После принятия оперативно-розыскного законодательства оперативно-розыскная деятельность стала значительным фактом государственной и общественной жизни. Эффективность ее осуществления и перспективы последующей законодательной регламентации во многом зависят от того, насколько полно и всесторонне будут раскрыты ее природа и назначение, насколько четко будет проведено отграничение оперативно-розыскной деятельности от уголовно-процессуальной, контрразведывательной и других видов деятельности.
Раскрыть природу оперативно-розыскной деятельности весьма сложно, как справедливо отмечает И. Г. Маркушин, прежде всего, по причине сложности самого социального феномена, его многоаспектности, разнообразия внутренних и внешних связей и отношений[4]. О наиболее существенных свойствах и признаках оперативно-розыскной деятельности более определенно стало возможным судить с момента ее законодательной регламентации.
В России правовые нормы, регламентирующие розыскную деятельность, появились в более развитом уголовно-процессуальном законодательстве.
Устав уголовного судопроизводства 1864 г. значительно упорядочил деятельность полиции, осуществлявшей розыск в интересах уголовного судопроизводства. В нем содержались предписания, которые предусматривали связь розыска и уголовного судопроизводства и давали возможность составить об этой деятельности более или менее правильное представление. При этом розыскные действия гласного и негласного характера именовались дознанием (ст. 255 Устава уголовного судопроизводства). Иначе говоря, дознание по данному закону в основе своей представляло собой то, что в действующем законодательстве Российской Федерации названо оперативно-розыскной деятельностью.
Согласно п. 2 ст. 42 и ст. 251 Устава уголовного судопроизводства одним из поводов к началу рассмотрения дела мировым судьей служили сообщения полицейских. В них этому должностному лицу, как письменно, так и устно, полицейские власти должны были указывать: 1) когда и где совершено преступное действие; 2) на кого падает подозрение и какие на то есть доказательства; 3) имеются ли в виду гражданский истец или свидетели; 4) наконец, место жительства означенных лиц (ст. 50). Мировой судья вправе был при необходимости поручать полиции произвести предварительное розыскание (ст. 52).
Статья 249 Устава уголовного судопроизводства предписывала предварительное следствие о преступлениях и проступках, подсудных окружным судам, производить при содействии полиции, а в определенных законом случаях – членов Отдельного корпуса жандармов.
Закон требовал, чтобы о всяком происшествии, содержащем признаки преступления, полиция немедленно и никак не позже суток по получении о том сведений, сообщала судебному следователю и прокурору, или его товарищу (ст. 250 Устава уголовного судопроизводства).
Если же признаки преступления или проступка были сомнительны, или когда о происшествии, содержащем такие признаки, полиция узнает по слуху (народной молве) или из источника не вполне достоверного, то прежде чем сообщать о том по принадлежности, она должна путем производства дознания удостовериться в том, действительно ли оно содержит признаки преступления или проступка (ст. 253 Устава уголовного судопроизводства). Согласно ст. 254 Устава уголовного судопроизводства при производстве дознания все необходимые сведения полиция должна была собирать путем производства розысков, расспросов и негласных наблюдений, но без производства обысков и выемок в домах.
Материалы произведенного дознания полиция передавала судебному следователю. Ему же она сообщала все дополнительные сведения, собранные по тому же предмету (ст. 255 Устава уголовного судопроизводства).
До прибытия судебного следователя полиция должна была принимать меры, направленные на предупреждение уничтожения следов преступления и пресечения подозреваемому способов уклонения от следствия (ст. 256, 257 Устава уголовного судопроизводства). В тех же случаях, когда полиция застигала преступное деяние, а также когда до прибытия на место происшествия судебного следователя следы преступления могли бы изгладиться, полиция заменяла судебного следователя во всех следственных действиях, не терпящих отлагательства: осмотрах, освидетельствованиях, обысках и выемках. Однако ей запрещалось производить допросы обвиняемых и свидетелей, за исключением случаев, когда кто-либо из них оказывался тяжело больным, и возникало опасение, что он умрет до прибытия судебного следователя (ст. 258 Устава уголовного судопроизводства).
Рассматриваемый закон требовал таких же действий от чинов Отдельного корпуса жандармов по расследованию преступлений (ст. 261, 261-13 Устава уголовного судопроизводства).
Примечательно то, что Устав уголовного судопроизводства содержал отдельную главу, предписания которой предусматривали ответственность чинов общей полиции и корпуса жандармов за неисполнение возложенных на них обязанностей, связанных с уголовным судопроизводством (гл. 2).
Правовые предписания, предусматривавшие розыск в интересах предварительного следствия, который именовался дознанием, надлежащим образом интерпретировались в научной литературе. Серьезное внимание уделялось разграничению дознания и следствия по способам, методам, условиям, конечным целям и другим существенным признакам этих видов деятельности.
Так, вскоре после принятия Устава уголовного судопроизводства А. А. Квачевский писал: «Прежде чем решиться на производство следственного действия, на принятие тех или других мер, следователь должен иметь предварительно собранные сведения, которые наводили бы его на прямую дорогу к истине, а не заставляли бродить как в потемках; указали бы, с какими лицами и предметами он может иметь дело, дали возможность составить план действий, служили бы надлежащим ручательством, что его распоряжения по отношению к подозреваемым лицам справедливы. Эти данные и эти сведения добываются дознанием. Дознание дает основание к начатию следствия, устанавливает известный взгляд следователя на способы к дальнейшему раскрытию истины, на образ его действий по отношению к обстоятельствам дела»[5].
Другой известный процессуалист, И. Я. Фойницкий, раскрывая назначение и особенности дознания, отмечал, что «дознание вырабатывает только сведения и указания, которые не имеют судебного характера; вся роль его ограничивается изысканием данных для деятельности следователя, содействия ей, облегчением ее; оно не имеет дела с судебными формами и обрядами, не оценивает фактов, не постановляет никаких определений о них, не делает из них никаких решительных выводов, и потому представляет деятельность не судебную»[6].
6 июля 1908 г. был принят Закон Российской империи «Об организации сыскной части», что означало попытку законодательной регламентации сыскной деятельности в России. Этот Закон также рассматривал сыскную работу в качестве вспомогательной меры в осуществлении задач уголовного судопроизводства, а его статья 4 ограничивала круг и саму необходимость осуществления таких мер «Судебными уставами и другими действующими по сему предмету указаниями».
В Уголовно-процессуальных кодексах РСФСР 1922 и 1923 гг. связь розыскной деятельности милиции и уголовного судопроизводства определялась по-иному. В этих законах содержалось множество правовых предписаний, непосредственно заимствованных из Устава уголовного судопроизводства, но о деятельности органов, осуществляющих розыск в интересах уголовного процесса, в них говорилось явно недостаточно. Не было воспринято положение Устава уголовного судопроизводства относительно содержания дознания, которое осуществлялось полицией и по существу представляло собой розыскную деятельность. В названных кодексах дознание определялось как первоначальный этап предварительного расследования уголовного дела, т. е. как деятельность уголовно-процессуальная (например, ст. 97-107 УПК РСФСР 1923 г.). И лишь в п. 5 ст. 91 УПК РСФСР 1923 г. одним из поводов к возбуждению уголовного дела называлось непосредственное усмотрение органов дознания, под которым подразумевалось использование результатов розыскной деятельности для начала производства по уголовному делу. Статья 93 этого Закона допускала также возможность осуществления оперативно-розыскных действий в целях проверки анонимных заявлений о совершенных или готовящихся преступлениях, после чего такие заявления могли служить поводом к возбуждению уголовного дела.
Несколько иной подход к правовой регламентации розыскной деятельности наметился в результате кодификации уголовно-процессуального законодательства 1958–1960 гг.
Часть 2 ст. 29 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, принятых 25 декабря 1958 г., предусматривала следующее предписание: «На органы дознания возлагается принятие необходимых оперативно-розыскных мер в целях обнаружения признаков преступления и лиц, их совершивших». Данное предписание с некоторыми изменениями воспроизводилось в уголовно-процессуальных кодексах всех союзных республик. Например, в ч. 1 ст. 118 УПК РСФСР, озаглавленной «Обязанности органов дознания», указывалось: «На органы дознания возлагается принятие необходимых оперативно-розыскных и иных предусмотренных уголовно-процессуальным законом мер в целях обнаружения преступлений и лиц, их совершивших»[7].
Приведенные правовые предписания лишь возлагали на органы дознания принятие оперативно-розыскных мер в целях раскрытия преступлений и лиц, их совершивших, но не раскрывали содержания и не регламентировали порядок такой деятельности. Обозначенный подход объяснялся тем, что, во-первых, действовавшее уголовно-процессуальное законодательство не связывало данные, добытые оперативно-розыскным путем, с какими-либо правовыми последствиями, а во-вторых, необходимо было сохранять в тайне от преступников производство этих мероприятий, поскольку в противном случае они могли бы потерять всякую эффективность[8].
В предписаниях уголовно-процессуального законодательства, относящихся к оперативно-розыскным мерам, обращала на себя внимание одна существенная неточность: они возлагали обязанность принимать оперативно-розыскные меры в интересах уголовного судопроизводства на все органы дознания, перечисленные в законе (ст. 117 УПК РСФСР). Однако функциональная деятельность некоторых из них не включала в себя осуществление оперативно-розыскных мер (командиров воинских частей, соединений и начальников военных учреждений, начальников лечебно-трудовых профилакториев и воспитательно-трудовых профилакториев, органов пожарного надзора, капитанов морских судов, находящихся в дальнем плавании, и начальников зимовок).
Кроме того, уголовно-процессуальное законодательство предусматривало оперативно-розыскные меры, а не оперативно-розыскную деятельность, а это не одно и то же[9]. Оперативно-розыскные меры – это лишь средства оперативно-розыскной деятельности, одна из ее существенных сторон. Под ними понимают «такие действия органов дознания, которые, не будучи процессуальными, направлены на выявление готовящихся или совершенных преступлений, на собирание сведений о личности и местонахождении преступника, его связях, на установление и обеспечение сохранности объектов – возможных носителей доказательственной информации»[10].
Предписание ст. 118 УПК РСФСР, обязывавшее органы дознания осуществлять оперативно-розыскные меры в интересах уголовного судопроизводства, корреспондировало п. 6 ч. 1 ст. 108 этого же кодекса, который предусматривал непосредственное обнаружение органом дознания признаков преступления. Данное предписание закона допускало возможность использования результатов оперативно-розыскной деятельности в качестве повода и основания для возбуждения уголовного дела.
Об оперативно-розыскной деятельности, осуществляемой в интересах уголовного процесса, упоминалось и в других статьях УПК РСФСР.
Так, согласно ч. 4 ст. 127 этого Закона следователь по расследуемым им уголовным делам вправе был давать органам дознания поручения и указания о производстве розыскных действий. Такие поручения и указания следователя облекались в письменную форму и являлись для органов дознания обязательными.
УПК РСФСР предусматривал также осуществление органом дознания оперативно-розыскной деятельности в целях розыска обвиняемого в связи с приостановлением предварительного следствия ввиду того, что обвиняемый скрылся от следствия или суда, или когда по иным причинам не установлено его местопребывание (ст. 195, 196).
Важным этапом на пути дальнейшей правовой регламентации оперативно-розыскной деятельности в рамках уголовно-процессуального законодательства стало принятие 12 июня 1990 г. Верховным Советом СССР Закона СССР «О внесении изменений и дополнений в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик»[11]
О проекте
О подписке