Помоги мне себя простить

– Но… белый танец… как бы, никто не объявлял, – смутился широкоплечий улыбчивый  крепыш в ладно скроенном костюме, явно не из магазина, с манерами аристократа, привычно демонстрирующий явное превосходство перед всеми, тем более перед дерзкой выскочкой, посмевшей вот так запросто разрушить его фантазии, которые он наметил воплотить в жизнь.

Девушка-мечта, на которую он сам положил глаз, даже успел просчитать в деталях причудливые, но заманчиво волнительные варианты процесса соблазнения, стоимость аппетитного мероприятия (экономить на исполнении азартной затеи он не намерен) и представил себе очаровательные прелести обладания призовым фондом в полном объёме, запросто пригласила его на танец.

Какова, дрянь!

– Игру затеяла. Сюрпризы любит. Ну-ну! Вызов принят. Следующий ход мой.

Игорь Леонидович ужасно не любил  отчаянных мужчин, от которых никогда не знаешь, чего ожидать. Чего уж говорить об амбициозных притязаниях  длинноногой нахалки с осиной талией, кошачьей грацией, глазами трепетной лани  и повадками, судя по всему, кровожадной хищницы.

– Но, хороша, чертовка, хороша! Всё равно я её сделаю, зуб даю.

Не получившее немедленной разрядки тело сладко ныло, требуя немедленной сатисфакции.

Игорь Леонидович пронзил испепеляющим взором изумительно женственную, хрупкую на ощупь валькирию, претендующую на титул Афины, и бесцеремонно впился в её губы  жадным поцелуем.

– Попытка подавления воли, – бесстрастно констатирована нимфа, – впечатление не очень. Грубо. Невкусно. Я так понимаю, альфа-самец метит территорию колониальных притязаний в стиле Калигулы. Рептильный мозг всегда выбирает стратегию силы. Забавно, даже немного смешно. У меня пёсик, Танго зовут, мастиф. Он делает это иначе. И знаете, его пахучие метки никто до сих пор не посмел оспорить. Ваш вероломный вариант  должен означать, что меня запятнали, что сопротивление бесполезно? Ноги вверх, вы арестованы. Уверены, что справитесь?

Смотреть, как желание заполняет его глаза, как дрожит в нетерпении напряжённый мужской торс, как наливаются желанием мысли, было невыносимо приятно.

Мужчина указательным пальцем взял нахалку за подбородок, – бросаете вызов, леди, не боитесь?

– Да будет вам, разве я похожа на участницу турнира по укрощению строптивых кобелей? Флиртуете вы, не я, правда, в довольно оригинальной манере. Гораздо эффектнее удар в челюсть. Победа нокаутом  характерна для бесспорного лидера. Я лишь пригласила на танец. Вы в ответ вторглись без объявления войны на мою интимную территорию, разоблачая тем свою, простите  мой несовершенный французский, некую незрелость. Стоило бы озвучить анекдот на эту животрепещущую тему про поручика Ржевского. Вот ведь был мастер игривых комплиментов и пошлой жеребятины.

Физиономия Игоря Леонидовича от возмущения вытянулась, приобрела неприятный пунцовый оттенок.

– Что с вами! Дышите животом. Глубже. На счёт три начинайте медленно выдыхать. Ме-длен-но. Замечательно. Вы танцевать намерены, или пора скорую вызвать? Здоровье беречь нужно. Во-от, так-то лучше. Продолжим?

– Позвольте представиться, Виктория… Михайловна. Неудобно переходить на ты не познакомившись, – вкрадчивым голосом церемонно вручила новоявленная Афродита ключи от рая партнёру в медленном танце, – приблизившись несколько ближе, чем позволяли приличия, чтобы он мог оценить её несомненные достоинства.

Игорю Леонидовичу показалось, что перед ним совсем другая женщина: покладистая, кроткая, нежная.

Конечно, неприятно ощутить энергию столь агрессивного нападения, но, кто знает, возможно, это необычная стратегия, позволяющая сориентировать мужчину в специфических эротических предпочтениях. Только непонятно, на какую роль она претендует.

– Выдрать бы её. Хлыстом для начала. Или хворостиной. Но лучше, для порядка, чтобы отбить охоту хамить, отодрать. Нетрадиционно, жёстко. Ха-ха!

Ядрёная грудь озорницы, обтянутая полупрозрачной тонкой тканью, вздымалась и опадала, призывая возбуждённого любовника, который повторно поймал высокую волну вдохновения,  к активным действиям.

Редкостная, конечно, штучка, но как заводит! Такое с ним творится впервые.

– Я не я буду, если не стреножу строптивую кобылицу,  – подначивал себя Игорь Леонидович, у которого странным образом, как от сильного переохлаждения, вели себя внутренности.

– Я веду, ты подчиняешься, – пытаясь вернуть обычную уверенность, начал торговаться мужчина.

Девушка кокетливо приподняла плечики и сверкнула белозубой улыбкой, давая прижать себя к широкой груди.

Это могло означать что угодно, но джентльмен поплыл в радужной невесомости, ощутив живую мощь упругого бюста, аромат которого повредил что-то очень важное в голове.

Кровь хлынула в нижний отдел, срывая пломбу с ограничителя скорости и давления.

Неудержимое желание накрыло искателя приключений, добавляя смелости, которая несколько бесконечно долгих минут до этого скулила, забившись в некую виртуальную щель.

– Лобовая атака будет ей дорого стоить, – раззадоривал себя отважный кобельеро, чувствуя одновременно возбуждение и тревогу: она вряд ли догадывается, что такое по-настоящему грубый секс.

Виктория, покорно потупив махровые ресницы, позволила вести себя в неумелом танце, не обращая внимания на непристойное путешествие шаловливых рук партнёра, нагло прогулявшихся по открытому вырезу спины с аварийным заходом в очень интимную зону ниже пояса.

– Не пора ли нам, – зашептал на ушко богине Игорь Леонидович, – покинуть этот вертеп. У меня шампанское для такого случая заготовлено.

– Очень кстати. Я тоже думаю, пора. Кажется, ты созрел для серьёзного разговора.

– Перезрел. Ещё немного и выпрыгну из штанов.

– Очень мило с твоей стороны. С удовольствием насладилась бы  этим зрелищем. Но говорить буду я. А ты слушай. И кивай, если понял.

Виктория Михайловна нежно опустила маленькую ладошку меж ног партнёра, ласково, но очень чувствительно сжала напряжённые возбуждением бубенчики, – тс-с-с, тихо, это наша с тобой интимная тайна. Имя Инга тебе знакомо? Инга Витальевна За-вад-ская. Я её мамочка. И не прикидывайся шлангом, я всё знаю. Кивни, что услышал, осознал, что больше не будешь. Помоги мне тебя простить.

Игорю было лихо. Одно резкое движение и…

– Да пошла ты, – попытался он вырваться, но резкая боль не позволила сопротивляться.

– Вот и умница! Забудь про неё. Не для тебя мама ягодку растила. Понимаю, что синтез гормонов и феромонов у тебя поставлен на поток. Испытала на себе технологию, сделала выводы. Могёшь!

Игорь Леонидович открыл рот, но игривая ладошка пришла в движение, вызывая неприятное ощущение, – не стыдно охмурять маленьких девочек?  Можешь не отвечать, по глазам вижу – стыдно. Договорились? Вот и чудненько.  Скажи, что я тебе нравлюсь, и танцуй, пока не устанешь. Приятно было познакомиться. Звони, если что.

Тебе уже от счастья не укрыться

Мы можем навсегда прощаться

Полу-во-сне, полу-в-бреду.

Я всё равно к тебе приду:

Мне просто некуда деваться.

Вадим Хавин

Зойка любила дружка своего больше жизни, оттого и дразнила. Время пришло девчонке невеститься, да и смелая, дерзкая была чересчур: одевалась намеренно в короткие платьица, специально для Витьки, грудью упругой прижималась, волосами распущенными щекотала, чтобы аппетит интимный разбудить, о существовании которого тот ни сном, ни духом не ведал.

Коленки голенастые специально для него напоказ выставляла, подол до трусиков якобы случайно задирала, за руку нежно брала, чтобы в глаза удобнее заглядывать, губы жадные до ласки подставляла.

Но Витька – телок: мычит, глаза зажмуривает. Сердечко волнуется, стукотит как движок у мотоциклетки. За метр беспокойный пульс услышать можно.

Зойке, конечно, приятно, но она взрослой стать решила, от своего желания не отступится. А уж коли игра в любовь в такую жаркую пору вошла, жди неожиданностей. Горячая кровь на такие безумства способна толкнуть – только держись.

Налюбоваться дружок не мог на узорчатые прожилки под её прозрачной кожей. Дрожал как осиновый лист, когда невзначай прикоснуться к подружке доводилось. Млел, созерцая божественное цветение беспечной юности.

Нельзя!

Мальчикам, вроде, можно до поры к запретной тайне прикоснуться (выдерут вицей да и только), чтобы опыт накопить, чтобы не опозориться, когда срок наступит, а девчонкам беда: позор на всю оставшуюся жизнь. Так уж повелось на селе – до замужества невинность блюсти.

Витька не может нарушить заветы предков, особенно в отношении Зойки. Они же с детства не разлей вода. Куда один, туда и другой. На селе все знали – рано или поздно эту неразлучную парочку свяжет судьба.

Знала и Зойка, что он застенчивый, робкий, но всё равно мечтала, – сейчас поцелует, обнимет.

Разве от такого подарка можно отказаться! Не дурак же он, в самом деле.

Представляла, как сладко будет вдвоём, – любит ведь, чего ждёт, телок? Вот она я!

За руку брала, в заросли лозняка поутру водила, подальше от любопытных глаз. Смело сбрасывала лёгкое платьице, – гляди, любуйся. Вот здесь можно дотронуться. И здесь. Всё-всё можно, даже то, чего совсем нельзя. Ну же! Какой же ты у меня глупенький!

Зойка танцевала нагишом, руками ласково звала, – иди ко мне, иди любый.

Она была почти взрослая: так все говорили, хотя по возрасту ровесники. Вон, и грудь поспела, и кустик меж ног призывно топорщится. Расцвела девчонка, округляться начала, порозовела. Млеет в ожидании любви, трепещет от откровенного бесстыдства толпящихся в голове крамольных мыслей, от переполняющих взбудораженную гормонами кровь запредельных эмоций, от невнятного напряжения в налившейся спелыми соками груди и внизу живота.

Витька краснел, терялся, отводил в сторону зачарованный взгляд.

По ночам грезил, позволяя в фантазиях всё то, чего не мог себе разрешить в Зойкином присутствии.

Его чувственность только пробуждалась. Ничего ещё толком не понимал, но позывные взросления настойчиво о себе напоминали, наполняя незрелое тело нежностью и бурлящей кровью.

Только бы Зойка не узнала, какие мечты он себе позволяет в её отсутствие!

Не мог Витька подружку обидеть, не мог. Любовь, а это несомненно была она, благородна, жертвенна.

А Серёжка, дружок Витькин, когда оказия случилась, стесняться не стал: задрал подол и опростался, причиняя при этом боль.