Глава 8

От чужих взглядов еще никто и никогда не умирал. И все это – в теории, конечно же, – могло длиться чуть ли не часами: я продолжал бы пить кофе, наблюдая за пасущимися во дворе тварями и делая вид, что никого и ничего не заметил. А незваный гость и дальше сидел бы на крыше напротив, разглядывая необычное для этих мест зрелище – человека. Самого обычного парня, который занимается самыми обычными делами: завтракает, перематывает портянки, чистит винтовку, точит нож…

И не так уж важно, что именно используется для наблюдения – только глаза, бинокль или, может быть, какая-нибудь навороченная коллиматорная оптика с трехкратным увеличением. Нацеленный в меня ствол само по себе мог означать исключительно осторожность и любопытство.

Но если уж рычажок предохранителя скользнул в боевой режим – вариантов осталось немного.

Я рухнул на пол за мгновение до того, как над руинами раздался грохот и пробитая насквозь пулей металлическая кружка улетела вниз, во двор. «Тапиры» тут же хором заверещали и, судя по звукам, бросились в сторону Мойки, на всякий случай убираясь подальше от страшного шума.

С крыши напротив по мне работало что-то серьезное: точно не ружье и не пистолет, скорее винтовка… автоматическая. Первые два или три выстрела прогремели отдельно, но последующие сливались в короткие очереди. Пули крошили ветхие стены, с воем рикошетили, и одна из них рано или поздно должна была отыскать мое скрючившееся на полу среди обломков кирпича и камня тело.

Выгадав момент, я кое-как откатился за печь, подтянул ноги и даже вытащил из кобуры на поясе наган. Однако пускать его в ход пока не спешил: шансов перестрелять противника, вооруженного чем-то вроде автомата Калашникова, было, мягко говоря, немного. К тому же я до сих пор только не знал, где именно он засел. Сначала его оружие гремело прямо напротив, но теперь шум чуть отдалился – куда-то в сторону проспекта.

Значит, перемещается: неторопливо шагает боком, чтобы изменить сектор обстрела и снова поймать меня на прицел. Конечно же, я догадывался, с кем придется иметь дело, а теперь лишь убеждался, что связался с профессионалом. Тем, кто не только отлично умел пользоваться любым оружием, но и имел в этом огромный опыт, едва ли уступающий моему собственному. Даже в движении невидимый пока еще враг почти не терял точности, вколачивая в мое укрытие пулю за пулей. Размеренно, неторопливо, одиночными: не слишком часто, однако достаточно убедительно, чтобы у меня не возникало соблазна высунуться и атаковать в ответ.

Кирпичное крошево летело во все стороны, сыпалось за шиворот, и ситуация изрядно осложнялась тем, что я никак не мог добраться до винтовки. Мое оружие осталось стоять у стены со стороны двора. Нас разделял какой-то десяток шагов, однако это расстояние отлично просматривалась с той стороны улицы, и я уж точно не собирался рисковать и прыгать в надежде, что противник не успеет всадить в меня пару пуль.

Да и, собственно, зачем? Наган почти бесполезен, но и винтовка едва ли так уж сильно изменит расклад. На дистанции в неполные пятьдесят метров трехлинейка с поворотно-скользящим затвором и боезапасом в пять патронов наглухо проигрывает автомату.

Который все продолжал и продолжал стрелять, как в каком-нибудь голливудском фильме, где герои и злодеи произволом режиссера получали никогда не пустеющие магазины. То ли мой противник перезаряжался с поистине фантастической скоростью, то ли прихватил с собой вместо обычного «рожка» дисковую громадину на полсотни с лишним патронов – я пока только ждал, когда его «молотилка» перестанет трещать.

И дождался. Пауза между выстрелами затянулась чуть дольше обычного, и я услышал щелчок и металлический лязг: опустевший магазин отработал свое и упал на кровлю, и его место уже готовился занять следующий.

У меня эта операция заняла бы несколько секунд. Но выходец из мира, где до появления полноценных штурмовых винтовок оставалось еще лет тридцать, возился заметно дольше, и я рванул к лестнице, а по пути даже успел хоть как-то рассмотреть своего противника.

Он не скрывался: стоял на крыше во весь рост и заряжал свою грозную игрушку, явно не собираясь затягивать охоту. Самый обычный человек, с виду ничем не примечательный, разве что в странном облачении. Вязаная шапка, ботинки и маска на половину лица выглядели вполне обычно, однако грязно-серую униформу явно дорабатывали вручную, превратив в конечном итоге в странные угловатые лохмотья.

Наверное, маскировка. Только не лесного типа, а городского: среди развалин мертвого Петербурга, наполненного нечистью, такой костюм наверняка помогал хозяину буквально сливаться с полуразрушенным стенами, превращаясь то ли в странный узор из трещин, то ли в кучу бетонных обломков.

Дальше рассматривать стрелка я не стал – скатился вниз по ступенькам, спасаясь от снова загрохотавшего автомата. На этаже ниже стены сохранились чуть ли не целиком, так что расклад изменился. Теперь противник не видел меня и уж тем более не мог прицелиться… впрочем, как и я сам. Приходилось играть вслепую: я продолжал спускаться, на всякий случай перебегая от лестницы к лестнице, стараясь держаться подальше от окон. Придумать, как пересечь улицу, разделявшую Дом книги со зданием напротив, пока не получалось, однако дистанцию определенно стоило сократить. А еще лучше – подобраться вплотную. Выбить оружие, скрутить, и дальше оно как-нибудь получится само.

Особенно если мне повезет, и один не свернет другому шею до того, как мы познакомимся… Заново.

Когда я добрался до второго этажа, автомат загрохотал снова. Противник то ли успел заметить мой силуэт, то ли бил на звук. И весьма точно: стена в полуметре от моей головы буквально взорвалась крошевом, и осколки больно врезались в щеку. Я снова рухнул на пол и продолжил путь ползком. Уже в относительной безопасности: пулям неведомого калибра хватало мощности сносить остатки оконных рам и разбивать кладку там, где она и без того прохудилась, однако пробить чуть ли не полметра камня и остатков облицовки они все-таки не могли.

Помощь пришла, откуда я ее совсем не… Впрочем, нет – ждал.

Не то чтобы обезлюдевший невесть сколько лет назад Петербург стал таким уж тихим местом: нечисть то и дело верещала, отрывая друг другу головы, а гиганты вроде Рогатого или жабы без труда могли обрушить стену, однако пальба здесь уж точно случалась нечасто.

Рано или поздно кто-то непременно должен был заинтересоваться необычным шумом. И первыми, как и нередко в подобных случаях, оказались упыри. Тупые и медлительные твари ничего не боялись и резво сбредались на все, что хотя бы намекало на возможную трапезу. Даже сквозь грохот выстрелов я услышал глухое урчание и шаркающие шлепки, с которыми зубастые волочили лапы-ноги по ветхому асфальту.

Много, очень много упырей… Дюжины полторы, а то и больше – и всех до единого, конечно же, интересовал исключительно человек на соседней крыше.

Тот, видимо, уже сообразил, что просчитался, слишком затянув охоту на ловкую и проворную мишень. Стрельба прекратилась, однако шума едва ли стало меньше. То ли несколько тварей уже успели подняться наверх, то ли они каким-то образом заметили движение: упыри рычали и хрипели так, будто свежее мясо уже подали им на блюде.

Я поднялся на корточки, а потом и вовсе выпрямился, чтобы поскорее добраться до дыры в полу, через которую можно было спуститься на первый этаж без лестницы. Спрыгнул вниз, рванул к стене, чтобы поскорее укрыться, и только потом осторожно выглянул на улицу через арку витрины.

Упыри заполнили чуть ли не всю улицу. Похоже, стрельба собрала нечисть со всех соседних кварталов, и на мгновение я даже удивился, что в гости не пожаловал кто-нибудь и покрупнее. Уродливые вытянутые фигуры шагали мимо, спешили к зданию напротив и, с воплями отталкивая друг друга, лезли внутрь. Любое отверстие в стене собирало целую очередь, и силуэты тварей уже мелькали и на втором этаже, и, кажется, даже на третьем. А незадачливый стрелок или каким-то чудом успел убраться, или…

Мои размышления прервал страшный грохот. В стене напротив вдруг появилась здоровенная дыра, и наружу, раскидывая во все стороны обломки кирпича, вылетело что-то большое и темное. Туша упыря несколько раз перевернулась в воздухе и с влажным хрустом ударилась об асфальт, где ее тут же начали рвать на части голодные сородичи.

Обычный человек, конечно же, не смог бы швырнуть полсотни килограмм костей и плоти с такой силой. А значит, я определенно не ошибся: наведаться с винтовкой ко мне на огонек явился не кто иной, как мой старый знакомый. Который сейчас как раз разгребал последствия своей поспешности и сражался с упырями. И, как и следовало предполагать, расклад определенно складывался не в пользу последних: твари верещали, карабкались по лестницам, но ничего поделать с несущим смерть отставным фельдфебелем, конечно же, не могли.

Я поставил бы на него в схватке хоть с сотней голов нечисти – даже без огнестрела. А когда автомат снова сердито залаял, дела у зубастых пошли совсем плохо. Я почему-то очень ясно представил себе, как фигура в грязно-сером камуфляже крутится среди полуразрушенных стен, вжимая в плечо приклад. Будто танцует, выписывая пируэты и уходя от напирающих со всех сторон упырей.

Один выстрел – одна уродливая голова, пробитая и треснувшая, как перезрелый арбуз. Тот, кто сейчас крошил нечисть в доме напротив, никогда не был силен в планировании, слежке и всяких военных хитростях. Зато драться умел, как никто другой, а природную мощь дополнял умением и опытом в несколько сотен лет.

Рано или поздно он прикончит зубастых. И лешего, и даже жабу, если им вздумается присоединиться к схватке, вместо того чтобы терпеливо дождаться ее завершения и перекусить падшими собратьями. Но сколько-то времени у меня еще есть – и, пожалуй, не следует тратить его на бесполезное ожидание.

Я на всякий случай еще раз проверил патроны в нагане и, сняв сапоги, чтобы не греметь подошвами по мостовой, осторожно спрыгнул из окна на улицу.

Глава 9

Выбравшись из укрытия, я осторожно двинулся вдоль Дома книги, выжидая, однако дюжина упырей все еще болтались на улице. Часть зубастых доедали своего павшего товарища, а остальные увлеченно ломились в здание, пытаясь отпихнуть более крепких и проворных собратьев. Судя по размеренному и недоброму грохоту автомата, грозному вояке внутри было определенно не до меня, но я все равно не поленился забрать левее, в сторону Конюшенной площади, заодно обходя большую часть тварей.

Помогло не сильно: те, что жрали тушу на асфальте, и не подумали отвлекаться, но остальные синхронно повернули уродливые морды и направились в мою сторону, тут же забыв о сражении, которое кипело в здании. Вряд ли упыри могли сравнить опасность – просто выбрали жертву поближе.

И тут же начали умирать. Выдавать себя стрельбой я не собирался, однако подобранный на улице прут от чугунной решетки работал немногим хуже топора или булавы, круша черепа и конечности. Хрупкие кости тварей лопались с треском, и я буквально усеял свой путь через улицу их телами. Пробился к ближайшему окну на углу, вогнал железку в загривок замешкавшемуся в проеме упырю, стряхнул обмякшую тушу на асфальт и сам забрался внутрь.

В здании выстрелы то ли на втором, то ли на третьем этаже звучали куда громче, отражаясь эхом от стен. Мой старый знакомый не жалел патронов, и упыри определенно собирались закончиться раньше. Прямо на моих глазах очередная туша рухнула вниз через дыру в потолке и, чуть подергавшись, затихла. Автомат лишь на несколько мгновений смолк и снова принялся методично лаять, прореживая поголовье нечисти.

Я направился к лестнице, стараясь не греметь сапогами. Здесь упыри уже успели оглохнуть от шума и будто нарочно подставляли спины и костистые головы для удара. Я мог бы без особой спешки перебить их всех, но все же торопился, чтобы не опоздать к тому моменту, как свалка наверху закончится. Судя по звукам, отставной фельдфебель справлялся с работой на отлично, и, когда я выбрался на нужный этаж, воевать ему было, можно сказать, уже не с кем.

Я незаметно скользнул с лестничной площадки в комнату, успев зацепить взглядом фигуры впереди. Самая коренастая как раз отшвырнула в сторону очередной опустевший магазин, ловко перехватила оружие за ствол и принялась орудовать им, как дубиной. До моих ушей доносились удары, влажный хруст, вопли и стук падающих на пол туш. Упыри валились один за другим, оставляя мне буквально несколько мгновений на маневры.

На мгновение я вдруг увидел весь этаж. Не глазами, конечно же, – в голове будто развернули трехмерную план-схему, на которой кто-то заботливо отметил и человека с автоматом и уцелевших тварей. И, что куда важнее, все помещения с дверями и коридорами.

Вперед и налево. Снести челюсть упырю, воткнуть прут в глаз его товарищу и там оставить, чтобы освободить руки. Выдернуть наган из кобуры, еще немного ускориться. Прямо, налево и снова налево через узкий проход…

Успел.

Когда я шагнул в комнату, приклад автомата с влажным чавканьем опустился, размазывая по полу череп трепыхающегося упыря. И когда тот перестал верещать, в насквозь пропахшем порохом, потом и черной жижей здании вдруг стало так тихо, что щелчок, с которым провернулся барабан в нагане, показался чуть ли не громче выстрелов.

– Доброго дня, сударь, – тихо проговорил я, наводя дуло в широкую спину. – Стой на месте.

– Ишь ты… Шустрый.

Голос прозвучал приглушенно. Даже во время схватки мой старый знакомый не избавился от маски на лице. То ли зачем-то скрывал лицо даже от упырей, то ли уже давно сообразил, что местный воздух небезопасен… в том числе и для него.

Я все-таки не ошибся. Отставной фельдфебель Игорь Никитин действительно не погиб в ту злосчастную ночь. Действительно удрал через Прорыв, спасаясь от сыскарей и гвардейцев Георгиевского полка. Действительно прожил в мертвом городе два с лишним года.

И действительно оказался именно тем, кого я надеялся здесь встретить. Живой легендой. Древним старцем, родившимся еще в прошлом тысячелетии и существовавшим куда дольше, чем даже самые могущественные Владеющие мира по ту сторону Прорыва могли себе представить. Воителем, с которым мы веками сражались бок о бок. Убивали, мерзли в окопах и сами умирали в снегу или среди песков. И снова восставали, чтобы защищать свою страну от врагов – каждый раз от новых.

Мне бы хватило и одного только голоса, но и движения я тоже узнал. Неторопливые, даже нарочито-медлительные, однако почему-то все равно буквально излучающие уверенность и силу. Разумеется, старикашка ничуть не испугался нацеленного в спину револьвера и сейчас с убийственным спокойствием просчитывал варианты. Наверняка уже сообразил, что я пришел сюда не случайно. И уж точно не для того, чтобы отправить его на тот свет, – иначе выстрелил бы сразу, без разговоров.

– Я тебе не враг. Но если дернешься – ненароком могу и пальнуть, – на всякий случай предупредил я. – Так что уж будь так любезен, брось свою молотилку, подними руки, и тогда мы с тобой погово…

Видимо, где-то я все-таки просчитался. Неудачно встал, вовремя не сместился в сторону, сказал не то или недостаточно убедительно… Или просто слишком уж поверил в собственное хитроумие, удачу и непобедимость. И старый товарищ тут же поспешил напомнить, что в мире – любом из трех – хоть и нечасто, но все же встречается кое-то быстрее и крепче меня. Что сила слова весьма и весьма условна. Что никогда не стоит недооценивать противника. Что целиться между лопаток древнему и беспощадному убийце в принципе сомнительная затея… особенно если и стрелять-то на самом деле не собираешься.

И что штурмовая винтовка порой опасна даже в незаряженном виде и без штыка.

Фигура в грязно-сером камуфляже крутанулась с такой скоростью, что размазалась в воздухе, и швырнула в меня автомат. Приклад больно ударил по плечу, и пуля из нагана закономерно ушла куда-то в потолок. Выпустить вторую я уже не успел: любезный фельдфебель вдруг оказался рядом, и уже в следующее мгновение мы сцепились намертво и рухнули в соседнюю комнату, насквозь пробив ветхую стену.

Моей спиной, между прочим.

Даже если долгое пребывание в этом мире, до краев наполненном энергией и фоновым излучением, и сказалось на здоровье, драться мой противник уж точно не разучился. А уж сил, и без того немалых, как будто набрался еще раза в полтора: его кулаки опускались, как два гидравлических молота, и обычному человеку такие удары тут же переломали бы все ребра, а внутренности превратили в кашу.

Я держался, хоть и со скрипом. Даже когда мной пробили еще пару стен, а потом швырнули сквозь пол вниз прямо на дохлую упыриную тушу. Иной раз получалось даже вырваться из медвежьих объятий и разорвать дистанцию. Вертеться, бить кулаками, ногами и любой увесистой дрянью, которая попадалась под руку.

И все же победа мне явно не светила: наган остался валяться где-то наверху, а схватку без оружия я медленно, но неумолимо проигрывал. Мой противник никогда не был силен в военных хитростях или коварных планах, и сотни лет опыта так и не сделали из него искусного колдуна, виртуозного фехтовальщика или хотя бы мастера единоборств. Однако все это он с лихвой компенсировал упрямством и физической мощью – запредельной даже по меркам нам подобных.

И противопоставить ей оказалось, в общем, нечего: со всеми новообретенными возможностями я-нынешний все-таки не добирал крепости, силы мышц и веса. Самые точные и выверенные мои удары оказывались для древнего вояки немногим опаснее комариных укусов. Я будто колотил по неуязвимой скале, рискуя раньше переломать себе костяшки, чем нанести хоть какой-то заметный вред. Тело Володи Волкова определенно не справлялось.

Но у меня было еще одно. И когда крепкий кулак в очередной раз влетел в мою многострадальную голову и из глаз посыпались искры, хищник решил, что на сегодня натерпелся достаточно. Я свалился на пол человеком, а обратно поднялся существом другого биологического вида.

Уже чуть ли не неделю мы с внутренним зверем жадно кормились энергией этого мира, и превращение началось без обычных усилий. Плечи и грудь раздались не постепенно, а сразу, рывком, заставив гимнастерку тут же затрещать отлетающими пуговицами на вороте. Ногти вытянулись, заостряясь и превращаясь в когти, а пальцы наоборот, стали чуть короче и разошлись вширь. Голова стала чуть ли не вдвое тяжелее, спина выгнулась кверху могучей холкой, и я вдруг почувствовал острое желание опуститься на четвереньки. Особенно когда сапоги на мгновение сдавили растущую лапу и тут же с жалобным хрустом лопнули.