Накрапывает нудно дождь унылый,
Окутав землю серой пеленой.
Напротив мокнет ворон чернокрылый,
Стеклянный взгляд пронзает, как иглой.
Я маюсь в безысходности тоскливой,
В промозглой череде осенних дней.
Смотрю на остов облетевшей сливы
Потухшим взглядом… нет живых идей!
Во мне осталось только сожаленье,
Разбавленное скудостью садов.
Мы покорились и не ждём спасенья,
Тепло ушло от наших берегов.
Отныне прозябать в домашней клетке,
Погожих дней сверкающих не ждать.
Мой чёрный ворон, посидев на ветке,
Взмахнул крылом и скрылся, словно тать.
Я скрылся от проблем за хвойным лесом,
В верховьях Волги прямо у реки.
От зноя дом казался слишком тесным,
А здесь свежо – просторы широки.
Я приобрёл желанную прохладу,
На краткий срок спокойствие в душе.
И каждый день, считая за награду,
Счастливо жил, как с милой в шалаше.
И вот опять вернулся в душный город,
Где раскалился докрасна бетон.
Как никогда мы ждём с надеждой холод,
Разрушить бы циклона бастион.
Я не носил блокнот в своём кармане,
Потраченного отпуска не жаль.
Затихла муза в торфяном тумане,
Не счастье вдохновляет, а печаль!
В Петропавловской церкви венчались
На Казанскую будничным днём.
Наши лица в стекле отражались,
От волненья пылая огнём.
В центре храма стояли на плате —
Белоснежном, как выпавший снег;
Я в рубашке, ты в простеньком платье,
А над нами венцы – оберег.
Захмелели слегка от кагора
После нескольких жадных глотков.
Песнопенья церковного хора
Успокоило Божьих рабов.
Ощущая величие действа,
Трепетал, словно пламя свечи.
Как главе молодого семейства,
Сам Господь предоставил ключи.
Пред Твоими очами, о Боже!..
Мы как будто стояли в раю…
В тайне веря, что Ты нам поможешь
Сохранить освящённый союз!..
За последнее время всё чаще
Потепление давит стеной.
В январе нет сугробов хрустящих,
Только лужи и дождь ледяной.
Закрепившись, ледышки на ветках
Прогибают деревья к земле.
Мы хвораем, глотая таблетки,
Не торим по лыжне новый след.
Да и солнце, как в круге полярном,
Не желает порадовать нас.
Мы отравлены светом фонарным,
Белизны не хватает для глаз.
Но сегодня… О чудо!.. Свершилось!..
Снегопад и метель в кураже.
Ты явила великую милость,
Поклонюсь Ледяной госпоже!
Я люблю по стихии побегать,
Пусть глумится пурга надо мной.
Поздравляю с нашествием снега:
Лучше холод, чем слякоть зимой.
Храм души моей – словно пророчество,
Заколочены окна и дверь.
И бреду я по скользкой обочине
После долгих, жестоких потерь.
Сколько силы бездарно потрачено,
Заблудился в холодной ночи.
Сколько старых долгов не оплачено,
Незажившая рана сочит.
Не утешить недуги примочками,
От печали несдержан и груб.
Я страдаю бессонными ночками,
Отдирая просоленный струп.
Закружила зима и завьюжила.
Лето кануло в небытие.
Вместо инея – чёрное кружево,
И барахтаюсь я в полынье.
Русь моя тиха и безмятежна,
Бесшабашной удали полна.
Для очей восторженных – безбрежна,
Для души – такая глубина!..
Не чужой тебе, не постоялец,
Ревностно хранила столько лет!
Манит сквозь заснеженные дали
Уходящий в детство санный след.
Ты мне подарила звон покосов,
Скромный быт крестьянский – без затей.
Пчёл жужжанье в травах-медоносах,
Величавый вид монастырей.
Часто колесил я по ухабам,
Вспенивая глинистую хлябь.
Помогал в колхозах местным бабам
Убирать картошку на полях.
Донесётся эхом отдалённым
Стук бадей и плошек у крыльца.
Вижу в силуэте утомлённом
С дойки приходящего отца.
Прошлых дней воспоминанья святы!
В городской среде другой уклад.
Но я помню стойкий запах мяты
И в цветах сирени палисад.
Я обласкан летними кострами,
Шелестом берёзовых ветвей.
Русь моя, омытая слезами,
В колокольном голосе церквей.
Бреду ли я полем душистым,
По кручам ли диким взбираюсь —
Дышу пьяным воздухом чистым
И радуюсь отчему краю.
От Рюрика земли России
В кулак собирались веками.
Кровавые дни тирании
Омыты скупыми слезами.
Мы многим обязаны предкам,
Им жить под ярмом не хотелось.
Сражались за Родину крепко,
Спасало упорство и смелость.
Дорога к свободе сурова:
Прошли через иго и смуту.
И если б не сечь Куликова —
Не быть в сорок пятом салюту.
Мы приняли знамя победы.
Наследие прошлого – свято!
Его нам оставили деды,
Их славой и честью богаты.
Пусть будет Держава всесильной,
Хранимой от войн и распада,
Пока в сизой дымке кадильной
Горит пред «Казанской» лампада.
Дом Павла Флоренского – маленький домик.
Он выстрадал много за век роковой.
Стоит и поныне – застенчив и скромен,
Заросший сиренью, на горке крутой.
Учёный, священник, поэт и мыслитель,
Здесь жил «Леонардо» Великой Руси.
А рядышком Лавра – Святая обитель,
Источник его вдохновенья и сил.
Сюда приезжали Шергин и Волошин,
Сам Нестеров с кистью стоял во дворе.
Спокойный уклад большевизмом отброшен,
И в пропасть страна понеслась в ноябре.
Ты мог бы уехать, обет не нарушив,
Но выбрал Голгофу – дорогу Христа.
Сгубили пигмеи безгрешную душу,
Невинная кровь в Соловках пролита.
Смотреть тяжело в документах зловещих,
Каких величин достигал беспредел!..
Ранимое сердце с надрывом трепещет
От страшного слова в анкете – «расстрел».
Воздвигнутый крест, всем за веру страдавшим,
Напомнит потомкам о жертвенном дне.
Забыть невозможно о подвиге Вашем,
Со Всеми Святыми теперь наравне.
Дом Павла Флоренского – маленький домик,
Но в нём проживал человек-великан.
В истории нашей на самом изломе
России истерзанной Господом дан.
Огни провинциальных городов
Лампадным светом теплятся тоскливо.
Простая жизнь идёт неторопливо
Под скрип и шелест стареньких садов.
Дома покрыты пылью вековой,
И мало что меняется с годами.
Все улицы, размытые дождями,
Устремлены к дороге столбовой.
Я здесь мужал – в затерянной глуши,
Под марши первомайских демонстраций.
Среди кустов сирени и акаций
Формировался мир моей души.
Была ещё краса родных земель,
Наполненная белыми церквами.
И Благовест, и Пасха с куличами
Мою оберегали колыбель.
Народ глубинки добр и терпелив,
Привык по жизни обходиться малым.
Как и во всяком месте захудалом,
Одна отрада – пиво на разлив.
Преград не зная, тополиный пух
Летит в начале лета ошалело.
На ладане и ветхости замшелой
Заквашен русский уникальный дух.
Люблю я Сергиев Посад,
Мой городок провинциальный!
Его размеренный уклад
И звон – задумчиво печальный.
Люблю смотреть на суету,
Когда в ней сам не заморочен.
Ищу в толпе бегущих ту,
Чьё имя прячу между строчек.
Не надоест вокзала шум
И лязг усталых электричек.
В свободный день я не спешу,
В людском потоке – обезличен.
Законы жизни старят нас,
А город древний – молодеет.
Он выставляет напоказ
Свои фонарные аллеи.
В них новизны холодный блеск,
Уют приземистых скамеек.
Вот так и хочется присесть,
Когда на улице стемнеет.
Народ спешит, куда ни глянь,
И где-то я бреду, сутулясь…
А в центре – Лавра – бриллиант,
В огранке обновлённых улиц.
Люблю я Сергиев Посад,
За что люблю – и сам не знаю!..
Я именем твоим богат,
Грущу с тобой и процветаю!
В календарное лето ни строчки
Не черкнул – непогодой измучен.
Не дождался желанного… впрочем,
Лишь июнь был со мною созвучен.
Потому к увяданью спокоен.
И сентябрь благодатней июля.
Тосковать в этот раз не настроен —
И о светлых ночах не грущу я.
Отогреюсь в осенних пожарах,
В ярко-красных осиновых вспышках.
Вдохновенный кленовый подарок
Золотым откровением вышит.
Я по жизни иду – мимоходом,
Подготовлен к любым переменам.
Внешне сдержан, но кровь с каждым годом
Всё спокойней струится по венам.
Никогда не любил я дождливость,
Восхищался красой листопада.
Не надеясь на чью-либо милость,
Я себя потерял… вот досада!..
Что надо для скульптуры – гипс иль камень.
Поэту карандаш и чистый лист.
В груди творцов пылает общий пламень,
И путь один – он труден и тернист.
Материал ваятеля – в избытке,
А стихотворцу – не хватает слов.
И созидают не с одной попытки,
Никто шаблоны ставить не готов.
Похожи два служителя искусства,
Скрепляет их невидимая нить.
Поэт и скульптор родственные чувства
По-разному способны воплотить.
И разные, казалось бы, теченья,
Но все работы – людям напоказ.
Желающий – прочтёт стихотворенье,
И монумент узрит любой из нас.
Но всё же есть единая основа —
Большой художник от души творит:
Поэт скульптуру делает из слова,
А скульптор стих, используя гранит.
Не увижу тебя летящую,
Безнадёжно потерян след.
Не услышу шаги звенящие,
Будет грустен и тих рассвет.
Ворвалась позабытой песнею
В мой не слишком весёлый быт.
Ты пришла и уйдёшь безвестною,
Хоть кричи и рыдай навзрыд.
Растопил по весне снегурочку
Беспокойный апрельский луч.
Мы не встретимся в переулочке,
Плавай дымкою возле туч.
И снежинки под ноги падали,
Всё как прежде, но я – другой!
Обменяться не сможем взглядами,
Что осталось?..
Болеть тобой!..
Восторженно смотрю на твой портрет
И вижу всё, включая закулисье.
Ты держишь пышный в желтизну букет
Подобранных с земли кленовых листьев.
Затмила ты великолепье роз,
Тогда зачем цветы моей мадонне?!
Густой каштан распущенных волос
В бордовом платье, растворяясь, тонет.
Улыбка Моны Лизы на устах
И кроткий взгляд задумчиво печальный.
Ты иногда проходишь в двух шагах,
Но вот лицо не рассмотреть детально.
Влечёт к тебе, рассудку вопреки,
Зелёных глаз магическая сила.
Замшелый пень весной пустил ростки,
Зачем его к восторгу оживила?..
Ты выдумал меня. Такой на свете нет…
А. Ахматова
Я образ твой придумал, ну и что!
Ты значима лишь тем, что есть на свете.
Пришла незримо девочкой-мечтой,
Бескрылым ангелом…
Но я заметил.
Одну тебя заметил изо всех.
В потоке лиц ищу несмелым взглядом.
Хочу услышать голос твой и смех
И радуюсь, когда увижу рядом.
И что за блажь такая – не пойму?!
Я поддаюсь любому наважденью.
Секрета не открою никому,
Пусть для тебя останусь светлой тенью.
Желанье плоти слишком велико,
И часто потакать ему – опасно.
Тебя придумал я…
Не более того!..
Порхай свободно бабочкой прекрасной.
О проекте
О подписке