2

Адаевский раздобрел за прошедшие годы, лицо округлилось, появился небольшой животик, но сохранились прежняя нескладность в движениях, торопливость в речи и прыгающий на горле кадык.

С годами у любого человека меняется внешность, но повадки изменить трудно. Можно попытаться «загримировать» их, однако любой грим смывается. Природа все равно возьмет верх.

Пять лет назад, после известных событий, Анатолию пришлось с головой окунуться в проект. И одному вытягивать дело в гору. Хавин больше не появлялся в их городе. Не мог переступить грань собственной раны и вины, не мог посмотреть в глаза тем, кто считал его повинным во всем.

Железный Аспенский неожиданно для всех надломился и запил. Печаевы наглухо закрылись ото всех. Алла Истровская втянулась в новый бизнес не сразу.

Анатолию было нелегко, но он закусил удила. И все получилось. Его отношения с Аспенским и Печаевыми складывались трудно, сухо, по-деловому. С Истровской наладилось более-менее, однако при встречах с нею они старательно обходили темы, в каких присутствовал Хавин. Все было сложно и запутанно, но это устраивало всех, потому что обрело устойчивые рамки.

Алла внешне почти не изменилась, такая же стройная и со вкусом одетая, но в ее глазах появилось вдумчивое выражение, хотя она по-прежнему варилась в котле страстей. Не могла остановиться. А возможно, просто боялась оставаться одна. Одна, она всегда чувствовала себя потерянно, будто находилась в безвоздушном пространстве.

Но однажды, беседуя с Анатолием, Истровская сказала, что была бы не против взглянуть на Хавина. Наверно, брюшко отъел, как и Адаевский. Тот удивился ее желанию, столько лет прошло, никогда не вспоминала, уже забыть должна, и вдруг. Неужто все возвращается на круги своя?

– Собираюсь на днях в Москву, – сказала Алла. – Любопытно было бы увидеть.

Истровская занималась сетью магазинов. Хорошо все раскрутила. Анатолий ее работой был доволен.

Но, съездив в Москву, она о Хавине больше не вспоминала. И Анатолий ни о чем не спрашивал.

Стержень, на котором все у Аспенского держалось, после похорон жены и дочери сломался. Константин разом утратил опору в жизни, стало ясно, силу свою он черпал в тех, кого унижал и мучил. Такой была его любовь.

Пил с тупым упрямством, бутылку за бутылкой, потом валился на диван и спал беспробудным сном, затем опять пил и опять спал. Когда кончалась водка, отправлял домработницу за новой партией, и все продолжалось сначала. Домработница вздыхала, боялась противиться, молчала.

Длилось это месяца три. После чего посмотрел на себя в зеркало и не узнал. Оплывшая физиономия привела в шоковое состояние. Две недели приходил в себя. Чувство ненависти к Хавину разрывало. Иногда готов был сорваться с места и ехать в Москву, чтобы собственными руками придушить Павла. Ведь тот вторгся в его семью и разрушил все. Константин не мог признать, что благополучие своей семьи он поломал собственными руками. Видел лишь то, что хотел. Знал, что Печаевы находились в подобном положении. И это сближало его с ними. С ними первыми пошел на контакт.

Печаевы тяжело перенесли смерть сына. Андрей замкнулся в себе и осунулся. Марина выплакала все глаза. И только ее сила воли медленно вернула их к жизни. Впрочем, это уже не была прежняя жизнь. Ибо понятно, что так, как было раньше, никогда не будет. Смерть единственного сына – невосполнимая утрата, страшная, дикая. Кто бы мог подумать, что любовь доведет его до смерти? Они, как и Константин, винили Хавина.

Между ними и Аспенским завязалась новая странная связь, замешанная на ненависти. Иногда Константин заезжал к ним и просто долго сидел на одном месте, ничего не произнося, потом поднимался и так же молча уходил. Печаевы тоже молчали. Они без слов понимали друг друга. В головах зрели разные мысли о мести. Но Аспенский осознавал, случись сейчас что-то с Павлом, первым подозреваемым будет он. Потому не торопился. А ярость Марины временами прорывалась наружу, и приходилось гасить ее. Время летело, постепенно снова сошлись с Адаевским. Вернулся интерес к бизнесу. Теперь правила диктовал Анатолий, и им приходилось глотать это. Между тем Константин стал замечать за собой нерешительность и равнодушие. Смерть Павла переставала быть его идеей. Ведь ничего уже не вернешь. Все вокруг тяготило. Но Марина с течением времени не стала мягче. Мужа называла хлебным мякишем. И с сожалением смотрела на сломленного Аспенского.

Ее будоражила мысль о возмездии, словно душа сына просила об этом. Теперь она чувствовала себя крепче мужчин. Они оказались бесхребетными и бесполезными. Время не лечило раны Марины. Напротив, воспоминания становились острее. Они изматывали. Они самое себя призывали найти выход из положения. И она собиралась это сделать. Нельзя прощать того, что простить невозможно. Надо уничтожить Хавина, не убивая физически. А может, и физически. Только нужно придумать, как. Женщина от природы обладает таким даром, но этот дар надо разбудить, заставить работать. Она постарается. Изо всех сил постарается.

3

Кристина вышла из автобуса и вздохнула полной грудью. Площадь перед автовокзалом кишела людьми. Все куда-то спешили с сумками, свертками, чемоданами, детьми. Толкались, не замечая друг друга. Она осмотрелась и двинулась к метро. Людской поток вынес к подземному переходу.

После событий пятилетней давности Кристина покинула свой город, съехав со съемной квартиры, и подалась в областной центр. И никогда не возвращалась туда, где желание устроить судьбу обернулось для нее полным разочарованием. Она оказалась никому не нужной, как будто выброшенной из жизни. Но и в областном центре прижиться не удалось. Поменяла много профессий, имела разных партнеров в постели, но не встретила того, за кем пошла бы и в огонь и в воду.

Измельчали парни, думала Кристина, превратились в аморфных существ, неспособных защитить женщину, стать опорой. И любить не умеют, и пожертвовать ради женщины не могут. Так и норовят сами сесть девушке на шею. Обезличили себя. Появился странный безликий подвид существ – гомосексуалист. В результате женщины сами сели за руль, идут в бизнес, в политику, а мужчин используют как подручный материал. Что ж, размышляла она, сами виноваты.

И тем не менее, отмечала, жизнь сурова к женщинам. Ведь в школах девочки зачастую учатся лучше мальчиков. Но за ее порогом школьные посредственности быстрее выбиваются в люди, приходят во власть на разных уровнях. А девочек, отличниц и хорошисток, нередко засасывает быт, воспитание детей и уход за мужьями-троечниками, чьи посредственные способности бьют по нормальным людям. Оттого жизнь плохо устроена, полагала Кристина, что троечники у власти. Пора женщинам брать все в свои руки.

Ей до чертиков надоел областной центр, и она решила уехать в Москву. Кристине твердили, что красивым иногородним девушкам в Москве одна дорога – на панель. Но она не собиралась опускаться до панели. Она испытала много трудностей, подчас было невыносимо, но никогда не падала низко. Набила кулаки, приобрела опыт выживания и намерена была любой ценой пробить себе дорогу в городе больших возможностей.

На ее телефонные звонки отозвалась двоюродная сестра, пригласила к себе на время, пока Кристина подыщет работу и жилье. Она поехала. С собой прихватила небольшую сумку, в которой уместился весь скарб. В дорогу надела джинсы и легкую светлую блузку.

С автовокзала Кристина направилась по адресу. Через час стояла перед дверью квартиры. Позвонила. После недолгой тишины раздался щелчок замка. Дверь открыла Лариса в коротком домашнем халате и тапочках с большими помпонами.

Девушки окинули друг друга взглядами, как бы прикидывали, насколько каждая из них повзрослела после последней встречи. Наконец Лариса отступила от двери, пропуская Кристину внутрь:

– Давай смелее, я одна. Не обращай внимания на бедлам, я болею, постельный режим у меня. Подруга Октябрина не разрешает подниматься и навести порядок.

– Может, я не вовремя? – приостановилась в прихожей Кристина.

– Ерунда. Скоро все пройдет. Октябрина собирается перебраться к себе домой. Мы с тобой будем вдвоем. Проходи, проходи. Садись.

В комнате был диван, два кресла, стол, стулья, шкаф, уголок для посуды, тумбочка с телевизором. На экране что-то мелькало, звук приглушен до минимума. Кристина села в кресло и с удовольствием вытянула ноги. Лариса опустилась на диван.

– Чем думаешь заняться? – спросила.

– Я не боюсь никакой работы, – ответила Кристина, вздернув острый носик. Она твердо знала, что должна вырваться из круга неудач, которые преследовали ее последние годы. В глазах Ларисы уловила сочувствие и поморщилась. Она не любила, когда ее жалели, хотя, возможно, эта нелюбовь была связана с тем, что ее никогда по-настоящему не жалели и она не знала, что это такое.

У Ларисы с детства было все устроено лучше, чем у Кристины. Неконфликтная, с мягким характером, без когтей и кулаков. Как-то все тихо, мирно, по полочкам разложено. Любимая дочка. Вот и квартира – подарок от родителей. Однако Кристина не завидовала, жизнь длинная, надо суметь схватить удачу и не выпустить до конца. Надеялась, что свою удачу она скоро поймает.

Беседовали сестры около получаса, пока не услыхали, как открылась входная дверь и в прихожей раздались голоса. И тут же в проеме комнатной двери возникла Октябрина. Замерла удивленно, вопросительно уставившись на Кристину.

– Познакомься, – проговорила ей Лариса. – Это Кристина, моя двоюродная сестра. Приехала ко мне. Поживет пока у меня. – И Кристине: – Это Октябрина, моя подруга. Я говорила тебе о ней.

Октябрина никак не отреагировала на слова подруги, но Кристине показалось, что на лице у той мелькнуло недовольство. Она ступила в комнату и произнесла:

– Я не одна. Со мной гости. Приехали тебя проведать.

Лариса смутилась, увидав в дверях Хавина с водителем. Подумала, что плохо причесана. Поправила длинные волосы, сунула глубже в тапочки красивые ноги.

Павел поздоровался, водитель тоже буркнул из-за его плеча. Лариса улыбнулась виноватой улыбкой. Кристина выпрямилась в кресле и ответила на приветствие, заметив, как Хавин задержал на ней взгляд. Октябрине не понравилось это, она чуть нахмурилась. Лариса испытывала неудобство, что люди беспокоятся из-за нее. Ведь это она виновата, что угодила под машину. Оплошала. Да и потом, все хорошо закончилось. Зачем людей напрягать? От растерянности забыла предложить гостям стулья. Выручила Кристина. Подскочила с места и выдвинула из-за стола два стула.

Октябрина сглотнула слюну и посмотрела с раздражением, ее опередили, как будто вырвали из рук инициативу. Она оттеснила Кристину, заслоняя собой от Хавина и давая ей понять, что не стоит совать нос туда, куда не просят.

Павел сел, спросил у Ларисы, в чем та нуждается. Девушка покраснела, закрутила головой, отказываясь от помощи. Октябрина прикрикнула на нее и пояснила, что подруга просто стесняется. А Кристина, удивившись окрику Октябрины, отодвинулась и отвернулась. Хавин посмотрел на Кристину пристально, дольше обычного и снова заговорил с Ларисой. Та отвечала на вопросы скованно, тихо, коротко.

Октябрина нетерпеливо порывалась что-нибудь вставить, поправить подругу, но Павел взмахом руки останавливал ее, изредка бросая взгляды на Кристину. Октябрина замечала это и начинала внутри себя беситься. Откуда выплыла эта новоявленная сестра, не вовремя и не к месту! Вдобавок еще и Кристина стала косить глазами на Хавина. Уж это было сверх всяких ожиданий. Октябрина почувствовала резкую неприязнь к сестре Ларисы. Из-за той ее планы, похоже, превращались в мыльные пузыри.

Недавно ей казалось, она непременно заинтересует Хавина, нужно только время, чтобы расставить ловушки, а затем однажды захлопнуть их. И вдруг, нежданно-негаданно ниоткуда появилось неприятное нечто. Надо бы разузнать, черт побери, что это за явление.

Павел поднялся, собираясь попрощаться. Но тут совсем некстати Лариса остановила его:

– А можно вас попросить помочь моей сестре? – показала на Кристину. – Она хорошая, она очень хорошая. Но она никого не знает в Москве.

Октябрина остолбенела, хотела прервать подругу, заткнуть ей рот. Меняла выражение на лице, надеясь, что Лариса поймет и остановится, но Лариса не умолкала, нахваливая сестру, пока не излила все, что хотела. Кристине сделалось неловко от ее слов, потому что половина из того, что она услышала, было фантазией Ларисы.

Павел выслушал, посматривая на Кристину, и кивнул. Лариса обрадованно растянула губы в улыбке, выпалила:

– Кристина, проводи гостей.

Та, смущенная похвалой, торопливо прошла к двери, открыла, пропустила водителя и Хавина, вышла на площадку следом за ними и остановилась.

– Ну, что же вы остановились? – оглянулся Павел. – Провожайте и дальше. И скажите сами о себе пару слов. А то сестра вас так расхвалила, хоть ставь на пьедестал.

– Вы извините ее, – пролепетала Кристина, трогаясь с места. – На самом деле я совсем не такая.

– Какая же вы? – спросил Хавин, спускаясь по ступеням.

– Обыкновенная, как многие, – ответила девушка. – Приехала в Москву за удачей. Хочу устроиться на нормальную работу. Остановиться пока негде. Спасибо сестре, временно приютила. Мне очень стыдно стеснять ее, совестно. Надеюсь в скором времени снять где-нибудь угол. Так что, как видите, идеального во мне мало. Лариса много вам наговорила, но все это не про меня.

– Ну, почему же? – приостановился Павел. – Ее мнение о вас это взгляд со стороны. А со стороны, как говорят, виднее.

Кристина замерла у него за спиной. Водитель уходил вниз, громко топая ногами по ступеням лестничного марша. Хавин не двигался. Слушал сбивчивое дыхание девушки сзади.

– И какая помощь от меня вам нужна? – спросил, не оборачиваясь.

– Спасибо, мне не надо помогать. Я сама. Я всегда сама, – тихо отозвалась она.

– Но я пообещал Ларисе, – выговорил Павел, повернулся. – Вы – красивая девушка. Я подумаю, как вам помочь, – взял ее за руку и потянул за собой. – Пойдемте. Идите, идите, не задерживайтесь.

Кристина не сопротивлялась. Не было желания противиться, напротив, тепло разлилось по телу и хотелось, чтобы Хавин не выпускал ее руку. Она чувствовала, как его пальцы крепко сжали ее.

– А знаете что, – уже на улице проговорил он, – отвезу-ка я вас в хорошее место.

– Куда? Зачем? – выдохнула она.

– Там вы не будете стеснять свою сестру, – ответил Павел. – Поживете, пока не снимете комнату.

– Ну, я не знаю, – сердце ее часто забилось. – Мне так неудобно обременять вас.

– Глупости. Садитесь в машину, – слегка подтолкнул Хавин.

Водитель открыл дверцу, она сконфуженно забралась в салон, чувствуя, как горят щеки.

В это время Октябрина лихорадочно отчитывала Ларису за то, что та не вовремя высунулась со своим языком, не могла помолчать, ведь никто не просил расхваливать Кристину и отправлять ее провожать гостей. Вылезла с дурацкими просьбами и все испортила своей подруге. Лариса пыталась оправдываться, она же ничего не знала, и даже не догадывалась, что подруга имела виды на Хавина.

Октябрина раздраженно отмахнулась, подошла к окну и остолбенела от изумления, увидев, как Кристина села в машину. Ее ноги стали ватными. Девушка тонко заскулила, как маленькая собачонка, понимая, что мечты превращаются в прах. Из глаз неожиданно покатились слезы. Она плюхнулась в кресло, всхлипывая и повторяя одни и те же слова:

– Ну почему, ну почему, почему, почему?

Лариса пугливо сползла с дивана и присела на корточках перед Октябриной. Стала успокаивать подругу, гладить ее колени, шептать:

– Ну прости, прости, я сглупила, я больше не буду.

Октябрина оттолкнула ее, вскочила на ноги и выбежала за дверь. В другой комнате увидала на полу сумку Кристины, яростно пнула ногой, еще и еще, и пинала, пока не остановила Лариса.

Потом обе сели на кровать, и Октябрина потеряно спросила:

– Ну почему мы с тобой такие невезучие?

– Ну как же невезучие? – не согласилась Лариса. – Вот мне посчастливилось, машина не задавила. А ведь могло быть иначе. И ты не жалей, еще неизвестно, кому больше повезло.