Демократы и либералы подспудно наводили мосты с противником. Радикальных революционеров вовсю подогревали российские большевики, слали деньги, инструкторов, формировались отряды «спартаковцев». Патриоты тоже пытались мобилизовать сторонников. Сплачивались вокруг популярных генералов, тех или иных политических группировок. Силились расширить свое влияние и оккультисты из «Германского ордена». Набирали единомышленников, искали контакты с близкими организациями. А рядом с фигурой главы ордена фон Поля вынырнул некий барон фон Зеботтендорф.

Точнее, он был отъявленным авантюристом по фамилии Глауэр. Привлекался к суду за мошенничество и подделку денег, бродяжничал по разным странам. Очень интересовался оккультизмом и в Турции пристроился к богатому еврею Термуди, учился каббалистике, получил масонское посвящение в ложе «Французский ритуал Мемфиса». Стал зарабатывать астрологией, лекциями и кружками по оккультным дисциплинам. Фон Полю самозваный барон понравился, сумел пустить пыль в глаза, и ему было поручено создавать филиал «Германского ордена» в Баварии

Авантюрист оказался отличным организатором, навербовал полторы тысячи человек. Нашел и средства. Штаб-квартиру устроили в фешенебельной гостинице «Четыре времени года», украсили изображениями свастики с кинжалом. Придумали для баварского филиала новое название, «Общество Туле». Официальными задачами провозглашалось изучение древней германской истории и культуры. Однако подобными изысканиями общество не ограничивалось, Зеботтендорф-Глауэр нацеливался на активное участие в политической жизни. Он приобрел газетенку «Мюнхенер беобахтер» («Мюнхенский обозреватель»), редактором стал член «Туле» журналист Харрер. Газету потом переименовали в «Фелькишер беобахтер» («Народный обозреватель»). Кроме того, планировалось развернуть агитацию среди рабочих. Тот же Харрер и другие члены общества, инженер Федер и слесарь Дрекслер, сколотили «Комитет свободных рабочих за хороший мир» – через несколько месяцев он превратился в «Немецкую рабочую партию».

Революцию в Германии Зеботтендорф воспринял как катастрофу, призвал последователей на подвиги во имя языческой «троицы»: «Вотана, Вили и Ви». Доказывал необходимость бороться, «пока свастика не воссияет над холодом темноты». Хотя сразу же выяснилось, что бороться с коммунистами у него кишка тонка. Власть в Баварии захватили «спартаковцы». Красногвардейцы разгромили штаб-квартиру «Туле». Семерых членов руководства арестовали и расстреляли. Остальные попрятались. Правда, еще хорохорились, начали готовить теракты против советских лидеров. Но ничего толкового совершить не сумели и не успели.

Нашлись более серьезные силы. Патриотически настроенные офицеры собирали отряды добровольческого «фрайкора», германское правительство двинуло на Мюнхен регулярные части, и Баварскую республику ликвидировали за неделю. А верхушка «Туле», выйдя из подполья, тут же перессорилась. Зеботтендорфа стали обвинять, что он слишком небрежно хранил списки, и именно из-за этого погибли люди. Всплыла и пропажа общественных денег, барон их якобы потерял. Он предпочел убраться в Вену, а вчерашние товарищи исключили его из «Туле».

Что же касается Гитлера, то его после госпиталя направили служить конвойным в лагерь военнопленных в Траунштейтене. Но в марте 1919 г. пленных освободили, и ефрейтор оказался не у дел. Вступил во «фрайкор», чтобы воевать с большевиками, однако до участия в боях у него дело не дошло. Гражданская война в Германии получилась короткой, красные мятежи раздавили быстро. Теперь армию расформировывали. У военных сохранялась надежда, что Антанта смилостивится, сохранит немецкую армию против Советской России. Но эти расчеты не оправдались, победители подтверждали требования разоружаться.

Офицерам и солдатам предоставлялось устраиваться как угодно. А как тут устроишься, если выплеснулись миллионы безработных в шинелях? Демобилизованным приходилось туго. Например, будущий начальник нацистских спецслужб Гиммлер был вынужден жить на содержании проститутки Фриды Вагнер, потом поехал на поклон к отцу, с которым был в ссоре, и тот принял его управляющим на птицеводческую ферму. Будущий рейхсмаршал авиации Геринг сумел каким-то образом сберечь свой самолет и зарабатывал на ярмарках, катал за деньги состоятельную публику. Другому военному летчику, будущему начальнику гестапо Мюллеру повезло больше – его приняли рядовым сотрудником в баварскую полицию.

У Гитлера пристанища не было. Он вернулся в Мюнхен, в опустевшие казармы своего 2-го баварского полка. В армии царила неразбериха, ее круто сокращали и реорганизовывали в профессиональный рейхсвер. Начальство оценило верность Гитлера «родной» части, разрешило жить в казарме – заодно будет кому прибрать, помыть полы. Участие в судьбе безработного ефрейтора принял капитан Эрнст Рем. Он служил в штабе командующего Баварским округом фон Эппа, а в офицерской среде вовсю обсуждались идеи – нельзя ли увильнуть от версальских условий? Сохранить некую «скрытую» армию? В рамках подобных проектов было решено устроить курсы «бильдунгсофициров» – «офицеров-воспитателей», что-то вроде пропагандистов (слово «офицер» в названии было условным, офицерских званий курсы не давали).

На эти курсы Рем направил и Гитлера. Окончив их, ефрейтор был прикомандирован к политическому отделу баварского рейхсвера. Но опять на птичьих правах. Штатных должностей для него не было, оплаты он не получал, только кормили по солдатской норме и сохраняли за ним койку в казарме. Да и функции самого политического отдела оставались неопределенными. Хотя политическая жизнь в Германии бурлила. Возникали многочисленные партии, о большинстве из которых никто не знал за пределами «своей» пивной. Тут были и националисты, и демократы, и сепаратисты. Ведь со времени объединения Германии прошло всего полвека, вот и шумели, не лучше ли снова разделиться?

12 сентября 1919 г. начальник Гитлера капитан Майр послал его в пивную «Штернекерброй», где происходило собрание Немецкой рабочей партии Дрекслера. Просто разузнать, что это за организация, изобразить какую-нибудь работу. Партия была та же самая, которую создавали активисты общества «Туле». Дрекслер успел написать брошюру «Мое политическое пробуждение», а в соавторстве с Федером еще одну – «Как сбросить ростовщичество?». Но без пронырливого Зеботтендорфа все у них пошло наперекосяк. В партии насчитывалось 85 членов, а на собрании было 46. Один из ораторов повел речь об отделении Баварии, и Гитлера задело за живое, он выступил с горячей отповедью. Его первая в жизни речь понравилась Дрекслеру. Слесарь подарил ефрейтору свою брошюру, а через несколько дней прислал открытку, что тот принят в партию. Кстати, без всякого заявления со стороны Гитлера.

Тем не менее он согласился. Он уже понял, что в армейском политическом отделе делать ему нечего. Рем поддержал его. Гитлер принялся ходить на очередные партийные сборища, и неожиданно у него обнаружились таланты оратора. Это привлекало людей. Микроскопическая партия стала расти. В октябре 1919 г. в пивной «Хофбройхаузкеллер» Гитлера слушало 100 человек, а в феврале 1920 г. он уже снял для митинга самый большой зал этой пивной, собралось 2000. Его козырем стали и связи с военными. Рем выхлопотал из фондов Баварского военного министерства 60 тыс. марок. На эти деньги Гитлер выкупил и реорганизовал захиревшую газету «Общества Туле» «Фелькишер беобахтер», она стала партийным органом. А сослуживцы Рема смогли воплотить идеи о «скрытой армии», при партии начали формироваться штурмовые отряды.

Рем обеспечил их формой с армейских складов, раздобыли и кое-какое оружие. Ведь излишки военного имущества все равно предстояло сдать победителям или уничтожить – и офицеры по знакомству отдавали его. А форма и военизированные отряды привлекали внимание, выделяли партию из политической мешанины. Она становилась центром для объединения близких группировок. Например, очень похожую партию пытался формировать в Нюрнберге Шлейхер, она называлась Немецкой социалистической.

А судетские немцы при расчленении Австро-Венгрии силились присоединиться к Австрии или Германии. Провозгласили автономное самоуправление в четырех районах, где немцы составляли большинство населения, создали местные правительства, отряды самообороны. Немецкая рабочая партия Юнга поддержала эти чаяния. В 1918 г. она была развернута в более широкую организацию, Немецкую национальную социалистическую партию. Но не тут-то было. С пожеланиями судетских немцев державы Антанты не посчитались, отдали их области в состав Чехословакии. Чешское правительство бросило войска, разгромившие сторонников автономии. Некоторых лидеров пересажали, другие эмигрировали в Германию.

В Мюнхене Юнг и другие предводители обиженных судетских немцев нашли общий язык с Дрекслером и Гитлером, и 8 августа 1921 г. произошло что-то вроде конференции. Объединились три партии – мюнхенская Немецкая рабочая, нюрнбергская Немецкая социалистическая и юнговская Немецкая национальная социалистическая. Названия трех партий перемешали вместе, получилось Национал-социалистская немецкая рабочая партия, НСДАП. А программу – «Двадцать пять пунктов» – составили Дрекслер, Гитлер и Федер.

Эта программа выглядела круто революционной и мало отличалась от программ социалистов. Провозглашалась борьба за блага простого народа, требования прижать толстосумов, промышленников, крупных землевладельцев. Даже флаг был революционным, красным. Только его дополнили магической символикой – свастикой в белом круге. Это знак языческого жертвенника и горящего в нем огня. Ну а численность партии даже после объединения с двумя другими составила всего лишь 3 тыс. человек.

Пивной путч

В Первой мировой войне Германия не знала сокрушительного разгрома. Не знала вторжения неприятельских армий на свою землю. Революционные взрывы и соглашательское правительство привели ее к капитуляции, когда фронты еще держались. Не успел выветриться буйный энтузиазм, с которым немцы начинали войну, оглушающие фанфары успехов – как их выставляла германская пропаганда. Тем более обидной оказалась та грязь, в которую окунули Германию.

Миллионы немцев одним махом потеряли даже собственное отечество. Победители так перекроили границы, что они вдруг очутились в пределах Польши или Чехословакии. А поляки и чехи пыжились продемонстрировать собственное превосходство над ними, унижали, задирали носы. Примерно таким же образом французы вели себя в Эльзасе и Лотарингии, старались отыграться за полвека, когда этими областями владела Германия. Но и в германском Сааре распоряжалась французская администрация, притесняла и оскорбляла немцев, не упускала случая поиздеваться. Впрочем, по всей Германии большинство немцев чувствовали себя так, будто их страна оккупирована.

Еще вчера самым престижным было положение воинов. Перед фронтовиками с боевыми наградами люди на улицах уважительно снимали шляпы. Еще вчера заводские мастеровые, техники, рабочие считали себя почтенными гражданами, опорой государства, надежными кормильцами семей. Теперь повальные демобилизации соединились с демократизациями. А демократизации – с «приватизациями». Государственная собственность растаскивалась стаями хищников. Военные заводы останавливались. Социальные и экономические программы становились прикрытиями чудовищных злоупотреблений. А недавние герои в истрепанных мундирах вместе с голодными безработными занимали очереди на биржах труда. Бесцельно околачивали пороги, не в силах найти себе место в новой жизни. Хватались за любую работу вдовы, оставшиеся без кормильцев.

Новыми хозяевами Германии оказались финансисты и спекулянты, нувориши, маклеры, жулье. Те, кто организовывал демократическую перестройку страны и те, кто подсуетился приспособиться, присосаться к жирным кормушкам. Старые ценности больше не котировались – честь, репутация, доброе имя. Новая элита выстраивала совершенно другие системы ценностей. Газетенки захлебывались желтыми сенсациями, платные журналисты наперебой осмеивали именно то, что вчера было дорого – идеалы империи, национальный дух, армию.

Простые немцы высчитывали свои жалкие марки и пфенниги: как растянуть их, как правильнее потратить? Шагали пешком, экономя несколько монеток на трамвай. А рядом проносились шикарные лимузины. Мучили запахи из дверей ресторанов. Сверкали огнями и гремели музыкой кафешантаны, варьете – это оттягивались новые хозяева. До войны Германия славилась строгой нравственностью, на границе бдительные таможенники даже выдирали из французских журналов картинки с «неприлично» приподнятыми юбками. Но сейчас Германия переплюнула по разврату даже Францию. Это тоже был признак вкуса новых хозяев. Афиши берлинских зрелищных заведений соревновались в количестве. Обещали «100 голых женщин…», «200 женщин без всякой одежды», «300 женщин, абсолютно голых». В общем, сколько вместит сцена. А нанять можно было сколько угодно, потому что несчастным немкам ничего не платили. Их нанимали выйти в чем мать родила только за еду.

А уж богатые иностранцы вели себя, словно в покоренной колонии. Перед ними почтительно склонялись чиновники и полицейские, стелился обслуживающий персонал железных дорог, гостиниц. Американцы развлекались, швыряя сигареты из окон отелей – глядели, как немцы дерутся за «подарки». Понравившихся женщин манили пальцем, даже не поинтересовавшись, кто они. Были уверены – пойдут. Подзаработать-то хочется, детишек накормить.

В народе накапливалось возмущение. Говорили о предательстве, национальном позоре. Но недовольные разделялись по двум противоположным лагерям. Одних привлекали коммунисты. Внушали, что нужно готовиться к новым революциям. Другие примыкали к националистическим организациям. Хотя они, в отличие от коммунистов, были разобщены. Национал-социалистская партия была лишь одной из многих, за пределами Баварии о ней мало кто слышал. Куда более авторитетной организацией считался союз ветеранов войны «Стальной шлем», он действовал по всей Германии. Существовали также общества «Рейхскригфлагге» («Имперское военное знамя»), «Оберланд», существовали правые парламентские партии – Немецкая национальная, Народная, Католическая партия центра.

И все-таки партия Гитлера становилась все более заметной. Точнее, ее подразумевали не отдельной партией, а «Национал-социалистским движением». За образец брались итальянские фашисты – ставилась цель сплачивать вокруг себя близкие группировки. В данном отношении НСДАП в немалой степени помогли связи с оккультными обществами. Ведь у членов «Туле» были друзья и единомышленники в других структурах, они завязывали контакты, договаривались о взаимодействии.