– Она, родимая. – Кольцов убрал документ. – Так надо, долго объяснять. Полагаю, вы – Гурской Дмитрий Васильевич?

– Гурской, – проворчал мужчина, поколебался и протянул руку.

Пожимать не хотелось, но Михаил пожал. От заместителя начальника УВД исходил запашок дорогого алкоголя. Чуть не вырвалось: «Горе заливаем, товарищ подполковник?» Гурского не смущало, что обратно придется ехать за рулем, причем долго.

Михаил сдержался. Это как красному казаку запрещать ездить пьяным на лошади. Начинать командировку с конфликта не хотелось.

– Что случилось, Дмитрий Васильевич?

– Не видите, человек умер, – проворчал подполковник. – Свояк мой… – Он отвернулся, глухо выругался. – Запольский Владимир Кириллович, работает… работал в проектном институте… Вот дьявол, беда-то какая… – Гурской смотрел в пространство со злостью. Он был расстроен и выбит из колеи. Алкоголь не врачевал, наоборот, только ухудшал состояние.

– Сочувствую, Дмитрий Васильевич. Родственникам сообщили? У вас же телефон в машине.

– Я сам родственник, – огрызнулся Гурской и скрипнул зубами. – Нет, не сообщил. Страшно, майор, не знаю, как это сделать. Вот сижу, коньяк глушу, с духом никак не соберусь…

– Придется, Дмитрий Васильевич. Мы с вами позднее поговорим, хорошо?

Видя, что ничего не происходит, оперативники возобновили работу. Прибывшие разделились. Москвин отправился к воде, стал с любопытством разглядывать садок, лежащий на дне водоема. Емкость сплющилась, но рыба еще шевелилась. В метре торчала одинокая рогатина, вдавленная в ил.

Славин покосился на выброшенный рюкзак, заглянул в лодку. На дне лежало весло, бамбуковая удочка. Там же скопилась вода – возможно, дождевая. Один из оперов (видимо, рыбак-любитель) сидел на корточках рядом со спиннингом, непригодным к применению. Катушку опутывала «борода» из лески.

Кольцов приблизился к трупу. Сидящий на корточках криминалист поднял голову.

– Комитет государственной безопасности. Все в порядке, товарищи, продолжайте, мы не мешаем.

Пожилой криминалист неопределенно крякнул. Остальные переглянулись. Легко сказать «не мешаем» – уже помешали!

Тело лежало на боку с подогнутыми ногами. Это был жилистый мужчина лет сорока пяти или больше. Глаза были полуоткрыты – видимо, смерть наступила мгновенно. При таком ударе – ничего удивительного. Левая височная кость была раскроена, кровь впиталась в землю, частично смылась дождем – визуально ее было немного. Уключина лодки – стальной наплыв с отверстием – тоже испачкалась. Дождь отчасти смыл следы, но вокруг отверстия осталась желтоватая налипшая субстанция. Смотреть на нее было неприятно.

В горле предательски запершило. Михаил с усилием отвел глаза. Странное дело: весло было извлечено из уключины, лежало вместе с удочкой на дне лодки.

– Других повреждений на теле не вижу, – заключил эксперт, вставая на ноги. – Смерть наступила от удара об уключину, тут и к бабке не ходи.

– Ну, спасибо, Петрович, а то мы тупые, – проворчал приземистый малый в куртке из искусственной кожи.

– Следов, полагаю, нет, – предположил Кольцов.

– Да откуда, – отмахнулся эксперт. – Бедолага скончался еще до грозы. Хлынуло со страшной силой – если что и было, в кашу превратилось. Бесполезно искать.

– Сами-то как считаете – несчастный случай?

– А это, товарищ, не мое дело, – усмехнулся криминалист, – пусть другие считают и версии строят, а наше дело – трупы осматривать, вскрытия проводить да заключения писать.

– Ясный перец – несчастный случай, – сказал малый в кожзаме. – Камень в землю врос, видите? Ковырялся, видать, в своем барахле, на камне поскользнулся, пытался устоять – и со всего маха виском об уключину. Бывает, не повезло.

– Так метко – прямо об уключину? – засомневался Кольцов.

Оперативники насупились. Они не роптали, но присутствие «посторонних» на месте происшествия их заметно напрягало.

– Так, все понятно, – грузно подошел Гурской. – Убийства не было, еще чего не хватало. Владимир Кириллович погиб по случайности – давайте честно признаем. Операм и криминалистам можно было не приезжать – моя ошибка. Мы же не собираемся выстраивать надуманные версии? Пусть приезжают медики, забирают тело. И ради бога, укройте потерпевшего, что он тут лежит… – Гурской передернул плечами, неласково покосился на Кольцова и побрел к насиженному камню.

Опера продолжали работать. Один из них пристроился на корточки, заполнял протокол.

Михаил отошел, вынул початую пачку «Стюардессы». Сбоку приблизился Москвин, щелкнул зажигалкой.

– Обидно, товарищ майор, – сотрудник понизил голос. – Налог на яйца есть, а на идиотов – нет. Вам тоже кажется, что этих деятелей пора увольнять за несоответствие занимаемой должности?

Майор усмехнулся. «Налог на яйца», как прозвали в народе налог за бездетность, был не лучшим достижением советского строя. От него страдала добрая половина населения. Брали немало – шесть процентов. Поступления в бюджет были колоссальные, но вряд ли это утешало простых граждан. Налог взымали со всех бездетных мужчин от восемнадцати до шестидесяти, в том числе, с женатых, если у них отсутствовали дети. Женщин это тоже касалось – за исключением замужних. Бездетные женатики возмущались такой дискриминацией.

– Посмотрим, – пробормотал Кольцов, – пока трудно сказать что-то определенное. Но в случайности мы не верим – это точно…

Внимание привлек один оперативник, сравнительно молодой, задумчивый. Он подошел к воде, уперся взглядом в садок. Потом не побоялся замочить ноги, поднял за ручку рыболовный атрибут. Рыба еще подавала признаки жизни, ворочалась.

– Хороший улов, – оскалился эксперт Петрович. – Вот достанете меня, уйду на пенсию – каждый день буду такие приносить. Демаков, ты бы выпустил рыбку, пусть живет. Кому она теперь нужна?

– Сдохла, почитай, уже не оклемается, – проворчал оперативник, опуская садок обратно в воду. Задумчиво посмотрел на торчащую из озера рогатину. – Имею неприятные известия, товарищи. Судя по всему, это убийство.

– Чего? – поднял голову сидящий на камне Гурской.

– Мне жаль, товарищ подполковник, – вздохнул опер, – если позволите, расскажу.

– Да иди ты, – досадливо крякнул коллега.

– Демаков, тебе больше всех надо? – вскинулся малый в кожзаменителе.

– Ладно, дело хозяйское, – пожал плечами оперативник. – Пусть будет несчастный случай. Вас это устраивает, товарищ? – обернулся он к Кольцову.

– Слушаю, – насторожился Михаил. – Есть мысли?

– Здесь все началось. – Демаков ткнул подбородком себе под ноги. – Жалко, коллеги, что не видите очевидного. Потерпевший рыбачил на лодке, клевало хорошо. Мог бы и дальше сидеть, но испугался тучи. Понял, что скоро хлынет, решил переждать на берегу. Доплыл, вытащил лодку на берег. Рыбу в садке решил сунуть в воду, для этого воткнул рогатину. В этот момент его и ударили по голове…

– С какого перепуга? – фыркнул Гурской. – Фантазер ты, Демаков.

– Не били его по голове, – возразил Петрович. – Осталась бы шишка или еще что. Единственное повреждение черепа – в районе виска.

– Садок до рогатины он так и не донес, – невозмутимо продолжал Демаков. – Садок лежал в воде. Стряхнуть его ветром не могло – ручка проволочная, концы рогатины длинные. Товарищ подполковник, вы бы так поступили? Хотел повесить, но не успел, отвлекли. По голове дали глушарем – все присутствующие знают, что это такое. Мешочек с песком – оглушишь с гарантией, если хорошо треснешь. Следов на черепе не остается. Уголовники такое практикуют – как бывалые, так и начинающие.

– Урка, значит, работал? – насупился криминалист.

– Или тот, кто знает их повадки. Штука небольшая, помещается в кармане плаща. Оглушенного гражданина оттащили к лодке. Убийца развит физически – если, конечно, был один. Следы волочения смыл дождь – даже не ищите. Взял его за шиворот и треснул виском об уключину, после чего пристроил рядом с лодкой – дескать, поскользнулся, разбил голову. Весло снято и лежит в лодке. Почему? Второе на месте – в правой уключине. А потому, что бить по металлу эффективнее, чем по дереву. Достаточно одного удара, если умеючи. Невозможно так упасть, поскользнувшись. Он бы лбом треснулся, а не виском. Да и сила, с которой его приложили, – это с неба надо упасть, а не с высоты собственного роста…

– Ладно, не сочиняй, – отмахнулся Гурской. – Мегрэ хренов. Начитался глупых детективов. Ближе к земле надо быть, Демаков.

– Повторяю, дело хозяйское, товарищ подполковник. – Демаков искоса глянул на «заинтересованное лицо». – Это не все. Чтобы ударить жертву об уключину, преступник взял его за шиворот. Обратите внимание, – Демаков присел на корточки рядом с трупом, аккуратно перевернул его лицом вниз. – Видите, ткань порвана – вот здесь, сзади? Преступник продавил ее пальцами, когда схватил потерпевшего. Капюшон остался под подушкой ладони, а пальцы изнутри прорвали ткань. Брезент так просто не проткнешь, но в данном случае приложили усилие, а штормовка не новая, материал обветшал. Все видят? Дыры, как в кастете, куда просовывают пальцы. Назовите другую причину, почему на загривке у покойного порвалась ткань? Как ее вообще там можно порвать?

Оперативники сгрудились, внимательно слушали. Возразить было нечего. С недовольством подошел Гурской, растолкал людей, тоже уставился. Потом сплюнул, проворчал:

– Тьфу на тебя, Демаков.

– Блин, Андрюха прав, – пробормотал кто-то. – А мы, лопухи, не заметили…

Оперативник снисходительно посмеивался, но самодовольства не проявлял.

Михаил поманил его пальцем. Тот помялся, подошел.

– Наблюдательный ты парень, молодец. Кто по званию?

– Старший лейтенант.

– Негусто… Будешь работать по этому делу. Полномочия получишь, с твоим начальством я договорюсь. Наплюй на него, теперь твое начальство – я, майор Кольцов Михаил Андреевич, Комитет государственной безопасности. Дело, без преувеличения, государственной важности, запомни это. Подбери толковых ребят. Будут вставлять палки в колеса – сразу сообщи, телефон управления я дам. Будут подвижки – тоже звони. Рой землю, но выйди на след убийцы. Больше ничего сказать не могу, сам понимаешь: государственные секреты.

– Хорошо, товарищ майор… – Оперативник растерялся, но явно был польщен. – А что, так можно?

– Нужно, Демаков. Жаль, что в нашей стране разбрасываются ценными кадрами. Уяснил задачу?

Осталось разобраться с «некоторыми руководящими кадрами». Он направился к Гурскому. Тот смотрел исподлобья, сопел от злости. Налог на идиотов этой стране бы точно не помешал…

Совещание он проводил лично, тем же вечером, на Коммунистической. В кабинете, выделенном под нужды командированных, горел приглушенный свет. Под ногами – ковровое покрытие. Со стены бдительным оком взирал Феликс Эдмундович в картузе, с бородкой клинышком – пламенный революционер и основатель знаменитой ВЧК.

Присутствовали прибывшие москвичи и двое местных – старший лейтенант Славин и капитан Некрасов, мужчина лет сорока, спокойный и рассудительный. Ставить в ружье всю местную контору Кольцов не собирался, ограничился беседой с начальником управления полковником Ракитиным, вручил, так сказать, верительные грамоты. Чем меньше посвященных, тем больше вероятность сохранить секреты.

Сейчас он разглядывал постные лица сотрудников. Доводить информацию закончил минуту назад – люди переваривали. На столе стояли чашки с чаем, пепельницы. Вентиляция работала – дым не задерживался.

– Коньячка бы еще, – пошутил в своей манере Григорий Вишневский, но отклика не дождался. Шутить не хотелось.

Планы по созданию в КГБ отдельного Управления по борьбе с промышленным шпионажем оставались пока теоретическими. В недрах 6-го управления (безопасность на транспорте) сформировали засекреченное подразделение «Х», оно и занималось данным вопросом. Майор Кольцов и его люди представляли именно эту структуру.

– Вопрос позволите, Михаил Андреевич? – поднял голову капитан Некрасов. – Какие у вас полномочия в нашем городе?

– Неограниченные, Виктор Алексеевич. В рамках, разумеется, действующего законодательства. Ваше руководство в курсе. С этого дня сотрудников, прикрепленных к нашей группе, не волнуют желания их начальства и прочих властей.

По закону местные органы ГБ подчинялись местным властям. На деле же – центральному аппарату КГБ. Республиканские и областные чиновники фактически не контролировали деятельность собственных органов.

– Есть еще вопросы, товарищи?

– Считаете, агент Звонарь – это погибший на озере Запольский? – спросил Некрасов.

– Пока не знаю. Наши противники в курсе, что Толмачев попался, Пол Саймон задержан, и информация о Звонаре рано или поздно всплывет. Но имени агента Толмачев не знает. Пол Саймон тоже не обязан его выдавать. Его дело – выразить глубокое возмущение произволом советских властей, задержавших добропорядочного дипломата, дождаться консула, освобождения из-под стражи и выдворения из страны. Возможно, он уже в Америке. Имя Звонаря останется тайной. Наши коллеги из ЦРУ это понимают.

– Тем не менее точно к нашему прибытию гибнет один из руководителей предприятия, на которое мы хотим обратить внимание, – заметил Алексей Швец, мрачноватый мужчина средних лет с мучнистым лицом. – Вопрос на засыпку, Михаил Андреевич: знают ли наши оппоненты, что в Н-ск выдвинулась группа по поиску Звонаря?

– Знают, – кивнул Михаил, – иначе как-то неудобно за наших американских коллег. Поэтому будьте осторожны. Запольского убили, это никакой не несчастный случай. Нас могут увести со следа, подставив невиновного. Жестоко, но нашим врагам не до сантиментов. Ничего технически сложного: узнали о планах, задержали Гурского, поцарапав его машину… Неуклюже, топорно, но у них не было времени подготовиться. Вторая версия – Запольский и есть Звонарь. Но странно, Звонарь, безусловно, ценный агент. Избавляться от ценного агента, когда над ним еще не висит дамоклов меч, просто неразумно.