Вступление русской армии в Париж в 1814 году.
Художник А. Д. Кившенко
Угадать главных заказчиков и организаторов цареубийства было совсем не трудно. Ведь непосредственные исполнители ничего не выиграли! Наоборот, сломали себе карьеру, по сути доживали в ссылках по поместьям. Зато Александр, едва взойдя на престол, сразу же подписал дружественную конвенцию с Англией. Отказался от любых претензий, в том числе и от Мальты. Снял арест с судов и активов англичан, открыл им свободную торговлю, и они завалили Россию своим импортом.
Новый царь оправдал и надежды масонов, обиженных дворян. Сразу же помиловал 156 заключенных, осужденных при Павле за политические и уголовные преступления. Возвратил на службу 12 тыс. уволенных за злоупотребления или иные неблаговидные дела. Снял запрет на ввоз в Россию иностранной литературы. Восстановил дворянские «свободы», выборы в дворянские собрания, перечеркнул указы отца об обязательной службе, о телесных наказаниях дворянам за серьезные преступления. А ложи «вольных каменщиков» снова действовали почти в открытую.
Главными советниками государя стали «молодые друзья», которые и раньше его опекали. Они предложили Александру создать «негласный комитет» в своем собственном составе, чтобы вырабатывать планы преобразования государства. Император согласился, и в комитет (его полушутливо назвали «Комитетом общественного спасения») вошли те же: Строганов, Кочубей, Чарторыйский, Новосильцев, Голицын. Выдвинулся и талантливый администратор Михаил Сперанский. Он был из семьи священника, но с церковной линии свернул на государственную службу, отличился деловыми качествами – и попал под влияние радикального масонского эмиссара Брюкнера.
Через некоторое время на основе «негласного комитета» был создан уже официальный орган – Государственный совет. Ему дали еще не законодательные, а законосовещательные права, и он был назначаемым, а не выборным. Но все равно это была первая, еще предварительная ступенечка к ограничению Самодержавия. Развернулись и другие реформы. Петровские коллегии преобразовали в министерства. Очень широко пропагандировался масонский лозунг «просвещения». Создавались новые учебные заведения по западным образцам. Царь утвердил университетский устав, высшие учебные заведения получили значительную автономию, становились «школами демократии».
Один из «друзей юности» царя, Александр Голицын, занял должность обер-прокурора Синода. Хотя он был не только масоном, а еще и гомосексуалистом. Целиком находился под воздействием оккультиста Родиона Кошелева. Тот тоже занимал высокие посты – был гофмейстером двора, членом Государственного совета. Под покровительством Кошелева возникло мистическое общество «Новый Израиль». В него вовлекли царского брата (и наследника!) Константина. Общество собиралось в его покоях. А под эгидой Голицына масон Лабзин начал издавать религиозный журнал «Сионский вестник».
По протекции бывшего воспитателя Александра, масона Муравьева, его собрат по ложе Карамзин получил официальный пост «историографа». Вместе с другим «вольным каменщиком» Бантыш-Каменским взялся перелопачивать архивы, конструируя фальсификации отечественной истории. Среди преступников, реабилитированных Александром I, были и осужденные скопцы. Их лжехристос Селиванов стал открыто проповедовать в столице. В высшем свете пошла молва о его «пророчествах». К нему потянулись за предсказаниями.
К крепостному праву царь и его советники относились однозначно как к «варварству». Но государственная система Александра снова опиралась на дворянство, рушить благосостояние помещиков никак не могла. Да и сами реформаторы жили трудом крепостных. Император смог позволить себе только издать в 1803 г. указ о вольных хлебопашцах. Хозяева получили право добровольно на тех или иных условиях освобождать крепостных. Но широкого распространения это не получило. За время царствования Александра по указу о вольных хлебопашцах освободилось 47 тыс. крестьян. А Сперанскому, оттеснившему прежних любимцев государя, он поручил заняться кардинальными проектами переустройства России. Однако углубиться в такие проекты не позволила международная обстановка.
Принятие в состав России Восточной Грузии вызвало долгую войну с Персией. Александр возобновил союзы с Англией, Австрией и Пруссией против Наполеона. Потом добавилась еще одна тяжелая и затяжная война, с Турцией. Разгром под Аустерлицем, вынужденный Тильзитский мир с Бонапартом, всколыхнули Россию. Воспринимались как небывалый позор. Но для Александра они стали и личными катастрофами. Он никогда не забывал, каким путем унаследовал трон. Считал поражения наказаниями от Господа. И для себя, и для России за тяжкий грех царя.
Такие выводы подкрепляла и его семейная жизнь. Екатерина II, желая укрепления династии, сама женила Александра и Константина, подобрала им невест. Супругой старшего брата стала принцесса Баденская Луиза Мария Августа, в православном крещении Елизавета Алексеевна. Супругой Константина – принцесса Кобургская Юлианна Генриетта, ставшая в России Анной Федоровной. Но у обоих браки по бабушкиным указаниям стали неудачными. Константин по натуре был человеком сугубо военным, вращался в офицерской среде – маневры, походы, пирушки. Его грубые шутки и выходки коробили жену, выросшую в совершенно других условиях. А ее красота привлекала других мужчин, и со стороны мужа добавились буйные сцены ревности, хотя сам он верности жене не проявлял. Анна рвалась вернуться в Германию, ее кое-как тормозили. Но в 1801 г. она под предлогом болезни матери уехала насовсем.
Муж не возражал. Он был увлечен службой. Возглавил комиссию по реорганизации армии: менялась форма, совершенствовалось вооружение. Константин руководил и созданием новых военных училищ, кадетских корпусов. Проявил себя настоящим героем под Аустерлицем, с гвардейскими частями прикрывал отход наших разбитых войск. Отличился и в других сражениях. Его разрыв с женой Александр I пытался как-то сгладить. Скандала не желала и мать, Мария Федоровна. Она была женщиной властной, сохраняла сильное влияние на сыновей, даже на царя. Но Анна наотрез отказывалась возвращаться, настаивала на разводе.
Александр по характеру не походил на брата, умел скрывать чувства. Поэтому в его семье драмы не проявлялись столь бурно. Но супруги быстро охладели друг к другу. Муж искал удовольствий на стороне, жена тоже. Дважды у нее рождались дочери, и было известно, от кого. Александр признавал их своими. Но императрица была очень слаба здоровьем, обе девочки умерли во младенчестве. Оба старших брата в царской семье остались бездетными. И в этом Александр тоже видел наказание от Бога.
А младших братьев государя еще никто не воспринимал всерьез. Хотя в Николае уже тогда можно было бы разглядеть некую обостренную ответственность, чувство долга. Трагедия отца каким-то образом преломилась в детском сознании, и однажды он вообразил, что должен оберегать императора. Находясь в Царском Селе, узнал, что на следующий день в караулы заступает «его» Измайловский полк, где он числился шефом. Рано утром надел мундирчик, взял ружье и пошел к покоям Александра. Часового там не было, царь говорил, что его должна охранять любовь подданных (на самом деле он понимал – в случае заговора часовой бесполезен). Но маленький Николай встал у дверей.
Александр удивился, обнаружив возле спальни младшего брата. Спросил, что он тут делает? Тот лихо отдал честь ружьем и доложил – охраняет государя, выбрал себе самый почетный пост. Император сдержал смех и остудил его усердие мягким способом. Дескать, он же не знает пароль. Что он стал бы делать, если вдруг придет обход с разводящим? Мальчик смутился, что упустил требования устава, но все равно заверил, что не пропустил бы к брату никого [11]. В Николае с ранних лет укоренилась и глубокая православная вера. Хотя непонятно, как она пришла к ребенку? В то время при дворе к церковным обрядам относились в значительной мере формально. А няня была англиканкой, учила детей только тому, в какие моменты Литургии нужно перекреститься, и давала заучить наизусть некоторые молитвы [12].
Воспитанием младших детей целиком заведовала мать, вдовствующая императрица, Мария Федоровна. Для их обучения назначили 7 преподавателей, а старшим наставником был определен генерал Ламздорф. Телесные наказания в ту пору считались нормальным средством педагогики, это было принято во всех странах, и Ламздорф прибегал к такому средству – частенько, был запальчивым, кричал. Дети ненавидели его и боялись. Царственный брат сочувствовал, когда-то Ламздорф и у него был наставником. Но не вмешивался.
А между тем, Николай проявлял живой и самостоятельный ум. Уже делал глубокие оценки. Преподавателю французского языка Пюже шестилетний царевич объяснил бедствия революции на его родине: «Король Людовик XVI не выполнил своего долга и был наказан за это. Быть слабым не значит быть милостивым. Государь не имеет права прощать врагам государства. Людовик XVI имел дело с настоящим заговором, прикрывшимся ложным именем свободы, не щадя заговорщиков, он бы пощадил свой народ, предохранив его от многих несчастий» [11].
Но о таких способностях ребенка вспомнили много лет спустя. Мать же поставила целью отвратить младших сыновей, в отличие от старших, от военных пристрастий. Им вдалбливали гуманитарные науки, заставляли учить латынь – намечали послать их в Лейпцигский университет. Хотя латынь вызывала у них отвращение, что влекло за собой новые наказания. Зато Николая увлекли точные науки, математика…
Замыслы насчет Лейпцигского университета перечеркнуло покорение Германии Наполеоном. А вот военные в это время в России были на первом плане, как же можно было мальчишкам не тянуться к ним? Эффектной победой завершилась война со Швецией, и наша страна присоединила Финляндию. В столицу доходили рассказы о подвигах наших героев на Дунае, на Кавказе. И отношения с Францией снова портились, становилось ясно – надвигается решающая схватка с самим Бонапартом. Подобная обстановка выдвигала в правящей верхушке уже не либеральных реформаторов. Все больший вес набирал любимец Павла I – Аракчеев. Он реорганизовал русскую артиллерию, блестяще проявил себя в шведской войне, возглавил военное министерство, а потом военный департамент в Государственном совете. Аракчеев стал одним из ближайших советников царя, пользовался правом входить к нему без доклада в любое время дня и ночи.
От либеральных идей Александр I отказываться не собирался. В завоеванной Финляндии он созвал сейм и сохранил прежнюю шведскую конституцию. Сперанский не только оставался приближенным государя, но и стал государственным секретарем – канцлером. Это была вторая по рангу должность в империи. Он деятельно занялся переустройством государства. Ввел налог на дворянские имения. А главное, разработал «Введение к уложению государственных законов» – по сути, это был проект преобразования России в конституционную монархию. Государственный совет получал законодательную власть. Образовывались выборная Государственная дума, выборные органы самоуправления в волостях, округах и губерниях.
Но реформы Сперанского (в первую очередь налог на имения) вызвали массовое недовольство чиновников, офицеров, да и крестьян (отдуваться-то все равно приходилось им). А планы кардинальных перемен встревожили партию Аракчеева. Еще один кружок консерваторов образовался вокруг сестры царя, Елены Павловны. Она вообще объявляла Сперанского тайным революционером. Когда Александр I и Наполеон встретились в Эрфурте, и французский император расхвалил российского госсекретаря, наградил за усилия в переговорах, это подлило масла в огонь. Сперанского стали называть французским шпионом.
В лагере его противников сплотились не только патриоты. Многие вельможи ненавидели его, как «выскочку» из низов, завидовали. Других возмутил новый налог. К кружку Елены Павловны присоединился и видный масон Карамзин, еще недавно боготворивший Робеспьера. Может быть, извлек для себя уроки из печальных примеров французского дворянства. Или просто пристроился под высокое покровительство, формируя для себя имидж патриота и монархиста. Как раз ему Екатерина Павловна поручила обосновать недопустимость реформ. Неизвестно, насколько Карамзин в данном случае был искренним, но литератором он был талантливым, получилось у него убедительно.
Когда царь навестил сестру, ему вручили «Записку о древней и новой России». В ней доказывалось, что Самодержавие ослаблять нельзя, и любые перемены государственных порядков – это зло. Прибегать к ним можно лишь в крайней необходимости. Утверждалось и об опасности освобождения крестьян. Потому что без «бдительного попечителя», они попадут под власть собственных пороков, а это будет гораздо хуже и для государства, и для самих крестьян. На пороге большой войны Александру приходилось считаться с позицией дворянства и патриотических сил. В марте 1812 г. он отправил Сперанского в отставку, перевел в Нижний Новгород. С началом войны сослал еще дальше, в Пермь.
Наступило время, для реформаторства совсем уж не подходящее. На Россию хлынула 600–тысячная армия Наполеона. Сам Александр сперва очутился в войсках и главнокомандующего не назначил, – тем самым оставляя руководство за собой. Но Аракчеев, министр полиции Балашов и родные все же уговорили царя уехать в столицу, развязав руки своим генералам. Его брат Константин командовал 5–м (гвардейским) корпусом. Когда 1-я армия Барклая-де-Толли и 2-я армия Багратиона героическими усилиями избежали разгрома и сумели соединиться в Смоленске, Константин поддержал Багратиона, требуя прекратить отступление и решительно атаковать. Дошло до открытого конфликта с главнокомандующим, и великому князю тоже пришлось уехать в Петербург. Впрочем, и Барклай не задержался во главе объединенных сил, был заменен Кутузовым.
Александр I торжественно пообещал не мириться, пока хоть один французский солдат остается на русской земле – и тем самым получил опору всей страны, стал знаменем борьбы. Он разрушил планы Наполеона победоносно завершить войну взятием Москвы, отверг попытки завязать переговоры. Но в душе Александра сохранялся тот же надлом. Он остро воспринимал свою личную ответственность за неудачи, отступление, жертвы. Осознавал их как очередные Божьи кары за собственный грех. Соучастие в свержении и убийстве отца.
И если до сих пор Александр относился к религии довольно поверхностно, то теперь в нем пробудилось горячее стремление очиститься покаянием, обратиться к Господу всей душой. Но… даже на этом пути его поджидали ловушки. Рядом с императором не нашлось честных и искренних наставников в вере! Его порывом воспользовались все тот же «друг юности» и обер-прокурор Синода Голицын с гофмейстером-оккультистом Кошелевым. Они увлекли царя в туманный мистицизм, в совместные чтения и толкования Библии, запутывали пророчествами Апокалипсиса. В пике потрясений, когда полыхала Москва, они предложили Александру совместные моления, образовали втроем «мистический союз», и государь настолько доверился им, что даже выделил Кошелеву собственные покои в Зимнем дворце, чтобы постоянно находился рядом.
Однако в это время горячо молилась вся Россия. И силы собирала, и захватчиков била. А молодые дворяне всей душой и мыслями были там, на фронте, рвались на поля сражений. Рвались туда и юные братья царя. Николаю исполнилось 16, Михаилу 15–в те времена возраст был достаточным для начала службы, многие их сверстники уже воевали. Но мать подобные стремления совершенно не поощряла. Мальчикам надлежало продолжать обычные занятия. Хотя какая уж тут учеба? Младшие царевичи завидовали брату Константину. Вот он-то снова был героем! Под Бауценом его отряд блистательно отразил натиск самого Наполеона! Он отличился в битвах под Дрезденом и Лейпцигом. Под Фер-Шампенуазом лично возглавил атаку двух конных полков, врезался во фланг противнику…
Лишь в феврале 1814 г., когда французов почти сломили, мать отпустила Николая с Михаилом в армию. Они были на седьмом небе, грезили подвигами. Действительность оказалась куда более прозаичной. Их отправили со свитой наставников под началом того же Ламздорфа. Ехали медленно, с долгими остановками. Первые выстрелы услышали только в Базеле – австрийцы и баварцы осаждали крепость Гюнинген, где еще держались французы. Наконец, достигли Франции, догнали тылы русских войск. Но в это время Наполеон нанес свой последний отчаянный контрудар, и царь прислал младшим братьям приказ – срочно возвратиться в Базель. Там проторчали две недели в полном разочаровании, пока не узнали, что война кончилась. Только тогда Николаю и Михаилу велели ехать в Париж к императору. Всего лишь помаячить на победных торжествах…
После возвращения возобновилась учеба. Но уже на другом уровне. Братьям-царевичам преподавали государственное устройство, финансы, историю. Николаю особенно нравились занятия военного инженера генерала Оппермана, полковников Джанотти и Маркевича. Их уроки великий князь схватывал на лету, усваивал на отлично. А в 1815 г. Николая с Михаилом снова повезли за границу: в Вену, Париж. Но опять только для «фона», чтобы они покрасовались в свите старшего брата на мирной конференции.
О проекте
О подписке