Стройбаты – это было особое явление, особый мир. Призывали в них таджиков, узбеков, киргизов, кавказцев. В общем, как сейчас гастарбайтеры на стройках копошатся, так раньше – стройбатовцы. Качество работы было аналогичным. Но гастеры ради заработка трудятся, а стройбатовцы трудились, чтобы отбыть два года службы. Поэтому при малейшей возможности предпочитали косить. А самым популярным методом увильнуть от выполнения той или иной задачи выставляли плохое знание русского языка. Бойцу объясняют, куда нужно пойти и что сделать, а он заявляет: «Нэ понымай!» Или будет кивать, соглашаться. А потом урулит куда-то совсем в другую сторону, и на вопрос, почему ничего не сделал, разведет руками: «Нэ панымай!»
В один из стройбатов попал солдат-немец по имени Адольф. Советский немец. Уж почему его призвали в стройбат, непонятно. Но прораб был готов на него молиться. Поставил его наподобие надсмотрщика. Адольф летом ходил в замызганной пилотке без звездочки, бриджах с подтяжками на голое тело, сандалиях на босу ногу, а на руке постоянно носил кусок шланга на петле, вместо дубинки. Приезжает прораб на стройплощадку, а вокруг пусто, бойцы расползлись кто куда, по котлованам, кустам, на этажах отдыхают. Кричит: «Адольф!» Тот выплывает в своем живописном виде, молча идет со шлангом по стройке, и военные строители вылетают из своих углов, как ошпаренные, работа вовсю закипает.
Заработки стройбатовцев тоже интересовали, но достигались они другим способом. Когда в гарнизоне возводилось здание, бойцы начинали ходить по соседним домам. Звонили в квартиры, спрашивали, не нужно ли чего? Могли что угодно притащить: кирпичи, цемент, кафельную плитку, электрику, ванну. Их прапорщики выступали более солидными коммерсантами. Можно было подойти к любому с целым списком необходимых тебе материалов, оборудования, инструментов. Он и цену назовет, и солдат кликнет, чтобы на место доставили. Удобно. Тем более, в советское время все это было дефицитом. Побегай по магазинам, поищи!
Но из-за этой специфики стройбаты всегда работали «в долг» перед будущим. Чтобы сдать под ключ то или иное здание, им приходилось вместо разворованной сантехники, электрики, стекол, кафеля, привозить другие – предназначенные для какого-то будущего объекта. А для него брали с третьего. «Долг» перед грядущими временами из года в год возрастал, и строительные части просто не могли существовать без большого числа объектов. Одни готовятся к сдаче, другие строятся, третьи только закладываются. А для командиров и прорабов главное было – отслеживать, когда подходят сроки закрытия нарядов. Посмотришь – на стройке в течение нескольких месяцев еле-еле возятся три или четыре уроженца солнечной Средней Азии. А потом вдруг с других объектов нагоняют массу техники, солдат, идут вереницами машины со стройматериалами, и работа бурлит в круглосуточном режиме. Это значит, что приближается закрытие нарядов. Разумеется, оставалась масса недоделок, но такое считалось в порядке вещей.
У нас на территории части тоже шло большое строительство. Меня включили в состав комиссии по приемке, и с особенностями стройбатов мы освоились. Спокойно подписывали акты о «приемке с недоделками» и всегда были уверены – отмеченные проколы прораб обязательно устранит. Конечно, не из джентльменской честности. Но в конце следующего квартала он опять к нам прибежит, захочет закрывать очередные наряды. А если обманет один раз, ему не подпишут в другой.
Однако в сдачах объектов обозначился долгий перерыв. Стимул «джентльменских договоренностей» ослабел, и наше начальство приказало членам комиссии – в этот раз никаких недоделок не принимать. Прораб появился 31 декабря, в канун Нового года. Возник с самого утра, вытащил нас прямо с торжественного собрания. У всех Новый год, а ему как раз приперло – конец года. Пошли смотреть и обнаружили: на построенной ими стоянке для автомашин не заасфальтированы въезды и отмостки. Прораб и клялся, и божился, убеждая нас, что все исправит чуть ли не завтра. Ругал наше упрямство, выплескивая все ему известные пословицы, поговорки и идиоматические выражения. Логически доказывал, насколько это глупо. Но ведь у нас был приказ. Поддаться на его уговоры мы никак не могли, а логика против приказов бессильна.
И все же не нам было с ним тягаться в хитрости. Совершенно неожиданно он сдался. Спрашивает: «Ну хорошо. А когда заасфальтируем – вы подпишете?» – «Конечно, подпишем». – «Тогда так и напишите это вот тут на бумаге! И распишитесь». Почему не написать? Составили «расписку»: как только асфальт будет уложен, члены комиссии обещают поставить в акте приемки свои подписи…
Проходит всего-то пара часов. Мы на обед пошли, сидим в столовой, и туда врывается прораб. Дескать, айда за мной, все готово. Мы ему, конечно, не поверили. Но надели шинели, зашагали. Приходим на объект, и снова не верим. Теперь – своим глазам. Действительно, все готово! Одна за другой подкатывают машины с асфальтом, в поте лица трудится целая рота стройбатовцев, фырчит каток, разравнивая покрытие. Ну а прораб нам расписку предъявляет – все, вы обещали! Что ж, мы развели руками и подписали акт. А потом оказалось, что асфальт был уложен прямо на снег.
В Калмыкии как-то случился массовый падеж скота. Но нашлись деятели, решившие, что издохшую живность еще можно использовать – скормить ее военным. В тот год в офицерских столовых Северо-Кавказского военного округа появилось новое блюдо – «баранина холодного убоя». Она стоила раза в полтора дешевле, чем нормальное мясо, но воняла так, что экономить рисковали очень немногие.
Как-то в начале 1980-х мы с друзьями отправились в отпуск побродить по тверским лесам. Когда я вернулся, видок был еще тот: двухнедельная щетина, ватник, провонявший запахами костров, грязные кирзовые сапоги, старый рюкзак, закопченное ведро. Еду в метро, а рядом трое иностранцев. Пытаются по-английски выяснить, как им проехать на нужную станцию. К одному пассажиру тычутся, к другому – никто их не понимает. А сами они по-русски ни бум-бум. Жестами пробуют изобразить, в схемку путеводителя указывают – ничего не получается. Ко мне они, естественно не обращались: чем им поможет небритый и грязный мужик, то ли колхозник, то ли зэк отсидевший? Ну а я служил в «режимной» части, контакты с иностранцами у нас не приветствовались, поэтому тоже помалкивал.
Но все же жалко их стало. Перед тем, как мне выходить, говорю им: «Зе некст стейшн такая-то, объясняю по-английски, что им надо будет проехать еще две остановки и перейти на другую линию. Они обрадовались невесть как, что нашелся человек, способный их понять! Лопочут «сэнкью, сэнкью», зачем-то переспрашивают: «Ду ю спик инглиш?» Но я развивать знакомство не стал, говорю: «Ноу!» Иностранцы аж обалдели от такого ответа, глазами хлопают, а я вышел из вагона. Что уж они подумали о странном мужике и загадках «русской души», не знаю.
Однажды среди бела дня тяжелая авиационная ракета внезапно врезала по городу Гурьеву. Снесла на окраине два старых барака. Правда, почти все обитатели в момент попадания были на работе, а дети в школе. Но были и пострадавшие. После расследования уволили летчиков, осуществивших злополучный пуск. Как же это случилось?
На соседнем полигоне испытывали самонаводящуюся ракету, предназначенную для уничтожения радиолокационных станций. Разумеется, все близлежащие радары получили запрет на работу. Однако сотрудники Гурьевской станции оказались чересчур любопытными, и захотелось им подсмотреть, чем же это таким секретным военная авиация занимается? Что же такое происходит в воздухе, если им следить запрещают? Врубились они как раз в тот момент, когда ракета пошла на имитатор цели. Сигнал от мощной реальной станции оказался сильнее имитатора, и она тут же перенацелилась на Гурьев. Увидев на экранах объект, несущийся точно на них, операторы локатора смекнули, что нажили себе крупные проблемы. Но смекнули-то поздно, ракета уже «взяла» их в качестве цели. Вообще-то можно было просто разбежаться, оставив аппаратуру включенной, тогда разнесло бы только локатор. Однако перепуганные операторы выключили станцию. Ракета потеряла сигнал и в последний момент немного отклонилась…
О проекте
О подписке