Ученая пропаганда между актрисами – дело опасное; против нее надо принять неотложные меры.
Островский А. «Таланты и поклонники»
Окольными путями через друзей Борис все же вышел на Мельникова, который раньше сочинял сюжеты для короткометражек. Режиссер рассказал о проклятом Тундер Тронке, который не дает ему покоя, и неожиданно узнал, что все сценаристы, которые брались за этот проект, в итоге от него отказались.
– Говорили, что автор книги был вхож к актрисе, которая вышла замуж за наркома Гриневского, – доверительно сообщил Михаил. – Пообещал ей роль мачехи, расписал, какая это важная роль…
– Это мачеха Тундер Тронка, что ли? – проворчал Борис, припоминая. – У нее там всего несколько эпизодов, а потом он ее отравил…
– Ну да, и Нина Фердинандовна быстро сообразила, что участвовать в такой сомнительной фильме ей ни к чему… С тех пор все и застопорилось.
– А чем вообще занимается автор? – бухнул режиссер.
– Автор-то? – Михаил приподнял брови, и на его худом лице появилось чрезвычайно ироническое выражение. – Он писатель. Сочиняет сейчас книжку, прославляющую ГПУ…
– Да? Ну, ну… Интересно, откуда взялось такое дурацкое имя – Тундер Тронк?
– Барон Тундер-тен-Тронк – персонаж вольтеровского «Кандида»[8]. Он был так богат, что жил в доме, в котором даже имелись окна и двери…
– И какое отношение это имеет к книжке Гризли?
– Никакого. Просто автор когда-то читал Вольтера, и имя застряло в памяти.
Борис прошелся по комнате, думая о чем-то своем. Сидя на стуле с пунцовой плюшевой обивкой, сценарист невозмутимо ждал.
Оглядывая жилище своего нового знакомого, режиссер везде натыкался взглядом на книги. Почему-то это возбуждало в нем доверие к Мельникову, и он решился говорить начистоту.
– Я думаю, – начал Борис, – мы должны сочинить свою историю.
Михаилу не очень понравилось слово «мы», потому что до сих пор он своего согласия на участие не давал и вообще считал, что экранизировать «Тундер Тронка» в принципе невозможно. Этот текст заслуживал только одного – кануть в необъятной братской могиле, которую великая русская литература уготовила всему бездарному, что пытается к ней примазаться.
– Я узнаю, какие актеры свободны, – продолжал Борис, оживляясь, – напишем сценарий под них. А Гриневская – красивая баба?
– Э… – осторожно протянул Мельников, – ну, в общем… Скорее да.
С его точки зрения, жена наркома походила на нэпманшу – этакая раскормленная надменная самка с совиными глазами. Но он еще не настолько хорошо знал Бориса, чтобы пускаться с ним в откровенности.
– Придумаем для нее роль, – заключил режиссер. – Откажется – возьмем другую актрису…
И он отправился на поиски актеров, которые не были бы заняты в красных эпопеях и могли через три-четыре месяца приступить к съемкам.
Первым, о ком подумал Борис, оказался Володя Голлербах. Они дружили много лет и работали бок о бок еще на самых первых советских лентах.
Впрочем, куда важнее дружбы было то обстоятельство, что Борис очень высоко ставил Голлербаха как актера и знал, что в любых обстоятельствах может на него положиться.
Сам Володя происходил из семьи обрусевших немцев; педантичный и по-немецки аккуратный в жизни, на экране он поражал взрывной кипучестью и мог изобразить кого угодно – хоть влюбленного недотепу, хоть расчетливого дельца, хоть мятущегося неврастеника.
– Тундер Тронк? – Володя вздохнул, на его интеллигентное лицо набежало облачко. – Боря, прости, но ведь это же халтура. Дрянь…
– Мы с Мельниковым напишем свой сценарий. Ничего общего с книжкой не будет…
– А как ты тогда объяснишь, что это экранизация?
Борис задумался, но решение пришло само собой.
– Вот что: я оставлю главного злодея, Тундер Тронка. А все остальное будет совершенно другим.
– Да? И кого я буду играть?
– Главного героя, который с ним борется. – И тут Борис решил зайти с козырей: – Я напишу роль специально для тебя.
И хотя Володя все еще глядел на собеседника с недоверием, режиссер почувствовал, что его друг начинает колебаться.
Голлербах был знаменитостью, но даже у популярных актеров мало возможностей для маневра: обычно они играют персонажей одного типа или вынуждены соглашаться на роли из текущего репертуара. Пообещав создать роль для Володи, Борис знал, что затронет самую чувствительную его струну.
– Когда ты собираешься снимать? – наконец спросил Володя, растирая лоб тонкими пальцами, которые операторы так любили показывать в кадре.
– Ну… К маю сценарий должен быть готов. Я хочу, чтобы в кадре было много солнца…
«Вряд ли ты успеешь к маю, – мелькнуло в голове у Володи. – Да и сценарий наверху не утвердят…»
Но вслух он сказал совсем другое:
– Вообще летом я хотел поехать отдохнуть куда-нибудь… Устал я, понимаешь? Работаю без передышки, студия – экспедиция – студия…
Борис подпрыгнул на месте.
– Отличная мысль! Напишу такой сценарий, чтобы его можно было снять на юге… в Ялте, например! Там же своя кинофабрика имеется, бывшая ханжонковская[9], мы договоримся, они будут нам помогать со съемками… И поработать можно, и отдохнуть, когда не твоя смена!
Заручившись согласием Володи, режиссер отправился искать кандидата на роль архизлодея Тундер Тронка и узнал, что все подходящие актеры уже на много месяцев вперед подписались изображать белых генералов и прочую контрреволюционную нечисть.
Борис скрипнул зубами и зашел в бюро кинофабрики, выяснить, кто все-таки будет свободен. Ответ его не устроил: из более-менее известных он мог рассчитывать только на комика Федю Лавочкина, который вследствие своего легкомысленного амплуа пролетал мимо революционных шедевров, и на Андрея Еремина – красивого, но деревянного актера, которого за глаза звали «Товарищ профиль».
– Все плохо, – сказал вечером жене расстроенный Борис. – Я с ними не сработаюсь.
– Почему? – спросила Тася.
– Да глупо, просто глупо! У Лавочкина ухватки провинциального комика… пытается изображать из себя то Чаплина[10], то Китона[11], пыжится, но ведь убожество же! А Еремин вообще не актер…
– Он симпатичный, – сказала Тася, подумав. – А Лавочкина зрители любят. И никто из режиссеров на него не жаловался. Его просто нужно… Ну правильно направить.
Борис начал колебаться. Он ценил жену за трезвый ум и признавал, что в кино могут сгодиться и отличные актеры вроде Голлербаха, и такие, у кого за душой ничего нет, кроме профиля либо набора уморительных гримас, которые может изобразить любой школьник. Но ему-то хотелось работать с лучшими, с мастерами своего дела. Он отлично сознавал рискованность проекта, который затевал, и боялся, что любой недочет может все погубить.
– Володя и Лавочкин… Да нет, ничего не получится. И что мне делать с Ереминым?
– Женщины любят видеть на экране красивого мужчину, – сказала Тася, пожав плечами. – Придумай для него какую-нибудь роль, где ему не придется много играть…
Борис вспылил и заявил, что не будет придумывать ролей ни для Лавочкина, ни для Еремина, но на следующий день ему позвонил Мельников:
– Знаете, я тут встретил Володю, и он стал меня расспрашивать, кем будет его герой… А не сделать ли нам его репортером? Я имею в виду, репортеру легче перемещаться туда-сюда… что-то расследовать… Мне кажется, что без детективной интриги нам не обойтись. И потом, это хороший предлог для разных приключений…
Борис задумался.
В самом деле, Володя с его интеллигентным лицом отлично подходил на роль репортера. Только вот…
– Нет, – внезапно объявил Винтер, – он у нас будет маленький человек из газеты. Который работает с редакционной почтой… А по почте приходит таинственное письмо…
В голове завертелись обрывки будущих сцен: конверты слетают со стола… Комическая вставка: Володя выглядывает из-за высоченных штабелей писем на столе… А Лавочкин – предположим, невезучий фотограф… растяпа… Он увязался за героем Володи, чтобы узнать тайну письма…
А еще Тундер Тронк, которого будет играть неизвестно кто! И Гриневская – роковая красавица… Только так ее можно уговорить и хоть как-то обезопасить свой проект. А Еремин… гм… товарищ профиль… Нет, такого Тундер Тронка не примут, скажут – слишком уж привлекательное зло вы изображаете. Ну пусть тогда будет любовником Гриневской…
Однако Тася, узнав о планах мужа, решительно помотала головой.
– Ты что! Боря! Гриневский же старик… Конечно, он ревнив, как все старики! Ему не понравится, что жена изображает любовь с Ереминым… Сделай Андрея… Ну не знаю… ее братом, что ли…
– На кой черт мне брат? – заверещал Борис, багровея.
Однако на всякий случай он отправился совещаться с Мельниковым, а потом поймал на студии Еремина и без всяких околичностей заявил ему:
– Я собираюсь экранизировать «Тундер Тронка». Как вы смотрите на то, чтобы сыграть американского миллионера?
От него не укрылось, что актер в первое мгновение изумился, но затем в его зеленоватых глазах замелькали иронические огоньки.
– Борис Иванович, я-то, конечно, всей душой, но… Разве вы не знаете, кто у нас играет американских миллионеров? Толстые комики, которым хорошо за сорок… Боюсь, я не смогу соответствовать… э… столь высоким требованиям.
«А он далеко не дурак», – одобрительно помыслил режиссер.
Сам он терпеть не мог глупцов и с трудом сдерживался в их присутствии.
– Скажите, вы знаете Гриневскую? – быстро спросил Борис.
– Нину Фердинандовну? Кто ж ее не знает…
– Как думаете – я просто так спрашиваю – если вы, например, будете играть ее брата, она не станет возражать?
– Я раньше с ней не сталкивался, – ответил актер с обычным равнодушием красивых людей, которые настолько привыкли, что все с ними носятся, что едва обращают внимание на остальных. – Вы хотите знать, не ссорился ли я с ней? Повода не было…
Борис задал актеру еще несколько вопросов, условился, что будет держать его в курсе дела, и отправился к Мельникову.
Вдвоем они набросали план либретто, внесли в него поправки и представили один экземпляр на кинофабрику, а со вторым режиссер отправился на встречу с женой наркома.
Из того, что его заставили ждать добрых сорок минут, он поневоле сделал вывод, что Нина Фердинандовна не слишком расположена к будущей фильме.
Другой человек на его месте, вероятно, упал бы духом, но Винтер почувствовал растущий азарт. Участие Гриневской могло сыграть в проекте решающую роль, и он был намерен во что бы то ни стало перетянуть ее на свою сторону.
В мечтах Борис видел хороший приключенческий фильм с тайнами, погонями и честными людьми, которые одерживают верх над сворой мерзавцев. Но на все это нужны были деньги, а между тем у него даже не было подходящего актера на роль главного злодея.
Наконец актриса в платье темно-лилового шелка показалась на пороге гостиной.
Нина Фердинандовна была ярко накрашена, и на ее шее висел жемчуг в три ряда, стоивший немалых денег. Темные короткие волосы были подвиты и уложены по последней моде. Взгляд холодных совиных глаз оценивающе скользнул по крупной фигуре посетителя, который ради такого случая надел свой лучший костюм.
Глаза оказались не единственным недостатком этой яркой и экзотичной женщины: поглядев на ее руки, Винтер увидел, что пальцы у жены наркома толстые, как сосиски.
Впрочем, на них сверкали такие внушительные кольца, что человек более чуткий к проявлениям богатства, чем режиссер, преисполнился бы отчаянной зависти и, пожалуй, даже решил бы, что Нина Фердинандовна вообще редкостная уродина, но ей несказанно повезло.
– Присаживайтесь, пожалуйста… Степан Сергеевич! – крикнула она, обращаясь к маячившему за дверью не то секретарю, не то охраннику. – Когда придет Роза, скажите ей, чтобы подождала меня… Это моя маникюрша, – пояснила она Борису, любезно улыбаясь. – Кажется, мы с вами встречались на премьере «Рожденного бурей»… Ах, это был не ваш фильм? Тем лучше: мне он не понравился. – И она звонко рассмеялась.
«Ах, чертовка, – невольно подумал восхищенный режиссер. – Чертовка! Потрясающая шея, и грудь наверняка тоже… То, что надо для фильмы. Стоп… она ведь еще не дала своего согласия…»
И он, подавшись вперед, с увлечением заговорил о своем проекте. Его глаза блестели, он чувствовал себя в своей стихии и видел, что Нина Фердинандовна, явившаяся с намерением поставить его на место, начинает смотреть на него с интересом.
Он обрисовал перед ней блестящие перспективы.
Съемки в Ялте, погони, приключения, роковая светская львица, зловещая организация, которая втягивает ее в свои козни и заставляет влиять на ее брата-миллионера…
– Да это настоящий боевик! – воскликнула Гриневская, не удержавшись. – Его даже в Европу можно будет продать…
Борис признался, что это его мечта, но пока – пока есть только либретто и желание сделать хороший приключенческий фильм.
Нина Фердинандовна стала расспрашивать его об актерах; он назвал Голлербаха, Еремина, Лавочкина. Ни одно из этих имен не вызвало у нее возражений.
Поняв, что его предложение всерьез ее заинтересовало, Борис решил рискнуть и признался, что хотел бы начать съемки в мае, в крайнем случае – в июне.
Это означало, что сценарий не только должен быть написан в ближайшие несколько недель, но и утвержден руководством кинофабрики, а также вышестоящими лицами.
– Хорошо, – сказала актриса, загадочно улыбаясь. – Я подумаю…
Борис оставил ей либретто и, откланявшись, удалился, а Гриневская достала мундштук, в задумчивости выкурила папиросу, потом придвинула к себе телефонный аппарат и стала обзванивать знакомых, чтобы навести у них справки о Винтере.
Он произвел на нее хорошее впечатление, но жизнь научила Нину Фердинандовну никогда не доверять впечатлению, и тем более – первому.
Через пару часов она знала о своем госте столько, что при желании вполне могла бы написать о нем роман.
Бывший боксер, воевал на стороне красных, после революции работал в театре и оттуда попал в кино, курит трубку, женат, налево не ходит, единственная дочь больна чем-то вроде рахита; жена с виду никакая, но на самом деле все примечает и за своего Бореньку любого загрызет и порвет. Но тут вернулся домой нарком Гриневский, и Нине Фердинандовне пришлось прервать свое увлекательное исследование.
О проекте
О подписке