Глава 3

Шел третий час ночи. Улицы столицы давно опустели, на них не было ни пешеходов, ни машин. Небо с вечера заволокло густыми облаками, поднялся порывистый ветер, невесть откуда притащивший поднадоевший холод.

Старый немецкий автобус марки «Опель Блиц» медленно проехал по Красносельской, свернул в темный проулок и остановился. Пучок желтого света от единственной горевшей фары уперся в длинный забор, огораживающий складское здание из красного кирпича. Левее шагов на сорок находились закрытые ворота, над которыми изогнулась арка с надписью, выполненной плоскими металлическими буквами: «Вспомогательная продовольственная база. ОРС Управления Московской железной дороги. Северный ж/д вокзал».

Автобусная фара моргнула и выключилась. К правому борту тотчас приблизилась какая-то тень и юркнула в темное нутро.

Это был малец лет семнадцати с железной фиксой на переднем верхнем резце.

– Ну?.. – поторопил его главарь банды, крупный мужчина лет сорока.

Отдышавшись, малец приглушенно затараторил:

– Минут сорок тому перекинул я отраву. Собаки гавкали, аж заливались, но все сожрали. Теперь их не слыхать, угомонились уже.

– Солдат и ментов нет?

– Все чисто.

– Годится. Значит, так, – обратился главарь ко всем. – Работаем без шума. Мы не пострелять сюда приехали. Полушка, поглядываешь на углу и дашь знать Рогуле, когда подгонять шарабан.

Полушкой звали того самого мальца. Получив наказ, он согласно кивнул. Мол, все понял, сделаю.

– Антип, Жига и Синий, вам снять сторожей. Остальные к воротам, – проговорил главарь и направился к выходу.

Дверца по правому борту бесшумно отворилась. Шофер Рогуля остался на своем месте, а на мокрый асфальт поочередно спрыгнули семь человек. У каждого в руке поблескивал вороненой сталью ствол пистолета или винтовочный обрез, у одного был немецкий автомат.

Проворный Полушка метнулся через дорогу и занял место под деревом, откуда ему было видно и автобус, и ворота продовольственной базы.

Троица, названная главарем, проделала тот же путь, но остановилась под высоким забором. Крепкий Антип согнулся пополам, подставил корешам широкую спину. Долговязый Жига забрался на него, ухватился за верхний край забора, подтянулся, закрепился наверху, подал руку Синему. Так, помогая друг другу, бандиты перебрались через забор и оказались на охраняемой территории.

Главарь повел к воротам двух своих ближайших дружков, Татарина и Володьку Чернышева по кличке Вофти-Тофти. Не дойдя до цели десяти шагов, они нырнули вправо и в ожидании условного сигнала затаились между двух кустов сирени.

Банду возглавлял уголовник со стажем Павел Сарычев по кличке Сыч – потомок зажиточных крестьян из Тамбовской губернии. Основным его дружком и помощником числился уголовник по кличке Татарин. У обоих налетчиков имелся большой опыт грабежей, краж, взломов. Оба к началу войны отмотали по полтора десятка лет лагерей и не мыслили для себя какой-то иной жизни.

Костяком банды были такие же уголовники и дезертиры, сбежавшие с фронта. Все, кому требовалось скрывать свое настоящее имя, получали от главаря поддельные документы с другими фамилиями и биографическими данными. Взамен Сыч требовал от подельников беспрекословной дисциплины, а нарушителей жестоко карал. Люди поговаривали, будто он лично расстрелял в лесу двух корешей, из-за разгильдяйства которых банда понесла большие потери.

Сформировалась банда в первый год войны. Тогда криминал чувствовал себя повольготнее, чем теперь, потому как половина московских мусоров была отправлена на фронт. Заменить их особо было некем, вот и обряжали начальники в форму кого попало: баб, пожилых мужиков да комиссованных фронтовиков, иной раз настоящих инвалидов.

Начали бандиты с простого. Они спьяну вчетвером грабанули хлебный магазин, забрали дневную выручку и два пуда хлеба, оставшегося к вечеру. Деньги, как водится, эти мерзавцы прогуляли. Простота и безнаказанность пришлись им по нраву. Ну и понеслось. Магазины, артели, склады…

Позже, когда криминальное сообщество разрослось до десятка человек и обзавелось стволами, уркаганы начали промышлять по-крупному, причем не только в Москве, но и за ее пределами. На станции Владычино эти негодяи убили и ограбили семью железнодорожного рабочего, продавшего накануне войны дом умершей матери. Они же совершили нападение на инкассаторов, доставлявших заработную плату рабочим завода «Красный богатырь», организовали вооруженное ограбление сберкассы на окраине Москвы, во время которого погибли милиционер и старший кассир.

Банда располагала двумя квартирами, расположенными в Марьиной Роще и рядом с овощной базой, в Шмидтовском проезде. Имелась у преступников и дача в московском пригороде, на территории совхоза «Заречье». В эти укромные местечки уголовники свозили награбленное, там же отдыхали, зализывали раны, гуляли и кутили. Чаще это происходило в городских квартирах, реже – в Заречье.

Ждать в кустах сирени пришлось около четверти часа. Татарин присел на корточки и одну за другой выкурил две папиросы. Он не мог долго обходиться без табачка. Сыч с Вофти-Тофти секли по сторонам.

Наконец-то послышался условный сигнал, тихий короткий свист.

– Пошли! – распорядился Сыч и первым двинулся к створке ворот.

За ней их поджидал Жига.

– Все нормально, Сыч, – шепотом доложил этот долговязый тип. – Записали мы сторожей.

– Почему так долго? – недовольно буркнул главарь.

– Так один-то спал в каморке, с ним по-быстрому управились, а другой шлялся по территории. Пришлось нам поискать его.

– Обоих? Разве сторожей всего двое было?

– Выходит, так, – ответил Жига и пожал плечами.

– А мне свои пацаны нашептали, что они вроде по трое дневалят. Ладно, где Антип с Синим?

Жига кивнул в сторону ближайшего пакгауза и сказал:

– Вскрывают.

– Останься у ворот, – велел ему Сыч и вместе с корешами двинулся к длинному строению.

Продовольственная база Северного вокзала состояла из трех пакгаузов, растянувшихся вдоль железнодорожного пути. На нем время от времени вставал товарный эшелон, из вагонов которого продовольствие перегружалось на стеллажи пакгаузов. С другой стороны длинных зданий был оборудован подъезд для грузовых автомобилей.

Главарь банды поднялся по ступенькам на приподнятый парапет, тянувшийся вдоль всего здания, подошел к Антипу и Синему, копавшимся у ближайших ворот.

– Чего возитесь, малахольные?! – рыкнул он.

– Да вот мандолина хрустнула, – ответил Синий и показал ему сломанную отмычку.

В это время Антип поднатужился и сорвал висячий замок обыкновенной фомкой. Тот отлетел, позвякивая в воздухе разомкнутой дужкой, и глухо тюкнулся об асфальт.

– Прошу! – Антип картинно раскрыл ворота перед корешами.

– Проведай! – приказал ему Сыч.

Крепыш нырнул в темное нутро пакгауза, включил электрический фонарик и пробежался между высоких стеллажей.

– Товарка, – доложил он, вернувшись через минуту.

Да, как ни странно, один из пакгаузов продовольственной базы использовался для хранения не продовольствия, а тканей, одежды, обуви, мыла и других подобных товаров.

– Пойдет. Вскрывай следующий. Синий, маякни через Полушку Рогуле, чтоб подгонял шарабан.

Сыч прослыл умным и невероятно осторожным человеком. Благодаря этим качествам его банда несла минимальные потери во время вооруженных налетов и регулярно ускользала от преследования правоохранительных органов. Попробуй поймать тех, кто появится неизвестно когда и где.

Уголовники никогда не задерживались на одном месте дольше двух-трех дней. Готовились к очередному ограблению, предположим, в Мытищах. Выезжали затемно, проворачивали дельце, а возвращались с награбленным на дачу в Заречье. Захваченные ценности и деньги делили поровну, не забывая, однако, пополнять и воровскую кассу. Так сказать, на черный день.

Порой эти сбережения и в самом деле выручали их. Так приключилось, к примеру, в сорок четвертом, когда на криминальный московский мир дружно навалились опера. Банде пришлось залечь на дно и дышать через раз. Вот тогда-то мошна и пригодилась. Иначе бандиты не стерпели бы, пошли бы пополнять запасы и наверняка засветились.

Сам Сыч был из тамбовских крестьян, 1900 года рождения. Высокий, чуть сутуловатый, физически развитый. Грубоватое и вечно угрюмое лицо с узкими прищуренными глазами и широким расплющенным носом редко растягивалось в улыбке. Он никогда не шутил и не смеялся, предпочитал говорить исключительно по делу.

Его давний друг по кличке Татарин прибыл в Москву, освободившись после длительного срока, в течение которого ему пришлось поучаствовать в строительстве знаменитого канала между Белым и Балтийским морями. Шамиль Закурнаев – так по-настоящему звали Татарина – был на год младше Сыча. Густые темные волосы с сединой на висках обрамляли широкое смуглое лицо с живыми карими глазами. Ростом он был пониже своего друга, не так широкоплеч, зато подвижен и щедр на едкую шутку. Любил посмеяться и выдать какую-нибудь ядреную фразу на родном татарском языке. В банде Татарин заправлял воровской кассой, а также ведал закупками всего необходимого.

Третьим человеком в банде являлся Володька Чернышев со странным прозвищем Вофти-Тофти. Происхождение этой клички никто не знал, а сам Чернышев объяснять ее значение не хотел, рассказывал то о конфетах «Тофти», сворованных когда-то из бакалеи, то о прозвищах из далекого беспризорного детства. При обычной, ничем не выдающейся внешности Володька обладал живым умом и невероятно цепкой памятью, способной намертво зафиксировать однажды увиденную картинку или целый газетный разворот. За умение логически мыслить и запоминать мельчайшие детали Сыч всегда привлекал Вофти-Тофти к планированию налетов и грабежей. Годков ему было около сорока, а в Москву его занесло после отсидки в детском трудовом лагере в середине двадцатых.

«Опель» медленно заехал задом на территорию продовольственной базы и сразу с поворотом подкатил к нужному пакгаузу. Мотор опытный Рогуля глушить не стал.

На парапете, напротив распахнутых дверей, уже высилась гора отобранного товара. В основном это были рулоны различных тканей, зашитые в мешковину, а также кожаная обувь и готовая одежда.

Бандиты делали это не в первый раз, поэтому быстро разделились для погрузки добычи. Сыч нырнул в шарабан и вместе с Рогулей приготовился принимать товар. Полушка остался стоять у ворот на стреме, а Татарин, Вофти-Тофти и Синий, растянувшись цепочкой, передавали добро в раскрытый дверной проем автобуса.

Жига с Антипом в это время вскрывали второй пакгауз.

Работали уркаганы молча и по-стахановски. В результате за десять минут весь товар перекочевал с парапета в нутро старого «Опеля». После чего мотор натужно заурчал, и шарабан переместился к парапету второго пакгауза, напротив которого тоже росли стопки из коробок и ящиков.

– Самое ценное! – напомнил Сыч, принимая из рук Татарина ящик. – Места осталось мало.

Под «самым ценным» подразумевались прежде всего тушенка, вяленое мясо, сало, рыбные консервы и спиртное. Большой удачей считалось прихватить черной икры, осетрового балыка, сырокопченой колбасы, но сегодня ничего этого во втором пакгаузе не обнаружилось.

Коробки с ящиками быстро заполнили свободное пространство автобуса. Места осталось ровно для семи членов банды.

– Край! – крикнул главарь. – Уходим!

На парапет из пакгауза выскочил разгоряченный, вошедший в раж Антип.

– А третий пакгауз?! – спросил он и впился зубами в батон колбасы.

– Лезь в шарабан, я сказал! – грозно повторил Сыч. – Синий, давай к воротам!

Перечить главарю никто не отважился. Синий метнулся в сторону ворот, остальные друг за другом поднялись в автобус. Рогуля уселся на водительское сиденье, включил фару, со второго раза нащупал длинным рычагом передачу.

Нагруженный автобус качнулся и нехотя отвалил от парапета.

Когда до ворот оставалось метров тридцать, по правому борту «Опеля» вдруг полоснул луч света. Ближе других к окошку оказался долговязый Жига. Он вытянул шею, заметил человека, бегущего наперерез, но замешкался, не знал, что делать.

Это был третий охранник, потерянный в самом начале Антипом, Жигой и Синим. Он совершил обход по дальнему маршруту, теперь возвращался к сторожке, внезапно заметил автобус, двигавшийся к распахнутым воротам, посветил фонариком и крикнул.

Водитель и не думал останавливать свой транспорт. Еще секунда – и автобус нырнет в уличную темень, за ворота.

Охранник, пожилой бородатый дядька, решительно вскинул ружье и выстрелил по черным квадратам окон старого шарабана.

Послышался звон разбитого стекла. «Опель» резко тормознул. Внутри загрохотали падающие ящики и коробки.

Тотчас глухо щелкнул ответный выстрел. Сторож схватился за грудь, обмяк, опустился на колено, выругался, погрозил пассажирам автобуса кулаком и повалился на землю.

Сыч стер пальцами кровь с лица. Один мелкий осколок разбитого стекла только что впился в его щеку. В другой руке он держал парабеллум с дымившимся стволом.

– Добейте! – приказал главарь банды.

Вофти-Тофти, стоявший у двери, вытянул из голенища сапога нож и выскочил из автобуса.

Главарь тем временем обернулся к Антипу, Жиге и Синему и заявил:

– А с вами, фраера дешевые, мы побалакаем чуть попозже, на малине.