Покинул я родной приют
В снегу холодном, в час ночной;
А возвращусь туда весной,
Как глянет солнца луч златой
И розы пышно расцветут.
Старинная баллада
Взбешенный тем, что друзья, по его мнению, так хладнокровно отнеслись к вопросу, столь для него важному и близкому, Габби кое-как отвязался от всех и один поехал домой.
– А, чтоб тебя черт искалечил! – говорил он, гневно пришпоривая свою утомленного и спотыкавшегося коня. – И ты туда же, вслед за другими! Стоило ли тебя поить и кормить, растить на своем дворе и холить собственными руками, чтобы ты тут-то и споткнулся и сломал мне шею, когда мне всего туже приходится? Но и ты, видно, такой же, как все… Ведь вот все приятели, все родня… никак не дальше десятого колена… и я день и ночь, во всякое время, готов им служить, душу за них положу… А они… Да им, кажется, этот вор и мерзавец Уэстбернфлет милее меня! Что же это, однако, не видать огней в Хейфуте?.. Эх, горе мое! – продолжал он, спохватившись. – Теперь уж в Хейфуте не будут больше мелькать ни свечи, ни красные угли на очаге! Кабы не матушка, да не сестры, да не бедная моя Грейс, дал бы я шпоры коню да с размаху и бухнулся бы в речку с головой! Тут бы и конец всему!
В таком безутешном настроении повернул он лошадь в сторону того коттеджа, где приютилась его семья.
Подъехав к двери, он услышал, что сестры шепчутся и пересмеиваются между собой.
– Черт их знает, этих женщин, – проворчал Габби, – они станут хихикать, болтать и судачить, хоть бы самый близкий человек лежал перед ними мертвый… А впрочем, я рад, что они не упали духом, бедные дурочки; и то сказать, им-то легче, нежели мне!
Раздумывая таким образом, он привязал лошадь под навесом и обратился к ней опять с такой речью:
– Обойдешься сегодня без попоны и без покрышки, бедная скотина; оба мы с тобой воротились домой ни с чем. Лучше бы нам вместе свалиться в омут под водопадом!
В эту минуту выбежала из коттеджа младшая из его сестер и натянутым голосом, как бы силясь подавить волнение, закричала ему:
– Габби, что ты валандаешься так долго? А у нас сидят гости из Камберленда, уже больше часу тебя дожидаются! Иди скорее в дом, я сама расседлаю лошадь.
– Из Камберленда! – воскликнул Эллиот и, бросив уздечку на руки сестре, ринулся к дому. – Где они? Где он? – спрашивал он, озираясь во все стороны и видя одних женщин. – Не принес ли он известий о Грейс?
– Да он не захотел оставаться ни минуты дольше, тотчас и ушел, – отвечала старшая сестра, тоже едва удерживаясь от смеха.
– Ну, полноте, что за вздор, – молвила с добродушным упреком старушка бабушка, – перестаньте мучить бедного Габби… Оглянись, дитятко, посмотри, нет ли здесь кого-нибудь, кого утром тут не было?
Габби вертелся, оглядывался.
– Никого больше не вижу… только вы да эти три болтушки…
– Так ведь нас четыре стало, а не три, – сказала младшая сестра, вошедшая в эту минуту.
В одну секунду Габби схватил в объятия Грейс Армстронг, закутанную в плед одной из сестер, что и помешало ему узнать ее в первую минуту.
– Как же ты смела меня обманывать? – сказал Габби.
– Не моя вина, – сказала Грейс, пытаясь закрыть лицо руками, как для того, чтобы скрыть яркую краску, бросившуюся ей в лицо, так и в защиту бурных поцелуев, которыми жених осыпал ее в наказание за невинную уловку, – я не виновата, Габби; целуй лучше Дженни и остальных, потому что это они выдумали, а не я!
– Что ж, и их расцелую, и их! – сказал Габби и принялся обнимать то сестер, то бабушку, и вся семья от радости плакала и смеялась одновременно.
– Какой же я счастливый, – молвил Габби, падая наконец на стул от усталости, – счастливее меня теперь никого на свете нет!
– В таком случае, дорогое дитя мое, – сказала добрая старушка, не хотевшая пропустить случая преподать урок благочестия в такую минуту, когда все сердца были наиболее доступны подобным чувствам, – в таком случае, сын мой, возблагодари Того, Кто обращает слезы в улыбки, из горя делает радость, из тьмы извлекает свет и весь мир создал из ничтожества. Не говорила ли я тебе, что если ты скажешь: «Да будет Его святая воля!» – то, воротясь домой, будешь иметь причину благословлять имя Его?
– Правда, вы так именно и сказали, бабушка, – сказал честный парень, взяв ее руку, – и я благословляю Его имя за то, что Он сохранил мне вас после потери моих собственных родителей, а вы меня учите помнить Бога и прибегать к Нему и в горе и в радости!
Минуты две все молчали, мысленно вознося благодарение Всевышнему, и в сердечном чистом порыве славили имя Того, Кто так неожиданно возвратил в лоно семьи ту, которую они считали потерянной.
Габби начал с того, что потребовал отчета о приключениях, испытанных Грейс. Она рассказала ему все подробно, мы же ограничимся следующим кратким извлечением.
Грейс проснулась от шума, произведенного разбойниками, вломившимися в дом, и тем сопротивлением, которое тщетно оказывали им двое слуг. Одевшись как можно поспешнее, она сбежала с лестницы, и, когда во время борьбы Уэстбернфлет на минуту обронил с лица свою маску, она его узнала, неосторожно окликнула по имени и обратилась к нему с мольбой о пощаде; тогда злодей заткнул ей рот, вытащил ее из дому и посадил на лошадь за спину одного из своих сообщников.
– Вот я ему сломаю проклятую шею, – сказал Габби, – хотя бы он был последний в роде, и не было бы на свете другого Грэма!
Продолжая свое повествование, Грейс сказала, что ее повезли к югу, вместе со всей шайкой и угнанным скотом, и что они успели уже перейти английскую границу, как вдруг их догнал скакавший во весь опор родственник Уэстбернфлета и сказал, что его кузен узнал из верного источника, что никакого толку из предприятия не выйдет, если девушку не возвратят немедленно ее родным. Некоторое время поспорили на этот счет, наконец начальник отряда согласился. Грейс посадили тогда за спину нового покровителя, и он помчался с ней что есть духу окольными путями и малоезженными тропинками по направлению к Хейфуту; под вечер он, не говоря ни слова, ссадил с коня на землю перепуганную и уставшую девушку за четверть мили от фермы, а сам ускакал обратно. Семья еще раз обменялась искренними и радостными поздравлениями с тем, что так благополучно кончились эти приключения.
Мало-помалу все успокоились, и на первый план выступили соображения менее приятного свойства.
– Плохое у вас тут помещение, – сказал Габби, оглянувшись кругом, – мне-то ничего, я могу переночевать рядом с лошадью под навесом, как часто делывал на охоте в горах. Но как вы разместитесь, я ума не приложу! Хуже всего то, что помочь-то делу я не могу. Может случиться, что еще много дней пройдет, и все останется так, как есть, ни на волос не лучше.
– Ну, не подлость ли, – сказала одна из сестер, также озираясь вокруг, – так ограбить бедную семью, что едва остались одни голые стены!
– А на дворе ни телки, ни бычка, – молвил младший брат, только что вошедший в лачугу, – ни овцы, ни барана, некому даже травки пощипать.
– Хоть бы они с нами ссору затеяли! – сказал Гарри, средний из братьев. – Ну, что же, мы во всякое время готовы были подраться как водится. А то пришли как раз в такую пору, когда никого из нас дома не было, все трое были на охоте… Небось, кабы мы дома-то были, Уилли Грэм обошелся бы сегодня без завтрака… Но это еще впереди, не так ли, Габби?
– Соседи назначили день, чтобы нам с ним сойтись в Кэстлтоне и на людях покончить дело полюбовно, – уныло отвечал Габби, – так они решили, и мне пришлось согласиться, потому что иначе ничего не поделаешь.
– Полюбовно! – вскрикнули разом оба брата. – После таких-то пакостей, о которых у нас и не слыхано со времен стародавних набегов!
– Да, братцы, уже и моя кровь кипела от этого… да вот, увидел Грейс Армстронг, – от сердца-то и отлегло!
– А как же с урожаем, Габби? – сказал Джон Эллиот. – Ведь нас вконец разорили. Мы с Гарри ходили и на дальнее гумно, хотели хоть остатки собрать; но и там хоть шаром покати. Я не знаю, как нам быть… На войну идти, что ли? Уэстбернфлет не в состоянии вознаградить нас за убытки, если бы и захотел. С него и взять-то нечего; только то и утешенье, чтобы поколотить его хорошенько. У него ни одной скотины нет, кроме той запаленной лошаденки, на которой он ездит, да и ту он совсем заморил своими ночными походами, так что разоренье наше полное.
Габби бросил печальный взгляд на Грейс Армстронг; она потупилась и вздохнула.
– Не падайте духом, детушки, – сказала бабушка, – у нас немало есть добрых людей, они не оставят нас без помощи. Вот, например, сэр Томас Киттлуф, он мне приходится троюродным братом по матери; а он много денег загреб, да еще и в баронеты был произведен, в ту пору как был комиссаром во время присоединения.
– Он и медной полушки не даст, чтобы спасти нас от голодной смерти, – сказал Габби, – а если бы и дал, так у меня бы в горле застрял хлеб, купленный на его деньги, потому что я бы не мог забыть, что он нажил свое богатство тем, что продал и корону, и прежнюю независимость нашей бедной Шотландии.
– Ну, так обратимся к лэрду Дандеру, это одна из старейших фамилий в долине Тевиота.
– Он посажен в тюрьму, матушка… отсиживает в Эдинбурге, из-за тысячи марок, которые занял у Сандерса Уилкота, стряпчего.
– Бедняга! – воскликнула миссис Эллиот. – Габби, надо бы послать ему какое-нибудь пособие!
– Вы забыли, бабушка… вспомните, что мы теперь сами нуждаемся в пособии, – сказал Габби с некоторой досадой.
– И то забыла, голубчик, – отвечала добродушная старушка, – совсем из головы вон на эту минуту. Такая уж привычка, как же не подумать о родных, прежде чем о себе?.. Ну, вот еще молодой Эрнсклиф.
– Он и сам не больно богат, ему трудно поддерживать и свое-то громкое имя, – сказал Габби, – так совестно наваливать на него еще заботу о нашей бедности. Да что, бабушка, какая вам охота перебирать имена всех наших сродников и союзников, словно от их знатных фамилий может быть для нас облегчение; кто познатнее, тот о нас и думать забыл, а кто нам ровня, тому впору самому как-нибудь прожить с семьей, никого у нас нет, кто бы мог или захотел нам пособить сызнова заводить ферму.
– Стало быть, Габби, возложим всю надежду на Того, Кто один может и друзей и богатство создать нам, как говорится, из бесплодного болота.
Габби вскочил с места.
– А ведь вы правы, бабушка, – воскликнул он, – ведь это так и есть. Я знаю одного такого друга на бесплодном болоте, который и может и хочет нам помочь… Сегодня такой выдался тревожный день, что у меня голова кругом пошла и все в ней вверх дном. Сегодня поутру я оставил на пустыре Меклстон-мур такую кучу золота, что с ним можно и дом выстроить, и все хозяйство восстановить вдвое больше и лучше прежнего, и я уверен, что Элши нисколько не посетует на нас за это!
– Элши? – сказала бабушка с удивлением. – Какой такой Элши?
– Да, конечно, все тот же Элши, знахарь и мудрец, что живет на Меклстон-мур, – отвечал Габби.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке