Глава 5

Российская Федерация, Черноморское побережье.

Три недели назад

– Зачем она об этом просит? – недоумевает девушка после моего разговора с ее мамой. – Что, я сама не дойду? У меня есть замечательный провожатый – Яшка. Он с любой окраины Анапы безошибочно приведет домой.

– Нет, Эльвира, полночь – не слишком удачное время для самостоятельных прогулок.

– Мне, между прочим, скоро двадцать три.

– Я понимаю, что ты взрослый человек. Местные жители вас с Яшкой, конечно, знают и никогда не обидят, но в Анапе сейчас приезжих больше, чем местных. Согласна?

Насупив брови, она молчит. Однако в этой детской надутости без труда угадывается удовлетворение и благодарность.

Она стройна и длиннонога. У нее симпатичное, хотя и немного простоватое лицо с едва заметными веснушками и выгоревшими бровями. Кожа гладкая, с ровным загаром.

Сумерки. Мы сидим на песке неподалеку от дельфина. Яшка устал: пристроился под боком у Эльвиры и пытается заснуть под наш монотонный негромкий разговор.

– Неплохо было бы дать нашему дельфину имя, – тихо говорит девушка.

– Предлагай.

– Сегодня первое августа. Давай назовем его Август.

Удивляюсь простоте решения:

– Отличное имя! Быстро ты его придумала…

Наконец, девушка интересуется временем.

– Одиннадцать, – отвечаю, поглядев на часы.

Она опять открывает чемоданчик, и тут я обнаруживаю потрясающее превосходство незрячего человека над зрячим: Эльвире совершенно не нужен свет. В кромешной темноте она на ощупь прекрасно разбирается с многочисленным содержимым своей медицинской поклажи.

Мне опять приходится придерживать мощный хвост дельфина, пока девушка делает инъекцию.

– Готово, – она убирает шприц и приступает к сборам.

– Что теперь?

– Не хотелось бы оставлять его здесь. Ты можешь помочь ему отплыть от берега?

– Попробую. А двух инъекций антибиотиков достаточно для выздоровления?

– Маловато. Было бы неплохо проколоть несколько дней. Но для этого необходимо поместить дельфина в какой-то загон или отдельный водоем. Тут таких нет.

Понятно. Значит, надо шугануть его в море – подальше от праздно шатающейся полупьяной молодежи.

Сбрасываю футболку, захожу в воду.

– Пошли, брат, – обхватываю тяжелое лоснящееся тело и, спохватившись, извиняюсь: – Ой, прости – ты у нас теперь Август…

Кое-как перебираемся на метровую глубину, где пациент понемногу приходит в себя: шевелит плавниками, хвостом и тихо посвистывает.

– Погуляй часов десять, – по-дружески шлепаю его по спине, – а завтра чтоб явился на это же место. Понял?

Вряд ли он понял.

Повернувшись мордой в сторону моря, Август резко взмахивает хвостом (и откуда взялось столько силы!), сшибает меня с ног и… исчезает. Будто его и не было.

Потирая ушибленное плечо, возвращаюсь на берег.

– Уплыл? – слышит мои шаги Эльвира.

– Уплыл. И даже хвостиком помахал на прощанье.

Девушка улыбается. А я напяливаю на мокрое тело шорты и футболку.

– Мы с ним договорились встретиться завтра здесь же – возле пирса. Ты придешь?

– Конечно, – протягивает она руку Яшке. Юный орангутанг тотчас хватается за ладошку.

– В путь? – подхватываю чемоданчик.

– В путь.

Пересекая одну из центральных улиц, наводненную шумными разноцветными компаниями, слышу противные пьяные голоса:

– О-о! Местная семейка идет!

– Не-е, это которые дают за бабки фоткаться с обезьяной!

– Э! Тормозни, народ! Дайте нам сфоткаться на память!

Идем своей дорогой, но сзади кто-то догоняет.

– Э! Вы че, оглохли?!

Оборачиваюсь и пока еще спокойно советую:

– Идите, парни, своей дорогой.

– Чего?! – нахально тянет прыщавый недоросль под два метра ростом – лохматый, весь в фенечках и с сережкой в ухе. Че Гевара, блин…

Слышу за спиной торопливые шаги: кто-то из ретивых (или самых пьяных?) решил догнать и разобраться. Что ж, пора преподать подрастающему поколению урок вежливости – исправить упущение педагогов и родителей.

Короткий удар – и команданте кубинской революции мычит, отплевываясь кровавыми соплями.

В компании их дружков короткое замешательство быстро сменяется единодушным решением отомстить за боевые потери и поруганную честь. С лавочки и каменного парапета одновременно вскакивает молодцов шесть или семь возрастом от двадцати до двадцати пяти.

Что ж, случалось нам бывать в передрягах и похуже.

– Женя, не надо, – просит Эльвира.

– Почему же? Иногда надо. Ты постой здесь, хорошо?..

Поворачиваюсь к шеренге атакующего противника.

Красиво идут, черти. Но вся эта стадная решимость испарится в один миг, стоит юнцам натолкнуться на не менее решительную силу.

Шагаю навстречу.

Серия не слишком сильных (дабы не убить) ударов отбрасывает двух самых ретивых отдыхающих на ровно подстриженную травку газона. Один наглухо вырублен, второй вяло шевелится в кустах хризантемы.

И тотчас краем глаза подмечаю резкую перемену: скорость наступления противника падает; тупая злоба уступает место осмысленной опаске…

Короче, когда пятеро оставшихся в строю бойцов все поняли, у них был такой ужас на лицах, что если их сфоткать, то их изображениями смело можно пугать нечисть.

К тому же в тылу робкие женские голоса переросли в откровенно громкие визги с требовательными возгласами прекратить рукоприкладство и разойтись по разным углам ринга.

Ожидаемая реакция. Я бы на месте не окрепшего духом младого поколения тоже засомневался в исходе сражения, завидев перед собой двухметрового дядю весом сто десять килограмм. Причем вес этот сконцентрирован не там, где у многих болтается брюхо, а равномерно распределен по телу в виде рельефных мышц.

Конфликт угасает сам собой. Сумевшие обуздать свои эмоции парни оттаскивают с поля боя раненых; я возвращаюсь к Эльвире.

* * *

Яркое солнечное утро. Легкий бриз и ласковый шелест волн.

Нас трое: Эльвира, Яшка и я. Дельфина нет, как и надежды на его появление. Мы успели разок искупаться; лежим, пытаемся согреться в холодных лучах низкого утреннего солнца. И в несерьезной манере рассказываем друг другу о личной жизни. Причем генерирует данную тему Эльвира, а я лишь пытаюсь шутливо отбиваться.

– …Да ладно, надо веселее и проще смотреть на жизнь, а не заморачиваться на условностях, – подначивает меня девушка.

Улыбаюсь и я:

– Интересно, где и при каких обстоятельствах ты вывела эту теорию?..

…Прощаясь вчера, мы договорились с Эльвирой встретиться в девять утра на том же месте. В восемь сорок пять я уже торчал неподалеку от длинного рыбацкого пирса и очень удивился, увидев Яшку, уверенно ведущего за руку девушку. Признаться, я ожидал, что ее привезет мама, а тут… В общем, молодой орангутанг здорово вырос в моих глазах.

– Где и при каких обстоятельствах? – смеется она. – Когда поступала на зооветеринарный факультет, пришлось заполнять кучу заявлений, анкет, подписных листов и прочей лабуды, которые мне зачитывала подруга. Почему-то подумалось: половину из них никто и никогда не прочитает. Помню, в одной анкете был вопрос: «Расскажите о себе».

Незаметно усмехаюсь: ну-ка, ну-ка? И что же ты ответила?

– Недолго думая, я написала: «Пацифистка. Без ума от пломбира в шоколаде». И буквально через пятнадцать минут беседовала с каким-то серьезным дядечкой по поводу этих строк.

Не могу удержаться от смеха. Ей богу, мне начинает нравиться ее свободолюбивый ум и независимый характер.

– А что ему не понравилось? Пломбир или ненависть к войне?

– Кто ж их, больных, разберет? Им доктор нужен. Настоящий человеческий доктор.

– Это точно…

Около одиннадцати Яшка вдруг перестал лопать мороженое и заволновался.

Приподнимаюсь на локте и смотрю туда, куда указывает длинная рука, покрытая редкой рыжей шерстью.

Медленно взрезая зеленоватую воду, к берегу приближается спинной плавник афалины.

– Эльвира, приготовь шприц побольше.

– Он приплыл?! – оживает она.

– Приплыл. Но опоздал, негодник…

Яшка забирается на руки к Эльвире, и мы заходим с ней в воду по пояс – встречаем пациента. Подплыв, тот трется боками о наши ноги, подставляя черную блестящую спину с острым плавником. Круглая ровная дырка посередине плавника по-прежнему привлекает мое внимание. Эльвиру я вчера успокаивал, придумывая какие-то нелепицы о торчащей из дна арматуре, однако самому мне мало верится в эту чушь.

Август слабоват – движения вялые, экономные. Будто заглаживая свою вину за вчерашнюю шалость с ударом хвоста, он чешет свой выпуклый лоб о мою коленку…

Порадовавшись встрече, мы идем к берегу. Пациент послушно следует за нами, словно понимая необходимость продолжить начатый днем раньше курс лечения.

На берегу девушка присаживается к чемоданчику и готовит пару инъекций. Я же несусь на пирс к знакомым рыбачкам за порцией свежей рыбы – сам дельфин пока еще не в состоянии добывать ее в нужном количестве.

Поздний вечер.

Весь день мы провели на пляже возле дельфина, лежащего на мелководье и терпеливо сносившего прописанные молодым ветеринаром процедуры. С аппетитом закусив свежей рыбкой в третий раз подряд, Август приободрился, ожил и даже пробовал заигрывать с нами и Яшкой.

Уплывал он степенно и без резких движений, на пару минут задержавшись у середины рыбацкого пирса. Потом исчез за волнами, после чего Эльвира долго стояла по колено в воде и смахивала бегущие из-под темных очков слезы.

– Наверное, он больше не вернется, – говорит она по дороге домой.

– Всяко возможно. Я где-то читал, что животные помнят наши добрые поступки до конца жизни.

– Это правда. Это действительно так…

Полночь. Мы прощаемся около дома Эльвиры.

Яшка оседлал перила и самозабвенно доедает купленный по дороге апельсин. Девушка стоит на первой ступеньке лестницы, ведущей на веранду второго этажа. Там – на втором этаже старого добротного дома она живет со своей мамой.

Эльвира грустна, молчалива и не торопится подниматься наверх.

– Можно я посмотрю на твое лицо? – шепотом спрашивает она.

– Можно, – соглашаюсь, не успев толком понять, как она сбирается «смотреть».

Теплые ладони с тонкими пальчиками нежно прикасаются к моим волосам, колбу; скользят по щекам и подбородку…

– Ты симпатичный, – смущенно говорит Эльвира. И добавляет, коснувшись ладошкой предплечья: – И сильный…

Хочу ответить ей в том же духе – дескать, она не просто симпатична, а красива, но взгляд неожиданно приклеивается к плывущим в темноте огонькам автомобильных фар. Плывут они как-то странно: то останавливаются и выжидают, то продолжают движение по узкой улочке, на которой живет Эльвира.

Кто это? Подвыпивший гуляка, заплутавший в ночной Анапе? Или вновь прибывшая на отдых семья подыскивает халабуду для ночлега? А может быть, кто-то из нокаутированных пареньков решил взять реванш?..

В любом случае пора прощаться с девушкой. А там как-нибудь разберемся.

– Спокойной ночи, – легонько сжимаю ее ладонь.

Она встает на цыпочки, касается губами моей щеки и, позвав Яшку, спешит по лестнице вверх.

Топаю к трассе в надежде поймать попутку и добраться до «Витязя». Время позднее, освещение на улицах Анапы откровенно убогое, поминутно приходится поминать недобрым словом товарища Агапова. Однако автомобили по трассе еще бегают, и благодаря этим уплывающим огонькам легко сориентироваться.

За пару кварталов до трассы мою спину неожиданно вновь освещают фары неизвестного автомобиля.

На всякий случай забираю в сторону и иду по обочине.

Не тут-то было – машина едет за мной, выдерживая дистанцию в сотню метров.

Что за хрень, ей-богу?

Плавный поворот улицы на мгновение скрывает меня от глаз преследователей. Воспользовавшись благоприятным моментом, ныряю за раскидистый куст сирени; согнувшись пополам, перемещаюсь назад и захожу за дерево.

Выгода моего положения обнаруживается спустя полминуты, когда автомобиль (оказавшийся, между прочим, «Мерседесом») останавливается возле сирени.

Незаметно подбираюсь сзади. Выжидаю…

Выжидают и внутри представительского авто.

Ладно, пора кончать этот фарс и разобраться с пассажирами. Что за охота на отдыхающих?

Три прыжка – и я у дверцы водителя. Рывком открываю ее, заношу кулак для удара и…

– Черенков! Стоять! – резко окликают меня из глубины салона. – Убьешь водителя – сам будешь рулить.

В полнейшем изумлении опускаю занесенный над водительской головой кулак и заглядываю внутрь.

Так и есть! Вальяжно развалившись на заднем сиденье, на меня смотрит хитро улыбающаяся физиономия шефа. Да-да, того самого разлюбезного шефа, который и генерал-лейтенант, и руководитель одного из важнейших департаментов ФСБ, и мой непосредственный начальник, и благодетель, второй раз подаривший путевку в черноморский рай.

Вот так встреча! Не иначе опять что-то приключилось. Такие люди просто так попить чайку за тыщу верст не приезжают.

– Садись, братец, – приглашает Сергей Сергеевич, – нам с тобой по пути.

Устраиваюсь позади водителя, захлопываю дверцу.

– И давно вы за мной следите?

– С того дня, как ты подписал контракт с ФСБ.

Шутит, гад. У него вообще специфическое чувство юмора.

– Ладно, не сердись, – миролюбиво посмеивается он. – Мы решили проверить, насколько ты расслабляешься в отпуске и забываешь о собственной безопасности.

– Ну и как?

– Проверку прошел. Четыре с плюсом.

Блаженно вытянув ноги, чувствую жуткую усталость. Мысленно я, конечно, благодарен шефу за внезапное появление, но вслух продолжаю ворчать, вздохнув из глубины души:

– Надо было лобовое стекло каменюкой разбить. Тогда бы точно пятерку заработал…

Сергей Сергеевич Горчаков небольшого роста – около ста семидесяти сантиметров, щупленький такой. Седые волосы обрамляют лицо с правильными чертами. Кожа тонка и почти не имеет цвета – наверное, от большого количества ежедневно выкуриваемых сигарет. Однако внешность мало перекликается с внутренним содержанием этого человека. При некоторых недостатках характера (кто без греха, пусть первый бросит в него камень; но если, сука, попадет…) Сергей Сергеевич был, есть и будет хорошим профессионалом, получившим навыки и опыт в старой доброй контрразведке КГБ. О его способностях можно говорить часами, но я обойдусь короткой ремаркой: генерал Горчаков не имеет ничего общего с некоторыми армейскими служаками, для которых существует лишь два мнения – свое и неправильное. К тому же его высокие профессиональные качества хорошо приправлены безусловной выдержкой, смелостью, незаурядным умом и бесценным опытом.

Иногда мне достается от него за грубоватый тон, едкие шуточки и распущенность высказываний. Но в целом он относится ко мне с теплотою и отеческой строгостью.

«Мерседес» выворачивает на трассу, идущую от Анапы вдоль побережья, и плавно набирает скорость.

– Как отдыхается? – приоткрывает шеф окно и подпаливает сигарету.

– Знаете, я давно обнаружил одну закономерность: мне всегда отлично отдыхается вдали от начальства.

– Да, такова уж моя генеральская участь – разрушать чужие надежды на безмятежный отдых, – злорадно посмеивается он, выпуская дым в сторону окна.

– Между прочим, вы обещали три недели отпуска. У меня есть свидетели.

– Имей совесть! Ты греешь задницу на южном солнце уже целых семнадцать дней.

– Верно. А до этого по вашей милости чуть не отморозил ее в море Лаптевых.

– Ладно, – сбавляет он напор после упоминания об операции в море Лаптевых, где моему отряду «Фрегат-22» действительно пришлось несладко. – Ладно, – повторяет генерал, – тут появилось два срочных дельца. Вернее, так: первое – срочное, но плевое; второе – несколько дней ждет, но в исполнении требует некоторых усилий.

– Хотелось бы надеяться, что эти усилия придется прилагать не в полярных районах.

– Неужели до сих пор не отогрелся?

– Отогрелся. Только перетряхивает иногда при виде ледяной воды.

– Данная проблема скорее психологического характера – это во-первых. А во-вторых, обе задачи предстоит выполнять здесь – в Черном море.

Что ж, хотя бы одна приятная новость…

Вам известно, что у акул на поверхности головы имеются особые рецепторы, реагирующие на электрический заряд? Их чувствительность невероятна. Ученые считают, что если бы в море не возникало искажений и помех, то акула, благодаря этим чудо-хреновинкам, обнаруживала бы движение добычи или наличие заряда в полтора вольта на расстоянии до пятисот миль. Да-да, вы не ослышались – на расстоянии до пятисот миль.

Так вот, у меня тоже есть похожие рецепторы. Можете смеяться и не верить, но где-то в дальних закутках моего подсознания с детства обитает безотказный набор шестеренок, точно предсказывающий грядущие события. Кажется, это называют предвидением. Или предчувствием – точнее не сформулирую. Хорошая, между прочим, штука! Несколько раз этот «шестереночный механизм» спасал мою шкуру, за что я чрезвычайно ему признателен. В другие моменты, не связанные с риском для жизни, механизм тоже работает без сбоев – достаточно прислушаться к самому себе, и он правдиво поведает о ближайшем будущем. Но с одним неизменным условием: если ты трезв и не настроен прикончить самого себя.