Юля, однако, была хорошей матерью, всё свободное время уделяла развитию Лёшика: сначала малышкина школа «Буки-веди», народные танцы «Гусельки», уроки английского, которые она вела сама, а в последний год ещё и секция дзюдо – спорт нашей политической элиты! Юля была без ума от сына, из частых командировок обязательно привозила ему развивающие игры – лего, паззлы, конструкторы-трансформеры, хорошо изданные книжки. Из командировки в Париж собиралась доставить любимому чаду цейсовский школьный микроскоп. Смеясь, постоянно пересказывала Виталию смешные словечки, которыми Лёшик регулярно радовал мир. Например, когда ему было два года, он изучал с мамой пальцы рук и выдал:

– Эта больсой!

– Молодец!

– Эта – укасятельный.

– Отлично!

– Эта… следний?

– Умница!

– Эта… безумный!

– О-о-о! Шедеврально! – радовалась мама.

– А эта – бензинчик!

Виталий не сдержался, наклонился к брусничинке соска и лизнул её. Ягодка оказалась сладковатой, немного шершавой, тёплой и упругой. Юля вздрогнула, распахнула карие глаза и засмеялась:

– Самоходов, да ты шалун! Мало тебе ночных утех, сластолюбец! – Она обняла Виталия за шею загорелой крепкой рукой, притянула к себе и поцеловала в губы. Потом выпростала из-под одеяла длинную ногу с шикарным алым педикюром и полюбовалась растопыренными пальчиками. Пальчики выглядели как головки зажигательных патронов, нацеленных в сердце мужчин. Юля была ухоженной, спортивной женщиной, регулярно ходила на фитнес, в солярий, дважды в неделю со школьных времён играла в волейбол.

– Юльчик, доброе утро! Вставай, лапуся, пора! – прошептал её мачо, сдерживая романтические фантазии в рамках разумного. От бурного вечера с возлюбленной тело всё ещё наполняла приятная истома. Загудел зуммер будильника, на табло значилось 07:30.

– Самоедов, а что у нас будет на завтрак? – по-кошачьи потягиваясь, соблазнительно выгибаясь и зевая, промурлыкала Юля.

– Думаю, изысками и объёмами нас не побалуют: гостиничка недорогая, сэкономил на нас шеф. Будет, скорее всего, континентальный утренний стандарт – по паре круассанов, варёное яйцо, йогурт да кофе с сыром. Это тебе не Финляндия какая-нибудь – вот там утренний завтрак в гостиницах это нечто! Ну ничего, мы в обед своё наверстаем. У нас, если помнишь, в десять встреча с Леоном, а в двенадцать – рандеву в кафе у Елисейских полей с Хасаном. Там и будет серьёзный разговор, как сказал Макар. Хасан может много интересного поведать. Не забудь зарядить диктофон и взять запасные аккумуляторы к камере.

– Самосвалов, не нуди! У меня всегда всё готово.

В редакционном задании значились интервью с людьми, близко знающими организаторов январского теракта – расстрела журналистов за карикатуры на пророка Мухаммеда. На них «Пересвет» вывели через свои каналы какие-то серьёзные люди из спецслужб. По предварительной ориентировке исламисты этим летом планировали в Европе серию схожих терактов. Информацию об этом плане, его возможные детали и должны были раздобыть Виталий и Юля. А «Пересвет» получил шанс прославиться сенсационным материалом. Большего Макар Иваныч Виталию не сказал. Лишь кивнул головой на потолок и округлил глаза: мол, сам понимаешь, откуда слив и куда ветер дует. Время и места встреч, имена и приметы собеседников были даны в приложении к заданию.

Леон стоял неподалёку от входа в Лувр, ярким пятном выделяясь на фоне знаменитых стеклянных пирамид. На голове у него красовался пёстрый вязаный берет, на груди висела чёрная гитара, длинные волосы были украшены оранжевыми дредами, на фиолетовой майке – изображение перевёрнутой Эйфелевой башни и в ней, как в розетке для мороженого, шарик головы рыжего клоуна с лицом, подозрительно смахивающим на лик президента страны. Хипстерским видом Леон был обязан своей профессии уличного музыканта.

– Салют, Леон! – поприветствовал его Виталий, когда тот закончил очередную песню. – Тебе презент из России с любовью! (Это был незамысловатый, но всё же пароль.) – И церемонно вручил бутылку водки в подарочной упаковке – в ней действительно была «Столичная» в экспортном исполнении.

– Привет, брат! – Леон в широкой улыбке обнажил коричневые от табака зубы, бережно, словно младенца, принял подарок, погладил его по боку. – Спасибо. Ну что, пошли покурим, поболтаем за жизнь? Антракт, господа!

Он упаковал гитару в кожаный кофр, на дне которого скромно брякнули монеты утренних трудовых доходов. Затем они отошли в сторону, к скамейке у изумрудного газона, на которой их ждала Юля. Пока мужчины знакомились, женщина успела издали сделать телевиком пару снимков Леона и теперь сидела, эффектно закинув ногу на ногу и приветливо улыбаясь. Одета она была неотразимо: бирюзовые шорты, ярко-оранжевая майка с бретельками красного лифчика, открыто лежащими на округлых смуглых плечах, и лёгкие синие босоножки на невысоком каблуке. Такой антураж, по её опыту, хорошо влиял на молодых мужчин во время интервью – собеседник часто отвлекался от темы вопросов и скользил по их поверхности. Язык, частично отвязанный от шокированного мозга, нередко выбалтывал факты, которые в другой раз собеседник предпочёл бы держать при себе.

– Привет! Я Джулия, журналист, партнёр Виталия! – Она встала навстречу мужчинам, сняла тёмные очки и протянула Леону ладошку для знакомства.

Леон деликатно пожал ей руку и уважительно посмотрел на Виталия: мол, умеешь партнёрш выбирать! Для продолжения разговора Леон предложил отойти в сторону, в глубь парка, где можно было спокойно выкурить сигаретку, не нарушая ограничений министерства здравоохранения. Там, на скамейке у куста сирени, было тихо и уютно. Леон сел посередине, Виталий и Юля по бокам. Виталий угостил Леона московской сигареткой «Parliament», затянулся сам и задал первый вопрос:

– Леон, наши общие друзья порекомендовали тебя как человека, который знаком с парнями, расстрелявшими журналистов-карикатуристов. По информации полиции, все они были убиты при захвате. Скажи, ты знаешь какие-то детали?

Леон глубоко затянулся, глянул на Виталия сквозь сигаретный дым, прижмурив один глаз:

– Ну да, троих исполнителей убили, двоих я знал – жили в одном районе. Но тех, кто всё это затеял и организовал, гораздо больше, и они ещё на свободе и всё ещё опасны.

– Во Франции?

– Нет, их тут изначально не было. Но скоро будут. Они на Ближнем Востоке. Страну, город, явки-пароли назвать не могу, останусь без головы. А кому я нужен даже и с гитарой, но без головы? – И Леон жизнерадостно засмеялся собственной шутке, не размыкая губ и толчками выпыхивая султанчики дыма из широких ноздрей. Его смех был похож на уханье совы.

– Ты имеешь в виду, что они или кто-то ещё могут повторить теракты? – спросила Юля.

– А теракты случаются постоянно в последние годы, чёрт побери! – неожиданно Леон стал серьёзным. – Да, у меня в Париже много знакомых мусульман-иммигрантов. Многим из них очень не нравится, что из-за терактов на них смотрят с опаской. Им стало труднее найти работу, полиция часто проводит проверки видов на жительство, облавы по квартирам и клубам, знакомые немусульмане теперь избегают их. Жить стало сложней. Поэтому они мне сбросили информацию для передачи в прессу, что летом этого года по всей Франции исламистами планируются массированные теракты. Карикатуры на пророка и марши солидарности с карикатуристами – это только повод, провокация. Им нужна большая кровь, новые шахиды, новые фанатики из бедных стран, новые пожертвования от богатых шейхов на джихад. Я хочу, чтобы в России, а через вас и во всём мире узнали об этих планах и постарались им помешать! Я не хочу крови невинных жертв!

– Но почему ты не заявишь об этом в вашу полицию, вашим журналистам?

Леон стряхнул пепел в маленькую металлическую коробочку, извлечённую из кармана:

– Я здесь на плохом счету, мне веры нет. Сидел за наркотики, за драку. Второй раз, правда, наркотики мне подбросили местные копы – сводили счёты. После этого я с французским государством не сотрудничаю! – Леон сделал рукой с сигаретой резкий отсекающий жест. Сигарета при этом ярче заалела, словно приподняла бровь, подчёркивая правоту хозяина.

– А есть у тебя какие-то факты, чем можно подтвердить эту информацию? – уточнил Виталий.

– Ну, не знаю… Есть данные от надёжного человека, что послезавтра в парламенте будет выступать наш министр внутренних дел с идеей выхода Франции из европейской программы по ассимиляции беженцев из Африки и Ближнего Востока. Так вот, мне шепнул этот человечек, что до министра осведомители доносили информацию, что готовился теракт в редакции этих карикатуристов, и даже день называли. Но он ничего не сделал, чтобы предотвратить его, хотя мог и должен был это сделать. Значит, он ему был выгоден. Думаю, чтобы ужесточить меры против мусульман и получить дополнительное финансирование своего ведомства. И новые теракты он не будет пресекать, вот увидите! Это ещё одна причина, почему я не вижу смысла давать эту инфу во французскую полицию.

– Так что же получается, – удивилась Юля, – продолжение терактов выгодно и правоуклонистам, ястребам в правительстве Франции?

– Выходит, что так… А помните того норвежского террориста-националиста, который почти восемьдесят человек грохнул несколько лет назад?

– Кто ж его не помнит! – хмыкнул Виталий. – Рад бы забыть, да куда уж…

– Вот здесь, похоже, тот же эффект, – оживлённо продолжил Леон. – Свои же способствуют или как минимум не мешают терактам, чтобы взвинтить общественное мнение против нынешней иммиграционной политики. Да, она многим у нас не по нраву, но своих граждан пачками валить – это уже не комильфо, скажу я вам, а просто свинство! Голову отрывать за такое… А ведь у нас выборы президента через год, учтите и этот фактор. Это может быть игра с дальним прицелом.

– Ну хорошо, Леон, – предложил Виталий, – смотри, мы подготовим в наш московский журнал репортаж из Парижа, где расскажем о твоих предположениях, а также о настроениях и ожиданиях других парижан по этому поводу. Скажи, мы можем тебя упоминать как источник информации?

– Ни в коем случае! Да вы что?! – испугался Леон. – Тогда мне точно могила! Я делюсь информацией инкогнито, только вам и на условиях, что вы меня не спалите. Никаких имён, фото! Даже внешность мою не описывайте ни в коем случае!

– Понял. Тогда мы напишем, мол, «в Париже ходят слухи…» или «из неофициальных, но достоверных источников…». Так годится?

– Так можно.

Стайка сизых голубей, что-то мирно клевавших в траве газона, вдруг захлопотала и понеслась вдогонку за сорокой, проскакавшей у них под носом. Похоже, у голубей к сороке были давние счёты. Этот сюжетик из параллельной реальности отвлёк Виталия от темы интервью и напомнил, что Париж всё ещё прекрасен и жизнь продолжается. Он понял, что от Леона больше ничего интересного узнать не удастся, пожал ему руку и пообещал выслать номер «Пересвета» с будущей статьёй. Когда Виталий и Юля уходили от собеседника по аллее, остро хрустевшей мелким гравием, Леон поднял гитару и приятным хриплым баритоном запел им вослед, явно адресуя серенаду Юле: «В гроздьях черёмухи ты растворила мою любовь, гроздья черёмухи выпили нас по капле…» Виталию показалось, что это из репертуара Шарля Азнавура.

– Да, Самогудов, негусто у нас пока с этим Леоном, – вздохнула Юля, когда они отошли достаточно далеко. – Ничего конкретного и неожиданного…