Если вы хотите чему-то научиться из истории, то запомните, что не следует недооценивать русских.

Гейнц Гудериан^[9]

Глава 1
Курская битва. Взгляд через десятилетия
(опыт историографического обзора)

История Курской битвы, несмотря на минувшие семь десятилетий, продолжает привлекать большое внимание специалистов и общества. Об этом наглядно свидетельствуют и огромная библиография, накопленная в прошлые годы, и продолжающие выходить сегодня с завидной регулярностью труды историков во многих странах миру. По размаху, привлекавшимся силам и военно-политическим результатам боевые действия, развернувшиеся летом 1943 г. в районе Курска, стали переломным этапом не только в борьбе советского народа с гитлеровскими захватчиками, но и Второй мировой войны в целом. Вместе с тем битва на Огненной дуге стала блестящим дебютом «новой» Красной армии, обредшей «вкус победы» после разгрома врага на Волге и последовавшего затем контрнаступления.

После пятидесяти суток напряженных, кровопролитных боёв, в которых участвовало более четырёх миллионов человек, разгромив мощнейшую вражескую группировку, советская сторона окончательно закрепила инициативу в войне и не упускала её вплоть до мая 1945 г. Определяющим фактором этого успеха стал патриотизм советского народа, основанный на глубоких традициях защиты Отечества, которые ведут свое начало с момента зарождения славянских государств и их борьбы за независимость с чужеземными захватчиками.

Однако за весь послевоенный период в нашей стране так и не был проведён её комплексный, а главное, объективный анализ. История одной из крупнейших битв Красной армии (как, впрочем, и история всей минувшей войны) стала важнейшим элементом коммунистической пропаганды. Её события плотно окутаны мифами и легендами, некоторые из них не удаётся окончательно развеять даже сегодня.

Многочисленные издания и публикации за последние десятилетия, особенно приуроченные к юбилеям, давали лишь поверхностную оценку событий лета 1943 г. В них отсутствовали глубина и всесторонний анализ оперативной обстановки перед летними боями, цели и задачи противоборствующих сторон, принимавшихся решений, не был даже ясно изложен ход боевых действий. Причин этому несколько. Главная – незаинтересованность руководства Советского Союза и правящей элиты в объективном освещении событий войны, роли в ней И. В. Сталина как лидера, как олицетворения Коммунистической партии и, естественно, в критике административно-командной системы, которая им была создана за десятилетия до начала агрессии и просуществовала до 1991 г.

Вплоть до развала СССР вместо беспристрастного анализа всего комплекса вопросов планирования, подготовки и проведения серии масштабных и по-настоящему успешных оборонительных операций для Красной армии под Курском подавляющая часть советских историков десятилетия занималась описанием руководящей роли КПСС (ВКП(б) в ней и созданием мифа о «крупнейшем танковом сражении в истории войн».

Начиная с первых чисел июля 1943 г., когда развернулось это грандиозное событие, вся информация о нём сосредотачивалась в двух главных центрах: Генеральном штабе (наиболее достоверная и полная, с целью использования армией) и средствах массовой информации (для пропагандистской работы). При этом гражданские историки от обоих каналов были далеки. Поэтому вплоть до 1960-х «локомотивом» в исследовании Курской битвы выступали военные учёные. И хотя результаты их деятельности в это время носили закрытый характер, тем не менее именно офицерами Генштаба была проведена главная работа по анализу все трех стратегических операций в районе Орла, Курска, Белгорода и Харькова^[10], выводы которой легли в основу первых публикаций в нашей стране и позволили в дальнейшем начать исследование гражданским научным коллективам и отдельным историкам.

В отечественной историографии Курской битвы выделяются четыре основных периода. Первый, начальный, продлился с 1943 по 1955 г. и носил характер обобщения и осмысления тех событий (прежде всего военными). Второй (1957–1970 гг.), стал наиболее продуктивным. За эти тринадцать лет учёным и участникам войны хотя и с большим трудом, но удалось заложить здоровую основу для написания истории битвы. Третий (1971–1993 гг.), хотя и был самым продолжительным за время существования СССР, оказался безликим и малосодержательным в силу начавшейся «управляемой деградации» военно-исторических исследований, из-за безудержной идеологизации этой сферы научной деятельности. Началом отсчёта четвертого этапа, который продолжается и сегодня, можно считать 1993 г. В это время исполнилось полвека после завершения битвы и, согласно архивному законодательству, начался процесс рассекречивания фондов Центрального архива Министерства обороны РФ за 1943 г. Исследователи получили доступ к главному источнику информации – оперативным и отчётным документам войск Красной армии, а также трофейным материала вермахта, без которых невозможен комплексный, а главное, объективный анализ тех событий.

В начальном периоде историографии чётко выделяется её военный этап, продлившийся до 1947 г. В это время изучение Курской битвы шло по восходящей – от газетных и журнальных публикаций к статьям в сборниках Генерального штаба по обобщению опыта войны и книгам по отдельным сражениям. Завершился этот этап успешным написанием военными специалистами двухтомной монографии, которая, хотя и не была рекомендована для издания, существенно повлияла на дальнейшую научную разработку проблемы в нашей стране.

Первыми историографами Курской битвы следует считать советских военных журналистов. Уже во второй половине июля 1943 г., после срыва наступления германской армии по плану «Цитадель», в центральных газетах появились большие очерки и статьи на эту тему и участников, и очевидцев тех событий. Их авторы описывали в основном отдельные сражения и бои, героизм советских воинов, хотя в некоторых публикациях делалась попытка обобщить опыт по отдельным проблемам. Например, 27 июля в «Известиях» появился очерк писателя и фронтового корреспондента «Красной звезды» В. С. Гроссмана^[11] о героических делах артиллеристов 27-й отдельной истребительно-противотанковой бригады подполковника Н. Д. Чеволы в районе крупного села Верхопенье на Воронежском фронте. В «Комсомольской правде» своим опытом поделился командующий 1-й танковой армией генерал-лейтенант М. Н. Катуков, корпуса которого находились на направлении главного удара немецкой группы армий «Юг» и сыграли ключевую роль в срыве планов захватчиков на обоянском направлении.

Особо следует остановиться на статье «Прохоровский плацдарм» военного корреспондента майора К. И. Буковского^[12], напечатанной 29 июля 1943 г. в «Красной звезде». Во-первых, в ней впервые в открытой печати было рассказано о событиях у затерянной на просторах Центрального Черноземья небольшой железнодорожной станции, ставшей впоследствии символом мужества и трагизма. Во-вторых, она стала одним из важных источников мифа о Прохоровке. Автор не участвовал непосредственно в этом сражении, вся изложенная им информация была почерпнута из общения с командованием 5 гв. ТА, высокопоставленными политработниками и офицерами её штаба. Поэтому основные тезисы статьи, составившие впоследствии каркас легенды о «беспримерном» Прохоровском танковом сражении, почти в точности повторяют мысли из послевоенных книг и статей бывшего командующего армией П. А. Ротмистрова и его соратников. Главные из них: враг не ожидал столь мощного удара войск 5 гв. ТА 12 июля 1943 г. атака наших танкистов оказалась сквозной, сражение стало небывалым по размаху, «определившим собой провал всего июльского наступления немцев на белгородско-курском направлении». После окончания боевых действий прошло лишь две недели, только завершила свою работу комиссия ГКО под председательством секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова, расследовавшая очень высокие потери танкистов в ходе боевых действий 12 июля, вероятно, поэтому ещё не все аспекты мифа были отточены. Например, в статье представлены не столь фантастические цифры численности немецких танков, участвовавших в якобы лобовом столкновении 12 июля 1943 г. (всего около 400), указаны очень скромные (почти реальные) потери немцев (свыше 100 боевых машин) и главное – сражение у Прохоровки названо лишь «одним из крупнейших в этом году». Для сравнения, в направленном в Москву буквально через несколько дней отчёте штаба 5 гв. ТА будут указаны совершенно иные данные: в бою участвовало 700 немецких танков, потери врага поднялись до 400, а бой 12 июля стал «величайшим сражением в истории Отечественной войны»^[13]. Осенью 1943 г. освещать сражения под Курском начали журналы для пропагандистов и специализированные издания «Большевик», «Вестник воздушного флота», «Журнал автобронетанковых войск», «Военный вестник» и т. д.

Следует особо подчеркнуть, что эти публикации (и газетные, и журнальные), как правило, носили строго пропагандистскую направленность, поверхностный, повествовательный характер, который отличал все военные публикации открытой печати Советского Союза той поры. Кроме того, нельзя не отметить, что их авторы, журналисты всех уровней (армейских, фронтовых и центральных изданий), являясь, как они именовались в документах советских партийных органов, «бойцами идеологического фронта», не только в силу цензурных ограничений, но и нередко по личным соображениям допускали искажения фактов и даже придумывали целые боевые эпизоды. Эта пагубная тенденция возникла с первых дней войны и уже через полгода набрала настолько большую силу, что даже некоторые трезвомыслящие руководители военно-политической работы в вооруженных силах были вынуждены отмечать её крайне отрицательное влияние на эффективность пропаганды, т. е. уровень доверия к ней со стороны войск. Из директивы заместителя народного комиссара ВМФ начальника Главного политуправления ВМФ армейского комиссара 2 ранга Рогова № 1с от 22 января 1942 г.: «На кораблях и частях флота за последнее время имеет большое распространение всякого рода вранье и ложь… Случаи вранья, всякого рода выдумки, подчас неправильные и политически вредные измышления отдельных политработников имеют место в агитационно-пропагандистской работе и флотской печати. Некоторые политработники вместо решительной борьбы с враньём и вредной отсебятиной в пропаганде и агитации сами иногда допускают в своих выступлениях, высказываниях и даже в печати ложные сообщения и выдуманные факты.

…В газете «Красный Черноморец» в одной из статей было сказано, что на крейсер «Коминтерн» было сброшено больше 1000 бомб, в другой статье той же газеты, помещенной на 2 дня позже, уже говорилось «около 2000 бомб», и оба эти сообщения были неверными. Враньё и ложь в пропаганде, агитации и печати дискредитируют партийно-политическую работу, флотскую печать и наносят исключительный вред делу большевистского воспитания масс.

Эти позорные и вредные явления вранья, в каких бы формах они ни проявлялись, не могут быть терпимы на кораблях и частях Военно-Морского флота и должны быть беспощадно искоренены»^[14].

Однако подобные документы коренным образом изменить ситуацию не могли. Легенды и мифы продолжали занимать значительное место в советской периодической печати военной поры, а затем значительная их часть плавно перекочевала в брошюры, книги и даже диссертации, посвященные истории Великой Отечественной. Причин этого несколько, назову лишь две наиболее очевидные, на мой взгляд. Во-первых, значительная часть крупных руководителей, отвечавших за эту отрасль военно-политической работы, считала, что для создания «потемкинских деревень», которым в основном и занималась пропаганда, подобный метод в определенной мере был вполне допустим. Во-вторых, советская военная журналистика испытывала острый дефицит квалифицированых кадров, да и просто хорошо образованных людей. Поэтому с первых дней войны в действующую армию был направлен не только цвет советской литературы, но и значительное число обычных журналистов из сугубо гражданских газет и журналов, которые, естественно, не могли знать всей армейской специфики, да и не горели желанием изучать её в войсках на передовой, под свистом пуль. Поэтому часто именно в тиши кабинетов и рождались статьи со сказочными героическими сюжетами, описывавшие «беспримерные подвиги» воинов Красной армии.

К изучению событий под Курском на документальном материале и доведению первых результатов этой работы до относительно широкой аудитории (старшего командного состава армии) Генеральный штаб приступил тоже осенью 1943 г.

Но вернёмся непосредственно к историографии событий под Курском. Первые обобщающие материалы публикуются в № 1 (за ноябрь) 1943 г. нового издания – «Информационный бюллетень отдела по обобщению опыта войны» и в «Сборнике материалов по изучению опыта войны» (далее «Сборник…»), которые выходили в конце 1943 г. и начале 1944-го. «Сборник…» издавался с 1942 по 1948 г., и по объему, и по диапазону затрагиваемых тем в нем он значительно превосходил «Бюллетень…», хотя целевая аудитория обоих изданий была одна – старший командный состав армии и преподаватели военно-учебных заведений. В № 9, 10 «Сборника…» впервые были опубликованы материалы, посвященные частным операциям в период весенней оперативной паузы (описание боя подразделений 148 сд 13A по захвату опорного пункта Глазуновка в мае 1943 г.), важным эпизодам Курской оборонительной операции (боям 19 тк 2 ТА 7–10 июля 1943 г. на рубеже Самодуровка – Молотычи, прорыву обороны германских войск в районе Орловской дуги), а также применению отдельных видов вооружения и родов войск в битве под Курском (зенитной артиллерии, авиации и т. д.).

Сборник № 11 был тематическим, полностью посвящённым Курской битве. Благодаря обобщению значительного боевого опыта на богатом документальном материале для того времени это был крупный, глубокий труд, состоявший из 10 глав и 27 схем общим объёмом 216 страниц. Изначально его авторы преследовали лишь практическую цель «ознакомить широкие читательские круги генералов и лиц офицерского состава с некоторыми материалами и предварительными выводами из этой важнейшей и весьма поучительной операции»^[15]. Однако, по сути, эта работа явилась первой попыткой офицеров Генштаба заложить прочный фундамент для дальнейшего научного анализа этого крупнейшего события войны. В «Сборнике…» довольно обстоятельно изложен ход событий, показана их внутренняя взаимосвязь, дана в основном правильная оценка принимавшимся решениям. Прикладной характер исследования в значительной мере избавил авторов от перекосов и натяжек в описании боевых действий на всех участках Курской дуги, в том числе и тех, что в скором времени будут мифологизированы и включены в систему пропаганды достижений советской власти. Например, в описании контрудара^[16] 12 июля 1943 г. на Воронежском фронте откровенно указано на ряд существенных неудач и просчётов, допущенных советской стороной. Во-первых, на то, что 5 гв. ТА генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова в этот день задачу не выполнила. Во-вторых, что «по решению командующего 5-я гвардейская танковая армия наносила фронтальный удар по отборным танковым дивизиям немцев, не имея существенного превосходства в силах, что могло привести в лучшем случае к выталкиванию противника»^[17]. И хотя это решение было принято не командармом, а руководством Воронежского фронта и Генштабом (именно они утвердили боевое построение армии и место её развертывания), а перевес в силах над противником в действительности был (и значительный), но использовать его оказалось невозможно из-за условий местности, тем не менее одна из главных ошибок, изначально заложенная в плане подготовки контрудара, в «Сборнике…» указана чётко.

В-третьих, авторы обошли молчанием уже тогда существовавшее мнение о грандиозном танковом сражении под Прохоровкой, в котором участвовали якобы 1500 танков и САУ. Они не стали преувеличивать и без того высокие цифры, приведенные в отчёте 5 гв. ТА, и честно указали, что враг за пять суток боёв (а не за 12 июля 1943 г., как потом будет утверждать П. А. Ротмистров) потерял около 300 танков^[18]. Хотя и эти данные явно спорные.

В-четвертых, в «Сборнике…» была высказана обоснованная критика и других решений командования Воронежского фронта, связанных с использованием крупных танковых объединений в обороне^[19], и приведён большой массив статистического материала. К сожалению, эти и другие объективные оценки не найдут своего отражения в послевоенных работах советских ученых, их место займут победная риторика и дутые цифры.

Вместе с тем это издание стало родоначальником ряда легенд. Например, о якобы использовании немцами противотанковых самоходных орудий «Фердинанд» в полосе Воронежского фронта, в том числе и под Прохоровкой, или о локализации прорыва полосы 5 гв. А в излучине р. Псёл^[20] двумя бригадами армии Ротмистрова вечером 12 июля 1943 г. Кроме того, в нём не совсем ясно определена причина несвоевременного перехода 19 тк в контрудар 6 июля 1943 г. в полосе Центрального фронта. В одном месте авторы отмечают, что корпус был не готов к выполнению задачи не только утром, но и к полудню из-за отсутствия карт своих минных полей на участке ввода^[21], а чуть ниже – из-за того, что комкор, якобы получив сведения о неудаче соседнего 16 тк, решил воздержаться от атаки^[22].

На основе разработок, включённых в «Сборник…» № 11, который имел гриф «Для служебного пользования»^[23], в середине 1944 г. офицером Генштаба подполковником И. В. Паротькиным^[24] была подготовлена и опубликована в двух номерах «Исторического журнала» работа «Битва под Курском»^[25], ставшая первой научной статьёй об этом грандиозном событии в открытой печати СССР. В ней довольно подробно были описаны боевые действия и сделана попытка дать ряд важных оперативно стратегических выводов. Кроме того, благодаря этой публикации в отечественной историографии за боями на Огненной дуге закрепилось название – Курская битва.

В 1943–1945 гг. с целью доведения успехов Красной Армии до широкой армейской и гражданской аудитории военными историками был выпущен ряд небольших книг в мягком переплете, фактически брошюр, о крупных операциях советских сухопутных войск и флота. «Курская битва. Краткий очерк»^[26], увидевшая свет в 1945 г., как и все издания этой серии, имела строго пропагандистскую направленность, поэтому заметного влияния на осмысление переломного этапа Великой Отечественной войны не оказала. Хотя стала первой отдельной книгой о Курской битве, доступной для обычного читателя. В брошюре давалось лишь поверхностное представление о летних боях. Вместе с тем был приведен ряд ошибочных оценок и неверных фактов, которые до сегодняшнего дня кочуют из издания в издание. Так, её авторы безосновательно утверждали, что, по мнению германского командования, после успешного проведения «Цитадели» «создадутся выгодные предпосылки для дальнейшего развития наступления немцев в глубь Советского Союза – на Москву»^[27]. Хотя в известном оперативном приказе № 6 отмечалось, что если обстановка будет развиваться по намеченному плану, то наступать германским войскам следует на юго-восток, то есть в тыл Юго-Западного фронта (операция «Пантера»). Здесь же впервые для широкой аудитории был представлен и миф о «беспримерном» Прохоровском танковом сражении, в котором «с обеих сторон одновременно участвовало свыше 1500 танков»^[28].