Не обращая внимания на посетителей, Эймерик подошел к единственному свободному столику и пригласил отца Арнау садиться. У засуетившейся трактирщицы он заказал тарелку ягненка под сливками, хлеб и кувшин с вином Caricena. Потом повернулся к инфирмариусу.

– А теперь расскажите мне все, что знаете, – просто сказал он.

– Я не так много могу добавить, – отец Арнау прищурился, будто пытаясь что-то припомнить. – Я говорил о трупах, найденных у цистерны. Их было три. У всех одинаковые лица по разные стороны головы. Отец Агустин разрешил их вскрыть, потому что посчитал чудовищами, но в их телах не обнаружилось ничего необычного. Цирюльник, который их анатомировал, как положено, ни в голове, ни в грудной клетке, ни в животе не увидел никаких органов, отличающихся от описанных Галеном^[19].

– Когда младенцев нашли?

– Первого в 1349 году, через год после Великой чумы. Других – в течение следующих двух лет. Всех – в конце сентября – начале октября, незадолго до праздника в честь Девы Пилар.

– У вас есть какие-либо предположения? – спросил Эймерик, подумав несколько секунд.

– У меня – нет. Они были у отца Агустина. Когда нашли первое тело, он намекнул, что это связано с заменой воды в цистерне за несколько месяцев до случившегося.

– Замене воды? О чем вы?

– Вы знаете, что во время эпидемии «черной смерти», когда придворные умирали десятками, многие тела сбросили в этот колодец, а вход к нему замуровали. Однако через несколько месяцев король Педро приказал открыть проход, вычерпать воду, достать тела и похоронить то, что от них осталось. Работы заняли много времени, потому что колодец действительно огромный, глубиной больше двенадцати вар^[20]. Когда все было закончено, его снова наполнили водой. Но не из Эбро, потому что туда тоже сбрасывали трупы. А принесенной откуда-то с гор.

– И отец Агустин считал, что это важно?

– Я слышал, как он говорил, будто между уродливыми младенцами и заменой воды может быть связь. Дьявольская связь. Но отец Агустин не удостоил меня своим доверием. Да и вас тоже, насколько я могу судить, – улыбнулся отец Арнау.

– Он не доверял никому, и, я думаю, был прав, – Эймерик оторвал кусок ягненка и помахал им в воздухе. – Хватит об этом. Расскажите, что вы знаете об обнаруженных предметах.

– По словам одного охранника, это терракотовые вотивные лампы. Но от отца Агустина я ничего не слышал.

– Да из вас только клещами чего-нибудь и вытянешь, – фыркнул Эймерик. Потом резко отодвинул тарелку, наклонился над столом и подался вперед: – Итак, скажите честно. Что вы от меня скрываете?

– Почему я должен что-то от вас скрывать? – выражение лица отца Арнау стало еще более ироничным.

– Потому что вы человек благоразумный, даже слишком благоразумный, в меру откровенный, в меру разговорчивый. Вы уже два раза пытались убедиться в законности моих полномочий и старались выяснить, в какой степени мне доверял отец Агустин. Ваша осмотрительность не может быть связана с обнаружением трупов уродцев. Еще в самом начале нашего разговора я сообщил вам, что тоже нашел младенца. Не может она быть связана и с вотивными лампами, ведь сами по себе они ничего не значат. Есть что-то еще, и сейчас вы должны мне это сообщить.

Отец Арнау внимательно посмотрел в глаза Эймерику; морщинки на его лице разгладились.

– Не знаю, утвердят ли ваше назначение, но если да, то вы, без сомнения, станете величайшим инквизитором. Поздравляю, теперь я буду называть вас «магистр».

– Называйте меня, как хотите, главное – говорите. Я слушаю.

– Хорошо, – вздохнул отец Арнау. – После того, как обнаружили третьего младенца в прошлом году, отец Агустин очень разволновался. Он спросил меня, видел ли я когда-нибудь огромную женскую фигуру в небе над городом… Что с вами?

Эймерик побледнел. С силой ударил кулаком по столу, посуда зазвенела. Увидев, что сидевшие рядом мудехары удивленно на него поглядывают, постарался взять себя в руки. И все же, когда заговорил, его голос звучал хрипло.

– Я потом вам скажу. Что вы ответили отцу Агустину?

Отец Арнау на мгновение замолчал, пытаясь обуздать собственное любопытство. Потом начал.

– Что плебеи Сарагосы видят Деву Пилар чаще, чем воруют. Он ответил, что это никак не связано с появлением младенцев. По крайней мере, эта Дева тут ни при чем. Потом добавил, будто про себя, что это колдовство остановят только костры. Но что делать, если колдуны живут прямо в королевском дворце? Прямо так и сказал. В королевском дворце. Теперь вы понимаете, почему я не хотел говорить об этом, магистр.

Вполне овладевший собой Эймерик сделал несколько глотков вина. Потом ледяным взглядом смерил сидевших за соседними столами – так, что они сочли за лучшее отвернуться.

– Понимаю, – вполголоса ответил инквизитор. – Вы больше ничего у него не спрашивали?

– Нет. Тема слишком щекотливая, и отец Агустин был потрясен. Иначе он не проронил бы ни слова.

– Что вы еще знаете?

– Ничего. Обычно я встречал отца Агустина, только когда меня вызывали, чтобы дозировать пытки подозреваемым. Но это случалось очень редко, – отец Арнау хитро прищурился. – А теперь ваша очередь рассказывать.

Эймерик задумался – вот наглец. А вдруг он сочтет его сумасшедшим? Немного поразмышляв, инквизитор пожал плечами.

– Как раз вчера я видел в небе фигуру женщины размером с гору. Поверьте, я не наивный человек и мне не видятся святые на каждом шагу. Я бы списал это на обман зрения, если бы глянул на небо случайно, а не по указке женщины, – Эймерик испытующе посмотрел на отца Арнау, стараясь понять, не считает ли тот, что его собеседник не в своем уме, но лицо лекаря было непроницаемо. – Так что вы на это скажете?

– Воздух, – начал тот с очень серьезным видом, – особенно если он совершенно прозрачный, что естественно в это время года, иногда увеличивает и изменяет форму предметов, как поверхность воды. Этим можно было бы объяснить увиденное вами, но так как случай оказался не единичным и отец Агустин тоже говорил о подобном явлении, остается лишь выбрать из двух гипотез.

– Каких?

– Когда происходит событие, которое ни один смертный не может объяснить, за ним стоит рука Бога или его врага. Выбирайте.

– Я не вижу здесь руки Бога, – резко ответил Эймерик. Отодвинул тарелку и поднялся на ноги. – Возвращайтесь к выполнению своих обязанностей. Я постараюсь добиться приема у хустисьи. Потом я вас вызову.

– Буду с нетерпением этого ждать, – тоже поднимаясь, заверил отец Агустин. – Через несколько часов вы узнаете, назначат вас великим инквизитором или нет. Желаю удачи.

– Я уже великий инквизитор, – четко выговаривая каждое слово, ответил Эймерик. – Нужно лишь добиться, чтобы хустисья подчинился моей власти. Но ваше пожелание принимаю в любом случае.

Они оставили несколько монет на чай и вышли из таверны. Отец Арнау направился к Альхаферии. А Эймерик двинулся на юг города, обходя стороной темные переулки мавританского квартала. Из-за этого пришлось идти по грязной широкой дороге, ведущей к рынку, и пробираться через шумную толпу собравшихся здесь людей. Повсюду стояли лотки, от ремесленных лавочек тянулись прилавки, путь преграждали то непомерно нагруженные мулы, то свиньи, копающиеся в грязи; под ногами крутились бегающие без привязи собаки. Крики, ругательства, приветствия на арабском, на каталанском, на арагонском диалекте вместе с грохотом телег и ревом ослов оглушали любого прохожего, который просто хотел дойти до конца улицы.

Раздражение, охватившее Эймерика поначалу, сменилось облегчением, когда он понял, что в этой огромной толпе почти наверняка останется незамеченным. Но для него – человека, который с радостью жил бы вдали от людей, – было невыносимо чувствовать, как руки нищих то и дело тянут его за рясу, слушать жалобы фальшивых калек, грубые крики толпы, собравшейся у позорных столбов с пойманными воришками. От досады он специально наступил на бросившегося ему в ноги попрошайку, правда, тут же ощутил тягостное чувство вины.

С Божьей помощью инквизитор все же добрался до дворца хустисьи, трехэтажного неуклюжего здания, украшенного лишь зубцами и широкой лестницей. У ее подножия с обеих сторон стояли палатки из досок и полотна, где жили беглые преступники и бродяги, которые пользовались неприкосновенностью этого места и содержались здесь из милости Господа. Охранял дворец небольшой отряд упитанных солдат, игравших в карты чуть поодаль, перед сторожевой будкой.

Несколько слуг в ливреях наблюдали, как Эймерик поднимается по лестнице. Наконец один из них подошел к инквизитору.

– Прошу прощения, отец, но простые монахи должны входить через боковую дверь. Там вы увидите кухню, где найдется что-нибудь для вас и ваших бедняков.

Эймерик пришел в ярость.

– Я не простой монах, – только усилием воли ему удалось сохранить спокойный тон. – Я доминиканский инквизитор. Доложи обо мне своему хозяину.

Слуга, который был намного старше Эймерика, казалось, заволновался.

– Поверьте, отец, моей вины здесь нет. Я хороший католик, но указания на этот счет очень жесткие.

– Может, я плохо объяснил, – вздохнув, произнес Эймерик преувеличенно спокойным голосом. – Я отец Николас Эймерик, великий инквизитор королевства. Теперь делай то, что должен.

– Великий инквизитор? – засмеялся второй слуга. – Разве он не умер буквально вчера?

Эймерик подошел к нему и схватил за широкий ворот ливреи.

– Слушай меня внимательно и не заставляй повторять. Тот, кто препятствует инквизитору, подлежит аресту и отлучению от церкви. Если ты сейчас же не выполнишь мой приказ, через час окажешься в башне Альхаферии и в следующий раз увидишь солнечный свет, когда будешь совершенно седым. Если вообще увидишь.

С этими словами Эймерик слегка оттолкнул слугу. Тот растерянно посмотрел на старшего товарища, моргнувшего в знак согласия, и исчез в дверном проеме. Эймерик последовал за ним, не ожидая приглашения. Остановить его никто не осмелился.

Огромный холл с изысканным кессонным потолком из эбенового дерева поражал великолепием. Напольную плитку покрывал ковер из лепестков свежих цветов, чей аромат наполнял всю залу. Внизу виднелся лес тонких колонн, сквозь них просматривался большой внутренний дворик, оживленный фонтанчиком. Оттуда исходил приглушенный свет, к которому добавлялось мерцание свечей в настенных подсвечниках, висевших между каскадами гобеленов и красочными картинами на религиозные темы.

Эймерик остановился в центре зала и стал наблюдать, как снуют туда-сюда, выполняя свою работу, слуги, криадо, служанки, капелланы, входящие и выходящие в многочисленные боковые двери. Слуга, которого ему пришлось припугнуть, вернулся не скоро.

– Моссен, граф де Урреа, возможно, примет вас, – наконец объявил он без особого почтения в голосе. – Однако вам придется набраться терпения и подождать, пока он оденется и закончит с неотложными делами.

Эймерик ограничился кивком. Еще немного постоял на месте, скрестив руки. Потом, видя, что ожидание затягивается, сел на сундук и принялся разглядывать убранство зала и беспрестанно бегающих в разные стороны слуг.

Когда городские колокола зазвонили в шестой раз, инквизитор начал терять терпение. Он поднялся и стал без цели ходить по залу, то и дело заглядывая во внутренний дворик или подходя к воротам. Из кухонных помещений, которые, видимо, находились справа за стеной, поползли запахи специй и мяса. Кучки richs homens, вассалов, писцов Казначейства, рыцарей, столовавшихся в доме хустисьи, вместе со свитой без колебаний заходили во внутренний дворик. Кое-кто из них бросал на инквизитора любопытствующие взгляды и с жалостью улыбался.

Эймерик устал и разнервничался. Он чувствовал почти физическую боль от растущего внутри яростного негодования. Но уходить не собирался, считая, что для него будет еще более унизительно, если придется предпринять вторую попытку. Нет, он уйдет отсюда только после того, как ему окажут должное уважение.

Так прошел еще почти час. Наконец, когда в опустевшем холле Эймерик остался один, из внутреннего дворика вышел раб-мавританец и направился к инквизитору.

– Это вы тот доминиканец, который просит аудиенции у хустисьи?

– Ты видишь здесь других доминиканцев? – холодно спросил Эймерик.

– Хозяин просит вас следовать за мной. И еще он просит вас быть кратким, так как его ждут за столом. Вы можете поесть на кухне.

– Идем, – сказал Эймерик, грозно сверкая глазами.

Они пересекли внутренний двор и поднялись по мраморной лестнице. Раб почтительно открыл обитую зеленым бархатом дверь и пропустил Эймерика вперед.

Инквизитор зашел в зал в стиле мудехар, украшенный мавританской лепниной замысловатого рисунка и глазурованными керамическими плитками. На потолке с потрясающими есериями^[21], почти таком же высоком, как в холле, лежала лазурная тень от блестящих плиток пола.

Граф Жакме де Урреа, хустисья, невысокий крепкий мужчина за пятьдесят, восседал на диване в дальнем конце зала в окружении дам, одетых в широкие блузы с открытыми плечами и пышные шелковые юбки. Из высокого воротника его камзола выглядывала голова необычно вытянутой формы, макушку которой венчала корона из редких волос, все еще сохранивших цвет воронова крыла. Томные зеленые глаза миндалевидной формы выделялись на очень смуглой коже. Граф бросил на инквизитора равнодушный взгляд.