Всё в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенный,
И слезы девы воспаленной,
И трепет ревности моей…
А. С. Пушкин
18.03.1966
Пятилетний сын Высоцкого огорошил вопросом:
– Надо же, наконец, выяснить, кто ведет поезд: машинист или коммунист?
Либо врет отец, либо сын – Бисмарк.
15.06.1966
Выпустили «Галилея». Вчера Высоцкий играл превосходно. 3-я, 8-я и 9-я картины – просто блеск.
Но сегодня играл Калягин. Первый раз, как будто в 100-й; успех такой же.
Неужели каждый может быть так легко заменен? Страшно. Кому тогда все это нужно? Не могу смотреть Калягина… Высоцкий мыслит масштабно. Его темперамент оглушителен.
23.06.1966. Тбилиси. Гастроли
Были в гостях в загородном доме у Медеи. Высоцкий и Епифанцев чуть не утонули в Куре. Не могли спуститься по скалам. Высота[1] уверяет, что видел рядом змею.
05.11.1966
Сейчас поеду на «10 дней». Будет Дин Рид… Дина вызвал Гоша[2] на сцену, и они крепко расцеловались. Толпа завопила: «Гитару Дину!», «Браво!». Мы стояли, оплеванные его успехом. Зоя[3] передала слухи из кабинета главрежа: «Дину понравился «Пьеро»[4]. Я: «Не буду теперь ни с кем здороваться».
Пел. Хорошо, но не более. Чего-то мне не хватало. Самобытности либо голоса. В общем, Высоцкий успех имел больший. Дин сказал: «Режиссер и артисты, совершенно очевидно, люди гениальные». Вообще он прекрасный парень.
07. 11. 1966
Вчера, т. е. 6-го, собирались у нас. Индейка, купаты. Я распинался, чтоб всем было хорошо. Высоцкий уехал в 1.30.
Спектакль «Десять дней, которые потрясли мир», поставленный в середине 60-х главрежем «Таганки» Юрием Любимовым по мотивам книги Джона Рида, вовлекал зрителя в свое действо уже перед театральным подъездом, где начиналось представление.
23.01.1967
ВТО. Я и Венька[5] отпросились у жен. Банкет устроен Высоцким.
Говорили: о сказке, об устройстве на работу Люси[6], о каком-то сценарии для нее – может быть, самим придумать.
Новое дело у меня в жизни – долг перед Люсей, надо что-то сделать для нее.
10.02.1967
Левина из разговора с Любимовым в машине об артистах.
– Забурели артисты, забурели, даже Высоцкий. Единственный, пожалуй, кто держится, – Золотухин.
Очевидно, она не сказала вторую половину фразы:
– Пока не сыграл Кузькина.
Любимов:
– Вчера были очень уважаемые люди из Франции и сказали, что монахи в шестой картине не действуют, не тянут, занимаются показухой.
– Премьер Италии сказал, что артисты забурели.
– Зажрались… формализм… не общаются… не по-живому…
Любимов:
– Володя, сегодня буду смотреть, острее тяни существо проблемы.
23.02.1967
Мне сейчас впору начинать гениальный роман, но я подожду, не к спеху, успею; и хоть мне уже скоро долбанет 26, сохраняю веру и надежду – никто и ничто не может запретить мне мечтать.
Давал читать «Стариков» Высоцкому. «Очень б… понравился… и напечатать можно».
15.04.1967. Ленинград
Телеграмма Сегелю: «Порядок, буду 19 24 21 привет Высоцкого».
– Володя, не забудь поговорить о моем деле.
30.05.1967
Завтра творческий вечер Высоцкого. Это главная забота.
26.08.1967.
Ночевал Высоцкий. Жаловался на судьбу:
– Куда деньги идут? Почему я должен вкалывать на дядю? Детей не вижу. Они меня не любят. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину… Орут… Совершенно неправильное воспитание.
03.06.1967
Банкетное похмелье. Вчера 200-е «Антимиры». Тяжело утром. Спал на кухне. Долго курил, пил, думал про отца. Сходил к бочке. Высоцкий ручку подарил. «А мне подарить некому – Шекспир умер» – несколько похоже. Спичкой подогреешь – пишет, застынет – охладеет. В ссоре с женой два дня.
Банкет. Смотрю. Рассматриваю. Одиночество. Каждый жутко одинок. Особенно заметно это, когда люди собираются на какое-нибудь торжество. Высоцкий поет. Все счастливы. Додина кормит с ложечки Р. Быкова. Он глупо смотрит на Высоцкого, улыбается и открывает машинально рот, не глядя, что ему суют.
04.071967
Вечером позвонил Гутьеррес[7]. Пригласил в ВТО. Марина Влади. Роли, водка. Поехали к Максу[8]. Пили джин со льдом, пели песни. Сначала Высоцкий свои, потом я – русские, и все вместе – тоже русские.
Марина пела песни с нами, вела подголосок – и так ладно у нас получалось, и всем было хорошо.
09.07.1967
Ничто не повторяется дважды, ничто. И тот прекрасный вечер с Мариной Влади с русскими песнями – был однажды и больше не вернется никогда. Вчера мы хотели повторить то, что было, и вышел пшик… Все уехали, опозорились с ужином в ВТО, отказались от второго, все хотели спать, канючили: «Добраться бы до постели поскорее…» А я все ерепенился чего-то, на русские песни хотел повернуть и начал было «Все пташки перепели», да пел один. Что такое? Что случилось в мире? Весь вечер я не понимал Шацкую…[9] Что такое? Ревность, что ли, какая-то странная, что не она царица ночи, что все хотят понравиться Марине, или что? Капризы, даже неловко как-то, а я суечусь, тоже пытаюсь в человеки пробиться… «Ты мне не муж, я не хочу сейчас чувствовать твою опеку, взгляды, не обращай на меня внимания и не делай мне замечаний».
А спектакль прошел прекрасно, я так волновался и так старался, что даже кой-где поднаиграл. Рвал гармошку свою во все стороны – аж клочья летели. Американцы ручку подарили. Лез фотографироваться с М. до неприличия, надо позвонить Гаранину – подобострастные негативы уничтожил чтоб. Дурной характер, не выдержанный до конца, нет-нет, да и сорвется рука на глупость.
День моего позора. Анхель – совесть моя творческая, я всегда чувствую себя учеником, подмастерьем, оправдываюсь в чем-то и заверяю, что исправлюсь. С тоской собачьей ехал домой, плакал и рыдал в рассвет, говорил жене, что болит нога, курил, хотелось повеситься и завидовал В., который, взяв за плечи М. в цыганском платке, пошел ее провожать.
10.07.1967
Театр. Духота, теснота, одиночество.
М. Влади:
– Это была моя лучшая поездка в СССР. Я увидела «Маяковского».
Снова вдвоем – в «Антимирах». С этого спектакля по стихам Андрея Вознесенского начался на Таганке театр поэзии.
14.07.1967
Не надо вдаваться в хронологию. Черта ли с нее? Черта ли с того, что жена выскочила на Таганке, на красный свет, а я уезжал в Одессу, и меня должна была проводить. А ей М. В. не нравится:
– Бездарная баба, а вы ее облизываете все, просто противно, а ты больше всех унижался, как ты гнул спину… Я зауважала Высоцкого, он хоть не скрывает своих чувств, а ты все старался спрятать их и оттого был еще меньше, жалким…
16.071967
Высоцкий:
– Николай Робертыч! А вы пьесу пишете?
Эрдман:[10]
– Вам скажи, а вы кому-нибудь доложите. А вы песни пишете?
– Пишу. На магнитофон.
– А я на века. Кто на чем. Я как-то по телевизору смотрел, песни пели. Слышу, одна, думаю – это, должно быть, ваша. И угадал. В конце объявили автора. Это большое дело. Вас уже можно узнать по двум строчкам, это хорошо.
– Говорят, скоро «Самоубийца» будет напечатана.
– Да, говорят. Я уже гранки в руках держал. После юбилея разве… А он, говорят, 10 лет будет праздноваться, вот как говорят. Ну, посмотрим… Дети спросят.
02.10.1967
От юбилеев тошнит. Три дня занимались, не спали, писали, репетировали поздравления: Любимову – ему 30-го пятьдесят стукнуло и Ефремову – ему вчера сорок. Получилось здорово и то и другое. Петрович[11] сидел между рядами столов с закуской-выпивкой, и мы действовали для него. Прослезился, растроган. Вечером пригласил к себе меня и Высоцкого. Жена больна, к тому же Кузя[12] – поехала домой. А мне обидно невмоготу и боязно. Для чего, зачем я к нему поеду? Там высшее общество. Это что? Барская милость? Поеду – все будут знать, конечно, и перемывать кости. Но это не страшно как раз. Другое страшно: зависимость от благодушия главного и прочих сильных. Должно сохранять дистанцию и занимать свое место сообразно таланту и уму…
«Золотухин, когда берет гармошку, вспоминает свое происхождение и делается полным идиотом». Это изречение принадлежит Высоцкому.
«Высоцкий катастрофически глуп» – а это уже Глаголин.
20.10.1967
«Пугачев» – гениальный спектакль. Высоцкий первым номером. Удивительно цельный, чистый спектакль.
21.101967
Вчера Элла[13] снова сказала при свидетелях, что я буду играть Раскольникова. Высоцкий в поезде мне сказал, что он очень хочет сыграть этого человека. Думаю, что предстоит борьба, скрытая, конечно, тихая, но она состоится. Я не стану лезть на рожон, пусть сами думают и решают. Бог мне поможет.
05.11.1967
Как-то ехали из Ленинграда: я, Высоцкий, Иваненко[14]. В одном купе. Четвертым был бородатый детский писатель. Вдруг в купе заходит, странно улыбаясь, женщина в старом синем плаще с чемоданчиком и со связкой книг Ленина («Философские тетради» и пр.). Раздевается, закрывает дверь и говорит: «Я поеду на пятой полке. Это там, наверху, сбоку, куда чемоданы суют, а то у меня нет такого капитала на билет». У нас челюсти с Иваненко отвисли, не знаем, как реагировать. Моментально пронеслось в голове моей: если она поедет, сорвет нам беседу за шампанским, да и хлопоты и неприятности могут быть… Что делать? Высоцкий. Зная его решительный характер – к нему. Где-то внутри знаю: он с женщиной и вообще – человек самостоятельного действия. Решит сам. Мне же выгонять женщину безденежную жалко, совесть не позволяет, христианство, лучше это сделать невзначай как бы, чужими руками, или просто посоветоваться. Я и вышел посоветоваться. Не успел толком объяснить Высоцкому, в чем дело, – он туда. Не знаю, что, какой состоялся разговор, только минуты через три она вышла одетая и направилась к выходу. Я постоял немного, вошел в купе… посидел, и совесть стала мучить: что-то не то сделали. Зачем Володьку позвал? Я ведь знал, уверен был, что он ее выгонит. И многое другое в голове промелькнуло. Короче, я вспомнил, подсознательно конечно, что и здесь, перед своей совестью, перед ними всеми благородством можно блеснуть, и я кинулся за этой женщиной. Предложить ей хотел десятку, чтобы договорилась она с проводником. Но не нашел ее, хотя искал честно. И потом все-таки похвалился им, что, дескать, искал ее и хотел деньги отдать, но не нашел. Зная, что друг зарплату большую получил и потратит на спутницу свою, которую в Ленинград возил прокатиться, вдесятеро больше, однако не догадался он поблаготворительствовать этой женщине, а я, хоть и поздно, но догадался, и опять в герои лез, и опять хотел быть лучше ближнего своего.
10.11.1967
Жду Высоцкого из Ленинграда.
О проекте
О подписке