Последующие пару дней наша жизнь проистекала по давно заведенному распорядку: ранним утром на территорию базы въезжал знакомый автобус, должный вместить в свое чрево нас и огромное количество багажа. В сумках обычный скарб: гидрокомбинезоны «сухого» типа, баллоны с разнообразной дыхательной смесью, дефицитные регенеративные патроны для ребризеров, маски, перчатки, ласты, специальные коробки с оружием, боеприпасы. Да, оружие мы всегда возим с собой – таким где попало не обеспечат.
– Евгений Арнольдович, – ныл Маринин. – Как же наша резервная пара?…
– А никак. Ты семейные проблемы решил? С женой помирился?
– Нет.
– Вот ты и сам ответил.
Он растерянно мялся рядом, но не уходил.
– Свободен, старший лейтенант. Я не знаю, когда состоится следующая командировка, но настоятельно советую привести нервишки и внутреннее состояние в норму. Иначе так и будешь гнить на базе…
Понурив голову, Маринин ушел, а мы принялись за дело: для начала плотно позавтракали (обеда может не случиться), потом неспешно загрузили в автобус «снарягу», уселись неподалеку от водилы и начали трудно продвигаться сквозь череду пробок на один из ближайших аэродромов, где ожидал «конторский» самолет.
Наконец – долгожданный взлет. После набора высоты парни хитро посмотрели в мою сторону. Ну, а что еще делать в салоне самолета, если на загородной базе выспались на неделю вперед?
– Ладно, наливайте. Только понемногу, – снисходительно кивнул я.
Бойцы выудили из закромов пару бутылок хорошего вискаря и простенькую закуску в виде апельсинов, шоколада и минералки. «Приняв на грудь» сто пятьдесят миллилитров, я отвернулся к окну. Мне достаточно, парни тоже свою норму знают – увлекающихся спиртным в моей команде нет и никогда не будет. Тяжелая, сопряженная с постоянным риском работа боевого пловца требует отменного здоровья и великолепной физической формы. А это с безмерным употреблением алкоголя несовместимо.
Прикрыв глаза, я попытался заснуть, но в памяти то и дело всплывал разгневанный за мою самовольную отлучку с базы Горчаков. Его сжатые кулачки, дребезжащий тенор и резкие по форме слова…
У моего шефа много недостатков и странностей, над которыми окружающие втихаря подтрунивали. Посмеивался над ними и я, пока однажды, где-то на первых этапах нашего знакомства, не получил хороший урок.
В тот год меня назначили заместителем командира «Фрегата», следом поменялся куратор – вместо ушедшего на повышение человека к нам приставили Горчакова. Первые впечатления о нем сложились быстро: слишком правильный, очень строгий, невероятно занудливый. Тут же подоспело и соответствующее прозвище – «Кощей» – за сходство со сказочным злодеем…
Он был вполне обеспеченным (к тому моменту десять лет носил генеральские погоны): большая квартира в центре, дача в Подмосковье, солидная иномарка, крутые часы и навороченные ноутбуки стоимостью от ста «штук» и выше. Но при этом для мобильной связи почему-то использовал неприличный даже для столетней бабульки аппарат – тяжелый черный брусок размером с ладонь землепашца.
Когда мы впервые увидели этот телефон, то зажали рты, чтобы, не приведи Господи, не заржать в голос. Так и сидели, вытаращив глаза и понимая, что первый издавший звук отправится на эшафот.
Нет, мы на самом деле и очень искренне недоумевали.
– Товарищ генерал, да выбросьте вы этот атавизм лихих девяностых – в нем даже дисплей монохромный!..
Он бледнел, глаза наливались яростью.
– Займитесь прямыми обязанностями! А я без вас решу, каким телефоном пользоваться!
Однажды мы скинулись и подарили Сергею Сергеевичу на юбилей очень хороший современный аппарат – громкий, с большим экраном и кучей полезных функций. Он молча принял коробку, сухо поблагодарил и… продолжал ходить на службу со старым бруском.
Спустя несколько месяцев мы заметили, что ископаемый телефон из-за поломки задней крышки перемотан изоляционной лентой. Однако никто уже не предлагал боссу избавиться от хлама. А кто-то из моих парней остроумно заметил:
– В этом телефоне Кощей прячет яйцо. В яйце лежит игла, а на кончике иглы – его смерть…
Что еще скажешь? Как-то нелепо пытаться учить жизни неглупого и вполне обеспеченного человека.
И все-таки я рискнул. В последний раз.
Буквально на следующий день судьба привела меня по каким-то делам на рынок с развалами разнообразного хлама. Там в голову пришла сумасбродная идея, и я взялся надоедать удивленным торговцам… Задача была не из легких, но через час я ее решил и при ближайшей встрече с Горчаковым положил на начальственный стол почти новенькую заднюю крышку от бруска-телефона.
Он бережно взял ее, придирчиво осмотрел со всех сторон и… просиял.
– Ты не представляешь, Женя, что для меня значит эта вещица! – впервые назвал он меня по имени. Через пять секунд лопнувшая крышка была заменена целой. – Смотри, он стал как новый. Поживет еще мой телефончик!..
Ни черта не понимая, я поплелся к выходу. И у самой двери услышал:
– Спасибо, Женя. Понимаешь… в памяти этого допотопного аппарата сохранилась диктофонная запись моего последнего разговора с женой. Я был в одной из горячих точек, она возвращалась с работы, позвонила и поздравила с днем рождения, сказала, что очень любит, ждет, считает дни до встречи… С тех пор прошло больше десяти лет. Домой она так и не доехала. Сразу после разговора погибла в автокатастрофе…
В полном смятении я вышел из кабинета. А в следующий раз, услышав от своих охламонов насмешки в адрес генерала, резко одернул:
– Так, орлы, забудьте о дурацком прозвище – никакой он не Кощей! Мы слишком плохо его знаем…
Через два часа пятнадцать минут наш самолет произвел посадку на военном аэродроме Североморска. За время службы во «Фрегате» мне довелось бывать здесь довольно часто, в последний раз, если не изменяет память, прилетал сюда около года назад.
К самолету подрулил автобус. Молодые матросы шустро помогли забить кормовую часть его салона нашими шмотками, и мы снова тряслись по неровностям гарнизонной дороги…
Североморск. Хоть за бортом и лето, но местные пейзажи сочностью красок не балуют. Все непривычно блекло, тоскливо, пасмурно.
Минут десять петляли по улочкам военного городка, прежде чем притормозили у медленно открывающихся ворот КПП. Последний рывок, и автобус остановился у предпоследнего пирса.
– Приехали, – радостно доложил водила.
И в третий раз за короткий временной промежуток стартовала разгрузка-погрузка. Теперь наши вещички перекочевали из автобуса на борт спасателя «Георгий Титов» – весьма солидного судна с полным водоизмещением около восьми тысяч тонн.
У сходней нас встречал командир корабля. Познакомились, поднялись на борт. Капитан второго ранга – мой ровесник. Небольшого роста, хорошо сложен, с открытым, даже немного простодушным лицом.
– Когда выходим? – петляя по коридорным лабиринтам, поинтересовался я.
– Минут через тридцать. Мы давно готовы – вас ждали. А вот и ваши апартаменты…
В коротком аппендиксе у трех открытых офицерских кают нас ждал мичман со связкой ключей.
– После размещения прошу в кают-компанию на ужин, – улыбнулся командир.
В шесть вечера, аккурат за ужином, нас застало объявление по трансляции: строгий голос командира корабля объявлял экипажу готовность к бою и походу. Пиликнула дудка, зазвенели пудовые коридорные звонки, по металлическим палубам загрохотали тяжелые матросские ботинки.
«Титов» содрогнулся от набирающей обороты машины. Корпус судна медленно отвалил от пирса, развернулся на север и стал набирать ход по Кольскому заливу. Наша командировка в Баренцево море стартовала, а с ней началась и операция «Охота за призраком».
Четыреста сорок миль, отделяющие Североморск от острова Медвежий, наш корабль резво протопал за тридцать часов.
Вот мы и на месте. Небо серое, низкая облачность медленно проползает над самыми мачтами. Одной из особенностей здешнего климата является резкая смена погоды: сейчас ветерок ласкает приятной прохладой, а через полчаса запросто свалит с ног. Так что обольщаться не следует.
Трагедия с норвежскими рыбаками произошла в тридцати милях к северо-востоку от острова. Затонувшее судно уже нашли, над ним дежурили тральщик типа «Оксёй» и небольшой гражданский спасатель.
Встали в паре кабельтовых, и командование начало переговоры…
Прощаясь, Горчаков поставил передо мной две задачи. Первая (официальная): помочь норвежцам разобраться в причинах гибели траулера, а также, по возможности, найти и поднять тела пропавших рыбаков. О второй задаче на «Титове» не знал никто, кроме меня. В соответствии с ней я должен был исследовать характер повреждений траулера и сделать подробный анализ случившегося.
Поднялся в ходовую рубку, где, помимо командира корабля, комбрига и вахты, околачивались трое гражданских «пиджаков» – сотрудники МИДа. Брать их на борт – обычная практика, когда в походе планируется взаимодействие с иностранцами. Мидовцы через переводчика общались с норвежцами и сговаривались о времени начала подводных работ.
С комбригом – достаточно молодым контр-адмиралом – я немного знаком. Он был отлично осведомлен о секретной специфике работы моей команды. Заметив меня, подошел, поздоровался и негромко пояснил:
– Небольшой траулер «Тинсет» занимался промыслом северо-западнее острова Медвежий. Неожиданно прогремел сильный взрыв. Несколько рыбаков оказались в воде, а судно затонуло буквально в течение минуты. Три человека пропали.
– Сигнал бедствия подать успели?
– Нет. Поэтому спасатели с Лонгьира не сразу узнали о трагедии. Короче, вертолет прибыл к месту только через полтора часа и поднял из воды единственного выжившего рыбака. Он и рассказал о подробностях…
Закончив переговоры, «пиджаки» объявили:
– Траулер «Тинсет» лежит на глубине ста пятнадцати метров. На норвежском спасателе имеются дыхательные смеси для погружения только до ста метров. Они связались с основной базой, и завтра утром вертолет доставит им нужные баллоны.
Тем временем один из дипломатов (или переводчиков?) поинтересовался:
– Товарищ адмирал, норвежцы предлагают два варианта: либо мы одалживаем им снаряжение для немедленного погружения, либо идем на глубину сами. Ваше решение?
Контр-адмирал вопросительно посмотрел на меня.
– Через час пойдем сами… – кивнул я.
На военных кораблях мы обычно разбиваем свой «бивак» на вертолетных площадках или в районе юта – там, где палуба пониже и удобнее спуститься в шлюпку. «Георгий Титов» внешне напоминал обычный сухогруз, правда, с двумя огромными универсальными кранами, установленными ближе к центральной части корпуса. Его корма высоко поднята над водой, поэтому мы «зафрахтовали» местечко у левого борта под одним из кранов. Матросы канителились с трапом, затем спустили на воду катер, а мы готовили вещички…
Вначале извлекли из сумок самую теплую рабочую одежку, так называемые «сухари», – гидрокомбинезоны-мембраны сухого типа, полностью изолирующие тело и обеспечивающие длительное пребывание в ледяной воде. Одежка склеена из специального многослойного материала, поэтому ей нужно немного повисеть для выпрямления складок. Многие подводники недолюбливают комбинезоны из-за утомительной процедуры одевания. Но, как говорится, здоровье дороже.
После комбинезонов переключились на дыхательные аппараты.
В своей работе мы используем ребризеры замкнутого цикла с электронным управлением. Это очень дорогие и самые незаметные дыхательные аппараты, в которых углекислый газ поглощается химическим составом регенеративных патронов. В процессе дыхания смесь обогащается так называемой «донной смесью» (кислородом с дилюэнтом, содержащим воздух или нитрокс, чаще смесь на основе гелия) и снова подается на вдох. Ценность аппаратов подобного класса обусловливается наличием микропроцессора, дозирующего кислород в зависимости от глубины. За счет автоматической дозировки происходит эффективная и быстрая декомпрессия, иной раз не требующая выполнения «площадок». В нижней части ребризера размещен двухлитровый резервный баллон, наполненный обычной воздушной смесью. Он предназначен для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров и поэтому шутливо именуется «парашютом дайвера».
Вообще-то для настоящей тяжелой работенки нас было маловато, но для заурядного осмотра затонувшего судна – в самый раз. Разделил ребят на три пары. Георгия Устюжанина с молодым пловцом оставил в резерве на палубе. Миша Жук с Сережей Савченко будут парить на промежуточной глубине, ну, а я с Игорем Фурцевым пойду к тральщику выполнять поставленную Горчаковым задачу.
Разобравшись со «снарягой», начали одеваться.
В Северном полушарии сейчас в разгаре лето, к тому же на температурный режим оказывает влияние известное теплое течение. Благодаря этим факторам температура воды в Норвежском море держится на уровне плюс одиннадцать градусов. Это максимум, на который способны расщедриться здешние широты. Неподготовленный человек без соответствующего снаряжения продержится в такой водичке час-полтора, подготовленный протянет немногим дольше. Исходя из данной арифметики, утеплились по полной программе: вначале натянули специальное тонкое бельишко, сшитое швами наружу, поверх него надевали толстое шерстяное белье. Наконец очередь доходит до многослойных гидрокомбинезонов. Долго торчать на палубе во всей этой амуниции нельзя – слишком жарко, зато под водой будет в самый раз. А на глубине, когда давление с силой обожмет костюмы вокруг наших тел, не оставляя даже крохотной воздушной прослойки, – нам станет даже холодно. Ужасно холодно. И на этот случай у каждого пловца в снаряжении имеется небольшой баллон с системой аргонного поддува.
Застегивая подвесную систему, я заметил сбегающего по трапу офицера.
– Товарищ капитан второго ранга, это приказали передать вам. – И он протянул мне пару распечатанных на принтере листов.
– Кто приказал? – спросил я, рассматривая карту профиля дна и план с расположением затонувшего судна.
– Командир бригады. А ему передали норвежцы.
– Ясно. Спасибо…
Ознакомившись с глубинами и рельефом, я передал листы коллегам и, подхватив автомат, шагнул к трапу. В пришвартованном к трапу катере нас давно поджидал Устюжанин, назначенный мной командиром спуска.
Подготовка закончилась, и обе пары пловцов стояли перед Георгием. Опытный взгляд моего товарища цепко выхватывал каждую мелочь: целостность дыхательных мешков, шлангов, легочного автомата, байпасных клапанов и автомата промывки дыхательной системы. Параллельно он контролировал давление в заправленных баллонах, наличие свежих регенеративных патронов.
Мои парни не любят высокопарности, но отлично понимают: от исправности и надежной работы всех перечисленных «мелочей» зависит жизнь боевого пловца.
Итак, все в порядке.
Я посмотрел на часы. С момента разговора с контр-адмиралом минуло пятьдесят пять минут. Уложились.
Георгий дружески похлопал меня по плечу и подал последний элемент – своеобразный символ власти командира группы – навигационно-поисковую панель. На ее экране, светящемся таинственным голубоватым светом, отображалась великолепная картинка со сканирующего гидролокатора кругового обзора.
Устюжанин вернулся на палубу и занял место у станции гидроакустической связи. Наш катер отчалил от борта и понесся к оранжевой точке – бую-маркеру, обозначающему точное место затопления траулера.
Приехали.
Надвинули на лица маски, открыли баллоны. Садимся на борт и по очереди опрокидываемся назад.
О проекте
О подписке