– Да как-то не сложилось. Все служу и служу. Наверно, холостым помру.
При упоминании о смерти у смотрителя на глаза внезапно навернулись слезы.
– Ты что, брат? – Генерал снова его обнял. – Я так, образно. Мы еще повоюем. А за встречу надо выпить. Николай! – позвал Веригин адъютанта. – Вели денщику, пусть тащит погребец.
Марфа принялась сметать грязной тряпкой крошки со стола. Не прошло и минуты, как генеральский денщик втащил кованый сундучок. Веригин оказался запаслив. Из погребца извлекли хлеб, копченую колбасу, вареное мясо, соленую рыбку, пироги и две бутылки шампанского.
У Тоннера рот мгновенно наполнился слюной. Чай с пряниками его оголодавший желудок воспринял как насмешку и теперь бунтовал пуще прежнего. Доктор решил выйти во двор.
– Вы куда? – спросил генерал.
– Неудобно мешать встрече боевых друзей… – начал было Тоннер, но генерал оборвал:
– Прошу к столу, без церемоний.
Денщик разложил серебряные приборы и фужеры.
– Николай, разливай, – громко скомандовал адъютанту Веригин. – Всех прошу садиться, и ты давай, – сказал он засомневавшемуся Сочину. – За государя императора, отечество и его верных солдат!
Все встали. Осторожно, двумя руками, боясь расплескать или, не дай Бог, уронить, старик-смотритель поднял наполненный шипучим вином бокал и небольшими глотками осушил. По его щеке скатилась слеза.
Скоро за столом воцарилась атмосфера бесшабашного веселья и легкости, свойственная только таким путевым встречам, когда все почти равны, зная, что не увидятся боле вовек.
Генерал, насытившись, принялся развлекать сотрапезников рассказами, коих знал великое множество:
– Вот у нас в полку тоже был доктор. Всем, кого лечил, прописывал клистир. Однажды, по-моему, в четырнадцатом году, к нему обратился ротмистр Доронин, сломал палец при падении с лошади. Этот коновал перевязал, и не только палец, чуть не всю руку. А потом, по своему обычаю, вызвал фельдшера и распорядился о клистире. Доронин заупрямился, но Корф, так звали доктора, был непреклонен. В результате ротмистру не только сделали промывание, но и сломали другую руку – так крепко держали. Надеюсь, доктор, не одни только клистиры ставите?
– Клистиры как раз и не умею, – в тон ответил доктор.
– Ну, спасибо за компанию! – Веригин поднялся. – Сочин, лошади готовы?
– Готовы, готовы, выше превосходительство. Сбегаю на двор, скажу, чтоб запрягали!
Тоннер вышел вслед за ним – после сытного завтрака ему захотелось попыхтеть трубочкой. Молодой петушок горделиво выхаживал по двору, хвастаясь пушистыми шпорами. Курам было не до него, они торопливо выклевывали из земли зернышки проса. Петушок остановился и что было мочи выдал трель. Подружки на миг отвлеклись, повернули головы, но триумф был испорчен въехавшей во двор каретой – куры разбежались.
Лошади остановились прямо перед Сочиным, помогавшим денщику укладывать в генеральский дормез погребец. Из кареты вылез румяный, с еле заметным пушком над верхней губой, молодой человек и, тряся бумагами, подбежал к смотрителю.
– Незаконнорожденный… Константина Павло-вича… – долетели до Тоннера обрывки фраз.
Смотритель недоверчиво взял бумаги и крепко задумался. Конечно, чин у сына Великого князя невелик… Но если по-другому взглянуть – племянник самого императора!
Видя его сомнения, молодой человек прибавил:
– Очень мстительный! – Из кареты на миг показалась голова другого юноши. Его губу украшал уже не пушок, а вполне достойные усики, а профиль и правда чем-то напоминал Константина Павловича. Это решило исход дела.
– Только бумаги отмечу! – расшаркался Сочин и скомандовал ямщикам: – Перепрягай!
Тоннер тяжело вздохнул – его возвращение домой отодвинулось еще на несколько часов – и посторонился, освобождая дорогу Сочину. Через несколько секунд на крылечко выскочил генерал.
– Надо Павла Александровича поздравить, – бросил он на бегу Тоннеру. – Флигель-адъютантом недавно стал.
«Сына Константина Павловича зовут Павел Александрович! – отметил Тоннер. – Экая глупая маскировка. Ведь каждая дворняжка в столице знает не только кто отец, но и кто его мать».
Поздравил генерал оригинально. Заглянув в карету, тотчас выволок оттуда обладателя романовского профиля за шкирку и потащил на станцию. Приятель бастарда Великого князя семенил следом.
Заняв место за столом, генерал устроил допрос, поставив нарушителей посреди комнаты под охраной адъютанта Николая:
– Ну! И как вас, молодцы, звать-величать?
– Александр Тучин, – ответил шатен, изображавший мстительного романовского отпрыска.
– Денис Угаров, – ответил второй.
– Как, как? Тучин и Угаров? Владимира Алексеевича и Кондрата Денисовича сыновья? – обрадовался Веригин.
– Так точно, господин генерал-майор! – хором ответили юноши.
– Что-то у вас на этой станции, ваше превосходительство, одни знакомцы, – заметил Терлецкий.
– Помесишь с мое в сапогах – всех орлов в России знать будешь, – отрезал Веригин. – И как вас, юноши, понимать? Чем вызван сей маскарад?
– Год дома не были! – жалобно протянул назвавшийся Угаровым.
– С турками сражались? – предположил Веригин и, не дожидаясь ответа, похвалил: – Молодцы! Герои! В отцов пошли! Под Аустерлицем Кондрат Угаров вытащил с батареи раненого Володю Тучина. Хоть и самого ранили, друга спас! Почему в штатском?
– Не с войны, из Италии возвращаемся, ваше превосходительство, – еще более жалобно сообщил Угаров. – Изучали лучшие образцы живописи и архитектуры! В вой-сках не служим. Мы – художники!
Веригин схватился за сердце.
– Дворяне – художники?!
– Да! – гордо подтвердил Тучин. – Отец считает, что Родине можно служить не только шпагой, но и кистью.
– Да, крепко его тогда контузило! А твой батюшка тоже так считает? – обратился генерал к Угарову.
– Мой отец покинул этот мир пятнадцать лет назад, – ответил Денис Угаров, – я его почти не помню, моим воспитанием занимался Владимир Алексеевич Тучин. Мы с Сашей как братья.
– Небось в Академии художеств обучались? – спросил Веригин с нескрываемым отвращением.
– Нет, отец говорит, там немецкие профессора своих немецких детей учат, – пояснил Тучин. – А настоящее искусство в Италии. Оттуда педагогов и выписывал, а когда подросли, самих учиться отправил.
– Насчет немцев Володя прав! Все заполонили! Что ж делать-то с вами, самозванцами?
– Простите! Больше не будем! – хором ответили Тучин с Угаровым.
– Только ради папенек! – генерал погрозил юношам пальцем. – Сочин! Дормез готов?
– Готов! – как-то чересчур задумчиво ответил смотритель, посматривая в окошко. Из подъехавшей прямо к дому коляски вылез средних лет щеголь. Неторопливо отряхнув с панталон пыль, он вошел в избу.
– Забыли что? – обеспокоенно поинтересовался смотритель.
– Мост сгорел! – с легким польским акцентом ответил щеголь.
– Ой, божечки, быть того не может! – запричитал смотритель.
– Сочин, докладывай, какой такой мост? – скомандовал генерал.
Бывший солдат моментально вытянулся:
– Тут, верстах в десяти, тракт через него идет.
– Мне в ту сторону ехать?
– Всем в ту сторону. Я еще удивлялся, что за целое утро оттудова никто не прибыл.
– Часто мост жгут?
– Никак нет-с.
– Брод есть?
– Никак нет-с.
– Объезд есть?
– Зимой есть.
– А осенью?
– В другое время года никак нет-с. На старом тракте, коли не мороз, непролазная грязь.
Веригин вспомнил о вернувшемся щеголе.
– Генерал-майор Веригин, – представился он, – с кем имею честь?
– Анджей Шулявский, польский дворянин, следую в Петербург по личному делу, – сообщил щеголь, изящно щелкнув каблуками.
– Расскажите-ка поподробней о сгоревшем мосте. Может, по дороге кого подозрительного встретили?
– Увы, выехав, я сразу укрылся пледом и заснул. Ямщик разбудил меня около моста. Мы полюбовались пожаром и отправились обратно.
Доктор Тоннер выглянул в окно. Ту же историю рассказывал товарищам ямщик, возивший Шулявского, – размахивал руками, лицо его то застывало в драматическом напряжении, то корчилось от гримас. Слушатели по-своему сопереживали, переставая сплевывать шелуху от семечек в кульминациях.
Веригин подозвал адъютанта:
– Николай, скачи в Смоленск. Пусть пришлют отряд восстанавливать мост.
– Ваше превосходительство, – вмешался Сочин, – когда весной ентот мост льдинами разметало, крестьяне здешнего помещика Северского за два дня его починили. Северским без моста никак: поместье большое, по обе стороны реки. А солдат из Смоленска недели две будем ждать.
– Верно мыслишь, смотритель! Как, говоришь, фамилия помещика? Свирский?
– Северский, его сиятельство князь Василий Васильевич Северский.
– Князь Северский, да ты что?!
Тоннер уже бы не удивился знакомству генерала ни с папой римским, ни с вождем племени мунси. Оказалось, однако, что Веригин только слышал про Северского: знатного рода, служил в армии, давно вышел в отставку, живет в имении.
– Что ж, поеду к князю просить о помощи. – Генерал осмотрел избу и присутствующих. – Хм, мы здесь два дня не протянем! Надо проситься на ночлег. Усадьба-то большая?
– Большая! Только свадьба там сегодня!
– Сына женит или дочь выдает?
– Сам женится!
– Седина, значит, в бороду! Молодец! – нараспев похвалил генерал. – Тогда едем все вместе. Какая свадьба без гостей?
Илья Андреевич поразился, с какой легкостью принял генерал это решение. Вот будет нежданная радость у здешнего помещика, когда к нему явятся восемь незваных гостей!
– Без подарков как-то неудобно, – выразил свои сомнения вслух Тоннер.
– А я свою табакерку подарю, – решил генерал. – Почти новая!
– У нас тоже табакерки есть, с видами Рима, – вспомнили Тучин с Угаровым.
– Я подарю свою книгу! – предложил американец. – Настоящая русская свадьба! Какая удача!
– Вы, господин Терлецкий? – осведомился Веригин.
– Мне тоже книжку дашь, – сказал Федор Максимович американцу. – Не дашь, здесь останемся.
Роос уныло кивнул головой.
– Вы, пан Шулявский?
– А я всегда вожу с собой несколько безделушек, специально для подарунков. Краснодеревный футляр с пистолями подойдет?
– Более чем! – похвалил поляка генерал. – Надеюсь, и у вас, доктор, что-нибудь подобное имеется?
В подарок отцу и братьям Илья Андреевич тоже вез табакерки. Но дарить четвертую было бы немыслимо!
– Господа, пожалуй, я попытаю счастья на окружной дороге, – сказал Тоннер, – лошадей на станции теперь предостаточно.
– Чем объясните такой апарт? Тем, что нет подарка? – спросил генерал и тут же поинтересовался у Сочина: – В имении Северских тяжелобольные имеются?
– Анна Михайловна, матушка князя, – вспомнил смотритель.
– В качестве подарка и осмотрите. Николай, – вспомнил про адъютанта Веригин, – приказ скакать в Смоленск отменяю. Сочин, пошлешь туда ямщика, надо почтовое ведомство предупредить.
– Слушаюсь, господин генерал.
– Ну, прощай, солдат. Даст Бог, еще свидимся. – И Сочин с Веригиным крепко обнялись.
Кавалькада из колясок и генеральского дормеза тронулась со станции после кратких, но шумных сборов.
О проекте
О подписке