разодрал ее ногтями не только во сне. Спать больше не хотелось. Красный встал, зачерпнул воды из бадейки и вышел на воздух.

Рассвет натекал на холмы сырым туманом. Небо медленно меняло цвет. Караульные у костров уже сменились – они хлопотали над котлами. Красного встретили угрюмыми взглядами исподлобья и неприветливым ворчанием.

Ежась от сырости, Ворон взял себе миску горячей похлебки, завернулся в плащ и сел завтракать. Он давно заметил, что его выносливость и умение легко переносить походные тяготы вызывают в воинах уважение, и старался, чтобы уважение это не ослабевало. Впервые в жизни Красный про себя благодарил судьбу за то, что родился в суровых Серых горах, и Дикого – за то, что таскал его за собой в лес на охоту. Красный, правда, вечно ныл и жаловался, втайне мечтая перебраться в столицу – поближе к трону и красивой жизни, но на поверку оказалось, что Пятый Ворон вырос совсем не таким неженкой, каким сам себе казался.

Кулен вышел из своего шатра, когда уже совсем рассвело. Вокруг глаз у него наметились густые тени. Королю Приморья поход давался куда тяжелей, чем Красному. Кашляя и кутаясь в плащ, Кулен уселся за свой личный стол и начал вяло ковыряться в тарелке. Толком ничего не съев, он выпил бокал подогретого вина со специями и велел выдвигаться.

На вершину кургана все шли пешком – только Кулен взобрался на одну из вьючных лошадей. Подъем давался тяжело. Мокрые от мороси камни разбегались из-под ног. Двое воинов повредили ноги, одна из вьючных лошадей упала боком, выломав колено, и ее пришлось прирезать. Небо обложили зловещие серые тучи, и настроение у участников похода становилось все хуже и хуже. Кулен велел запеть, но песня не задалась.

На середине подъема Кулен велел всем остановиться. Он слез с седла и начал мерить шагами насыпь, беспокойно смотря по сторонам, кусая губы и то и дело оглядываясь на Красного. Тот не выдержал и подошел к королю.

– Что?

– Я полагаю, копать стоит примерно здесь, – неуверенно пробормотал Кулен. – В одной из песен говорится, что Кондлу похоронили лицом к морю. То есть дверь в курган должна быть с этой стороны холма. И, если рассуждать здраво, посредине. Где-то тут. А ты что думаешь?

Взгляд у Кулена был жалким. Красный видел, что он уже едва держится. Сомнения и страхи навалились на несчастного короля – в трудную минуту он остался совсем без поддержки. Красный положил ему руку на плечо:

– Да, ты прав. Насыпай я курган, я бы тоже тут дверь сделал. Погоди-ка…

Красный почувствовал странное волнение – как будто из груди у него выходила невидимая нить, и кто- то настойчиво дергал за нее, тянул Ворона за собой. Красный прошел по холму, прикрыв глаза. Беззвучный зов заполнил все его существо, Красный почти ощущал его кожей.

Красный на мгновение представил себе, что стоит ровно над дверью. И как будто увидел холм изнутри. Увидел, как под толстым настилом из прогнивших бревен в толщу кургана уводит осыпавшийся коридор, как этот коридор упирается в железную дверь, за которой – огромное пространство, где…

Красный вздрогнул и провел ладонью по лицу. Обернулся на Кулена. Притопнул ногой.

– Думаю, копать надо здесь.

Работа поначалу шла медленно. Красный видел, что люди совсем пали духом, и взял руководство на себя. Даже первым ударил лопатой в слежавшийся грунт. Кулен безучастно сидел на бревне и смотрел куда-то на море. Глаза у него запали, нос заострился.

Мало-помалу азарт Красного начал передаваться воинам, и дело пошло живее. А спустя несколько часов раздался громкий радостный крик – лопата первого землекопа ударилась о дерево.

Красный упал на колени, разгребая руками землю. Пальцы чувствовали дерево – сомнений не было, перед ними лежал первый настил, закрывающий проход в сердце кургана.

– Нашли! – гаркнул Красный, вскакивая на ноги. – Мы нашли вход!

Кулен только слабо улыбнулся в ответ. Ворон остановил работы и велел всем иди обедать. Быстро темнело, и копать становилось опасно.

* * *

С расчисткой деревянного наката провозились почти три дня. Когда они подняли почерневшие сырые стволы, в ноздри ударила такая непереносимая вонь, что пришлось бежать прочь и целые сутки ждать, пока она выветрится. Под бревнами обнаружился темный полуобвалившийся проход в глубь кургана. Из него несло сыростью и землей, как из погреба.

Пламя факелов плясало на ветру, потрескивая и разбрасывая веселые искры. Воины с опаской смотрели в темную дыру. Кулен, бледный, словно покойник, стоял перед ней, опоясанный веревкой. Он собирался первым спуститься вниз и разведать обстановку. Красный стоял рядом и кусал ноготь на большом пальце – эта дурная привычка появилась у него недавно. Он просился спуститься первым – незримая нить в груди дрожала, тащила за собой во мрак подземелья. Но Кулен уперся и заявил, что первым пойдет сам.

Королю Приморья дали факел и начали медленно спускать на веревке вниз. Красный заглянул внутрь – на него смотрело бледное запрокинутое лицо Кулена с испуганными потемневшими глазами. Постепенно оно исчезло во мраке.

Из дыры доносились смутные глухие звуки. На склоне кургана царила тишина – все в застывшем молчании смотрели на мрачную дыру, в которой скрылся король. Напряжение росло, и Красный почувствовал, как у него встают дыбом волоски на руках и загривке.

Вдруг веревка ожила – дернулась один раз, второй. Сигнал! Сильные руки ухватили ее и потащили вверх. И-и-раз! И-и-раз! Показался Кулен – он мешком висел в петле. Когда короля подтянули выше, стало видно перекошенное лицо и закрытые глаза.

Встав на колени, Красный подхватил Кулена. Он вытащил короля на воздух, высвободил из веревки и наклонился над ним. Кулен тяжело дышал, волосы у него были перепачканы землей, губы запеклись. Наконец, король открыл мутные глаза. Увидел Красного Ворона. Узнал. Взгляд стал осмысленным, живым.

– Ты, – прошептал Кулен, стискивая руку Красного. – Это золото можешь взять ты… – и потерял сознание.

Красный поднял голову – на него смотрели все. В глазах воинов Красный увидел ужас. Он понял, что сейчас весь отряд может броситься прочь от проклятого кургана. Напряжение, словно тетива, достигло того предела, когда могло только оборваться, но не длиться дольше.

Красный встал с колен.

– Я спущусь вниз, – сказал он, властным тоном пресекая все возможные возражения. – Отнесите короля в лагерь. Он, видимо, открыл дверь и потерял сознание от спертого воздуха. А остальные помогите мне.

Кулена унесли на плаще, а Красный обвязался веревкой, взял факел и начал спускаться. Болтаться мешком не хотелось, и он скользил вдоль стены, отталкиваясь ногами. Меч на боку придавал какую-то уверенность, и Красный невольно стискивал его рукоять, хотя чем мог помочь меч в жуткой могиле, населенной призраками?

Ноги коснулись твердой земли. Красный высоко поднял факел и осмотрелся. Вокруг толстые, в два обхвата, бревна подпирали потолок. Стены осыпались, воняло мертвечиной. Красный замотал лицо шарфом. Пришлось закрыть глаза и выровнять дыхание, чтобы его не вывернуло наизнанку.

Факел от недостатка воздуха горел плохо, норовя погаснуть. Красный двинулся вперед, поражаясь ширине прохода. Впереди показалась тяжелая железная дверь, покрытая замысловатым узором. Красный вздрогнул, различив фигуру посередине. Над склонившимися карликами возвышался конеголовый исполин. Над ним горели звезды, а рукой он указывал прямо перед собой. На Красного Ворона. Тот понял этот жест: «Стой! Ни шагу!»

Красный остановился и увидел, что дверь чуть сдвинута. Видимо, Кулен пытался ее открыть, но не хватило сил или что-то помешало. По спине Ворона потек ледяной пот, виски взмокли. Кто знает, что воспротивилось королю по ту сторону? Но он решительно шагнул вперед, воткнул факел между бревном опоры и стеной, ухватился обеими руками за дверь и рванул на себя.

Она поддалась медленно, неохотно, и на Красного словно дохнул великан – затхлый воздух ударил в лицо, сквозняк скользнул по коже ледяными пальцами. Красный, надрываясь, оттянул дверь так, чтобы можно было протиснуться внутрь, взял факел и шагнул в гробницу.

Тусклые отсветы заскользили по стенам. Красный увидел сундуки – много, много сундуков, стоящих посередине просторного помещения, обложенного бревнами. Ворон почувствовал, как к голове приливает кровь, как дрожат от азарта руки. Он взялся за ручку одного из сундуков и распахнул крышку. В глаза ударил тусклый блеск золота.

Красный вытер трясущейся рукой пот со лба и принялся вскрывать сундуки один за другим. Одежда из дорогих тканей, местами заплесневевшая, местами прекрасно сохранившаяся, кубки, мечи, боевые топоры, охотничьи и боевые рога, кинжалы, связки золотых и серебряных колец, монеты – сокровищам не было конца.

Легенды не врали – Кондла унес с собой под землю такое состояние, что не снилось ни одному ныне здравствующему королю. Даже с учетом того, что многое испортилось, этого золота хватит, чтобы купить армию. Причем не одну.

Красный выпрямился и только тут понял, что подошел почти вплотную к возвышению в центре гробницы. Во рту пересохло, а горло словно стиснули чьи-то жесткие цепкие пальцы. На возвышении лежал громадный скелет в боевых доспехах. На груди его покоились огромный боевой рог, окованный серебром, и тяжелый меч, какой не под силу было бы поднять и двоим воинам. Длинные косы обвивали скелет с головы до ног – поседевшие, спутанные, иссохшие, мертвые волосы заполнили собой все возвышение, словно после гибели человека они продолжали жить своей собственной жизнью, расти вопреки смерти. Красного заколотило от страха.

Но хуже всего было то, что вокруг возвышения грудой лежали обтянутые остатками кожи скелеты собак, конские туши, и – человеческие останки. Красный слепыми от ужаса глазами взирал на десяток мумий, облаченных в когда-то роскошные женские одеяния. Дорогая серебряная вышивка, нашитые драгоценные камни тускло блестели в отсветах пламени. Король Кондла ушел не один, с ним похоронили не только его золото, но и живое имущество: охотничьих псов, боевых коней, прекрасных наложниц и верных слуг. Да, в ногах исполинского скелета грудой закованных в кольчуги костей лежали остовы воинов. Ворон отступил на шаг к двери, зловещий покой могильника показался ему невыносимым, тишина заложила уши, легким не хватало воздуха.

Но блеск золота в распахнутых сундуках снова завладел им. Для Красного это не был мертвый блеск, а надежда на жизнь. Живые отчаянно нуждались в сокровище мертвых.