В эти дни Эля и Влада любили собирать уже выросшие ландыши. Эти цветы любили все в семье. Они отличались от других первоцветов своим чудесным запахом: вкусным, резким, необычным. Ландыши подкупали своей нежностью, чистотой, девственностью. К ним присоединялись и Катя со Славиком, их верные друзья. Все любили рвать и другие полевые цветы, которые росли повсюду: ромашки, васильки, цветки клевера-кашки, такие мягкие и душистые, вьющиеся цветки полевого горошка, пастушьей сумки, цветки жёлтой мохнатой пижмы с круглыми мягкими головками и высокие и прямые, как стрелы, розовые цветки Иван-чая.

Потом, прибегая на дачи, ребята делали из них букеты, которые, правда, подолгу не стояли в воде. Ведь это были полевые цветы! Но радость при взгляде на них возникала у всех.

Это было время бабочек с лёгкими бархатными крыльями, время стрекоз с их вытаращенными глазами и прозрачными, как слюда, быстрыми овальными крыльями. А трава была такая высокая! Роса по ней скатывалась крупными каплями-бусинами, медленно стекая на землю. Это было время, когда «деревья были большими»!

Ребята ловили сачками прыгающих в траве зелёных кузнечиков, таких ловких и быстрых. Поймав, радовались своей добыче, как могут радоваться только дети. Сев потом на скамеечку, они с восхищением рассматривали свой улов. Пойманных бабочек дети потом зарисовывали в альбомы, расцветки их крыльев были у всех разные и неповторимые. Это было время, когда трава доставала выше колен, полевые цветы дурманили своими запахами, а пролетающие мимо огромные шмели казались величиной с воробья.

Эля с Катей зарывали в земле «секретики», сделанные из лепестков цветов, блестящих конфетных обёрток, разноцветных камешков, фольги, перламутровых пуговок и других блестяшек, закрывали их стёклышком, засыпали их сверху землёй и травой, а потом заставляли Славика искать их. Слава выполнял задания подруг с большим усердием. Все вскрикивали от счастья, когда «секретики» находились, испытывая щенячий восторг!

Эля и Влада весь день были на воздухе. Как-то Славик предложил сходить всем вместе на дальние дачи, расположенные ближе к Таманской улице, и поиграть в пинг-понг. Там находились большие дачи с длинными круговыми верандами, на которых стояли пинг-понговые столы. В их дачах таких веранд не было. Катя и Эля запищали:

– Да мы и играть-то не умеем!

– Ничего, научитесь! Это не такое уж трудное дело, – парировал мальчик, немного строя из себя героя.

Эля быстро побежала домой, чтобы сообщить маме об их затее.

– Отпускаю только вместе со взрослыми! Можете заблудиться. Да и собак бродячих везде полно бегает.

– Мамочка, да что ты! – почти заплакала обиженная Эля, – мы уже не маленькие!

Никаких взрослых, разумеется, не нашлось, все были на работах, многие дети сидели на дачах с бабушками, которым было трудно идти далеко в такую жару. Рите пришлось идти вместе с ребятами. На обратном пути, предварительно захватив с собой надувные нарукавники, все весело втроём плескались в воде Бездонного озера.

Вода в озере была очень тёплая, но мутная и грязноватая. Но этого дети не замечали и радостно бултыхались в ней, прыгая в воду с небольшого бугорка из песка. Рита внимательно смотрела за каждым ребёнком, понимая всю ответственность доверенного ей дела.

– Осторожно! Прыгайте по очереди! Не толкайтесь! – только и кричала она детям с берега. – Все выходим на берег! Много раз повторять не буду, иначе не возьму вас купаться в следующий раз, – пугала Рита, сама не веря своим угрозам.

Вернувшись на дачу, Славик вбежал по ступеням к себе на второй этаж, за ним, запыхавшись, забиралась наверх и Эля. Дело в том, что в его мезонине, в клетке, которая находилась в углу комнаты, жил прелестный белый кролик, которого подарили сыну родители на день рождения. Слава не ленился и подолгу рвал для своего питомца его любимый корм – листья одуванчиков, которые кролик молниеносно съедал и с нетерпением ждал следующей порции лакомства.

Ещё с малых лет мальчик любил всё живое вокруг: собак и кошек, хомяков, лягушек и даже муравьев. Муравьёв он мог рассматривать часами, оберегая их песчаные горы-муравейники. Слава глубоко вникал в жизнь насекомых и птиц, всех ползающих и летающих, так что вопросов у ребят о подарке ему на день рождения не возникало: естественно, книга о животных.

Он был очень увлекающимся человеком, добрым, мягким и отзывчивым. Славик с Владой и Элей жили в одной даче и вечерами дружно перестукивались перед сном через деревянную стенку. Это означало какой-то добрый знак, пожелание спокойной ночи.

Девчонки, как частенько бывает, иногда не ладили между собой, в чём-то мелком завидовали друг другу, бывало, даже ссорились по пустякам. Как-то Катя в разговоре с Элей произнесла:

– Вот какое у меня красивое имя: Е-ка-те-ри-на! Так называли королев в прошлые времена. А твоё имя – Эля, какое-то невзрачное, короткое, невыразительное.

Эля чуть не задохнулась от таких нападок:

– Как это невзрачное? Неправда! Мое полное имя – Эвелина. Оно подходит для принцесс и балерин и очень украшает молодую девушку, оно мягкое и тёплое, – произнесла взволнованно Элечка и в конце добавила: – К тому же оно редкое! А Кати на каждом шагу встречаются, так объясняла мне мама.

– Ой-ой-ой! – вскрикнула Катя, – принцесса какая нашлась! Где ж твой принц-то?

– Девочки, не ссорьтесь! Не имя красит человека, а человек имя, – строгим голосом, но как всегда доброжелательно произнёс Славик, поправив на переносице круглые очки, – имена у вас красивые! И дело совсем не в имени.

Время летело. Дети росли быстро, всё так же собирались друг у друга на дачах, бегали на речку, иногда ссорились, но не надолго. Они уже по мере роста могли одни свободно ходить по посёлку. Рита уже не сопровождала их нигде, только вдогонку еле успевала кричать:

– Эля, не забывай, кругом много крупных борщевиков растет! Они жалят, если дотронуться, не прикасайся к ним! Осторожно!

Эля издалека отвечала:

– Не беспокойся, мама! Я помню.

Ребята ходили в кинотеатры, которых в дачном посёлке было два: один закрытый, другой открытый, находящийся на воздухе. Сидеть в открытом кинотеатре было приятно. Кругом росли высокие вековые сосны, около которых валялась масса шишек, веял свежий вечерний воздух с реки, а над головой – купол тёмного ночного неба, усыпанного звёздами. Это ли не романтика! Если начинал накрапывать дождь, над сидящими на лавках зрителями натягивали крышу из брезента, что придавало происходящему ещё больше экзотики.

Но постепенно год за годом подросшие друзья уже не так часто могли встречаться на дачах, дел и у них и у их родителей прибавлялось, да и в государстве многое менялось прямо на глазах.

Времена менялись. А с ними становился другим и Серебряный Бор. С каждым годом государственных дач становилось всё меньше и меньше. Какие-то дачи ещё оставались, но они ветшали, их никто не ремонтировал. Многие совсем разрушились, в них уже невозможно стало жить.

Постепенно стали сносить эти дачи и расчищать площадки под строительство новых дач – особняков. Такова стала политика государства: продажа и стройка дач за свои деньги теперь разрешалась! На новых местах строились дорогие собственные дачи, принадлежащие уже одной семье.

Последнее школьное лето оказалось необычным. Ребята переходили в 11 класс, их дачи ещё не снесли, но ремонтировать их никто не собирался. Они доживали свой век. Менялась и жизнь друзей. Кто бы мог знать и предположить, что многое в жизни ребят изменится?

* * *

В конце июня неожиданно для всех Слава приехал на дачу не один, а со своим двоюродным братом Максимом. Его отец был военным лётчиком, он служил сначала в Забайкальском военном округе, потом в Армавире, и в конце службы его перевели в Москву. Максим был сыном родной сестры мамы Славика, и она пригласила его пожить на даче в Серебряном Бору этим летом.

Максим очень отличался от московских друзей: Славы, Кати и Эли. Во-первых, он был на полгода старше ребят, выглядел внешне гораздо взрослее и был выше Славы почти на голову. Он был очень серьёзен в разговорах и в своём поведении. Максим не был избалован, как столичные подростки.

Помимо того, что Максим был высок ростом, его отличали накачанные мускулы, мужественное выражение лица и какой-то необычный шарм, который ещё не сильно проявлялся в его юношеской натуре, но уже был заметен.

Внутри него сидело неподдельное, видимо, врождённое благородство и уважительное отношение к окружающим людям. Ребята сразу отметили его незаурядность и внутренний магнетизм. Странно, что он был чуть старше ребят, но внешне и, пожалуй, даже внутренне очень отличался от них.

Ребята-москвичи, приятели по даче, даже не размышляли о своих будущих профессиях, а Макс уже знал, кем он хочет стать, и уже в это последнее лето уделял время подготовке к поступлению в военное лётное училище.

Стать он хотел непременно лётчиком, как и его отец. Разумеется, также на него повлиял и образ жизни в военных городках, где жили лётчики. С малых лет он слышал от отца, от его друзей-сослуживцев, от матери разговоры о полётах, подготовке к ним, часто бывал на аэродромах, куда отец стал брать его, когда сын подрос.

Всё в жизни Максима и его родителей было спланировано, переезды в другие города никто не воспринимал трагически, к новым школам Максим быстро привыкал. Он не был приучен к капризам, лишним вопросам, нытью и лени. Раз отцу велели переезжать, значит, так надо. Никаких споров никогда не возникало.

В это лето Максиму предстояло подтянуть свою физическую форму, укрепить здоровье, поднакачать мышцы на турнике. В его планы входили и длинные пробежки. Славик только рот открывал от удивления, что Максим совсем не такой, как его друзья в школе и на даче. Он помнил Макса совсем маленьким, когда тот с семьёй приезжал к ним в гости в Москву. Тогда он ему казался обычным мальчиком, с которым Славик дружно катал машинки на полу и собирал лего. Ничего необычного в нём не было.

Потом как-то раз они семьями отдыхали в Крыму, в Судаке, тогда Славе очень понравилось, как бесстрашно Максим нырял со скалы и умел быстро, профессионально плавать.

Пока они с Максом были одни на даче, девчонок что-то задержало в Москве. Прошлой осенью Влада поступила в химический институт, пошла по стопам мамы. Никто ей ничего не советовал, не наставлял, не помогал с выбором будущей профессии.

У Влады была теперь своя студенческая жизнь, и она стала меньше интересоваться жизнью младшей сестры. Но по-прежнему любила поддразнивать Элю. Как-то, увидев сидящую перед зеркалом Эвелину, она громко вскрикнула:

– Ну, хороша, хороша! Сколько можно любоваться собой? Лучше бы книжку почитала!

Эля фыркнула в ответ, обиделась и быстро закрыла дверь в свою комнату. Несколько прядей её волос были покрашены розовым цветом и красиво свисали на лицо. Это тоже почему-то не нравилось Владе, и она частенько критиковала сестру:

– Ну, прямо Барби! Вся в розовом! Думаешь, это очень красиво?

Эля начинала злиться и кричала на всю квартиру:

– Мам, ну что Владка меня дразнит! Всем нравятся мои пряди, в школе не ругают за них.

– Девочки, не ссорьтесь! И правда, Эля, хватит, наверное, красить волосы, эпатировать публику.

– Сейчас так модно! Вы не понимаете! Забыли, наверное, какими были в свои 17 лет?

Мама вдруг вспомнила, как в 8 классе Влада коротко остриглась, отрезав безжалостно свою длинную красивую косу. «Тоже выпендривалась, как Эля», – подумала Рита.

Но ей некогда было предаваться воспоминаниям: Герман опять собирался уезжать в длительную командировку, Рита нервно собирала его вещи в чемодан.

– Ты хоть позвони, как долетишь, – стонала жалобным голосом женщина, – неужели нельзя было отказаться? Девочки сейчас в таком трудном возрасте, особенно Эля, они скучают, нужно влияние отца. Сейчас тяжёлые времена, полно подруг в школе, которые плохо влияют на девочку, а Влада совсем не обращает внимания на сестру, у неё свои проблемы.

– Что ты говоришь, Рита? Времена всегда трудные! У меня такая работа. Неужели ты не привыкла за столько лет? Да и потом, у них есть мать, которая всегда находит общий язык с дочерьми! – громко прокричал Герман, нервно пытаясь перед зеркалом завязать тугой узел на модном полосатом галстуке.

Рита вся сникла. Почему Герман не понимает, что у неё тоже есть работа? Причём не лёгкая, а связанная с вредностью для здоровья: ведь недаром ей и другим сотрудникам выдают бесплатно пакеты с натуральным молоком. Она смиренно, затаив обиду, собирала чемодан мужа, как это делала уже много раз. Герман видел её настроение, но делал вид, что всё нормально, и, чмокнув всех домашних в щёчку, спокойно отбыл в аэропорт.

«Хорошо, что девчонки уже подросли, у них масса своих проблем, – думала Рита, – не надо, чтобы они видели меня расстроенной», – думала про себя Рита. Приведя себя в порядок, убравшись в доме, она начала сборы на дачу.

«Уже июнь скоро закончится, а мы никак не выберемся на дачу. Наверное, это последнее лето, когда нам можно пользоваться этой дачей. Она вся разваливается на глазах, надо ехать, девочки должны подышать воздухом», – подумала заботливая мать.

– Влада, Эля! Собирайтесь! Хоть ненадолго выберемся на дачу, я специально взяла две недели от отпуска! – прокричала Рита, надеясь, что её слышат девочки.

И тут сестры выскочили из своих комнат.

– Да, мама, надо ехать, – произнесла Влада, немало удивив этим мать, – сессия моя закончилась, я сильно устала, там хоть отосплюсь.

– Ура! – вскрикнула радостно Элечка. – Наконец-то! Как давно мы там не были. Я созванивалась с ребятами, они уже неделю там.

– Ну вот, как хорошо. Я поведу машину, ключи нам папа оставил. Холодильник для бабушки я забила продуктами, осталось по пути где-нибудь кваса купить: сделаю окрошку!

– Вот на кругу и купим! Там всегда бочка с квасом стоит, забыла? Только бидон нужно взять, – вставила своё слово обрадованная Влада.

Они погрузили в старенький «Ниссан» много пакетов с едой, удобно уселись по местам, и Рита нажала на газ. Надо отдать ей должное – рулить она любила, научилась вождению ещё в студенческие годы и чуть позже развозила своих дочек на гимнастику, музыку, в бассейн, к врачам и в гости. Рита гордилась своими дочками: обе выросли красивыми, высокими, стройными и самостоятельными.

Единственное, в чём Рита немного упрекала себя, что Эля не успевала заниматься рисованием, к чему её тянуло. Но что уж теперь говорить, зато музыкальную школу закончит в следующем году. Этим доводом она утешала себя, любовно смотря на дочек в зеркало.

Рита ещё радовалась и тому, что когда старшая дочь закончит институт, она сможет устроить Владу к себе в НИИ и, наверняка, со временем она втянется в работу, а может, и полюбит её.

Так размышляла про себя Маргарита, пока не подъехали к знакомому мосту через реку, ведущему в Серебряный Бор. Проблемы постепенно стали улетучиваться из головы молодой женщины, она улыбнулась, глядя на гладь речной воды и проплывающие по ней прогулочные теплоходы и катера. Немного уставшие в пути, девчонки выпрыгнули из машины, поправили свои измятые в пути юбки и кинулись к своей даче.

Вот и любимый куст бузины! Как рос сто лет на одном месте, так и растёт. Ягоды уже начинали наливаться соком, но красными ещё не стали, рановато им было. Но куст всё равно был очень живописен!

Вступив на крыльцо, все сразу заметили покосившиеся перила, облупленные стены дачи и поломанную ступеньку крыльца, почти превратившуюся в труху. Но это всё мелочи, главное, дом стоит, мама открывает ключом дверь на застеклённую веранду, вся мебель и кровати стоят на своих местах. Живи не хочу!

Побросав свою поклажу на пол, даже не посидев на диванчике в углу терраски, где всегда на журнальном столике валялась масса интересных журналов мод и брошюр с кроссвордами, Эвелина выскочила на улицу.

Солнце светило в глаза, запахи от распустившихся сирени и черёмухи кружили голову. Сво-бо-да! Сейчас все помогут сделать маме окрошку и можно лечь в гамак, который повесили между двух сосен. Эля прихватила с собой книгу: она давно хотела почитать какой-нибудь роман Джейн Остин. Книгу ей посоветовала Влада, рассказывая о том, что в книгах писательницы много приключений и любви. Это то, что надо девчонке в её возрасте.

Лёжа в гамаке, Эля открыла книгу, предвкушая приятное чтение. Но не тут-то было! Вдруг со второго этажа из мезонина выглянули две физиономии: одна Славика, вторая ещё какого-то парня.

Слава радостно закричал:

– Привет, подруга! Что так поздно приехала? А мы тут с братом вдвоём сидим, чаёвничаем. Поднимайтесь к нам, познакомлю вас.

– Привет! – восторженно