Эта встреча вскоре состоялась в районе населённых пунктов Гордеевка, Красная Гора. Мне встретилась партизанская разведка из отряда имени Чапаева. Но меня в отряд сразу не взяли. Слишком был измождённый, одни кости, еле живой стоял перед ними. Сказали мне, поживи в деревне, «в примаках», помоги какой-нибудь вдовушке, отъешься немного. Окрепнешь, тогда и будешь нам помогать связным. Попросили собирать и передавать им оружие. Назначили встречу через неделю у огромного дуба. При встрече передал партизанам первую добытую винтовку, стал выполнять их поручения в качестве связного. Но когда встречал вражеских захватчиков, меня начинало нервно трясти, и я боялся себя выдать. Хотел воевать с ними в партизанском отряде. Через две, три недели моим просьбам пошли навстречу и меня взяли в отряд.

Наши три отряда: имени Чапаева, имени Суворова, имени Кутузова входили в партизанскую бригаду имени Суворова, которой командовал Казанков. Я был рядовым партизаном в группе подрывников. Ходили на диверсии. Подрывы вражеских эшелонов не всегда были удачными. Мы применяли для взрыва рельсов артиллерийские снаряды. И мины, когда они были. А враги стали цеплять перед паровозом грузовые платформы, подрыв которых не повреждал весь состав. Мне приходилось таскать с собой тяжёлое противотанковое ружьё. Из него я подбивал остановившийся паровоз, если эшелон не сходил с рельсов.

Через несколько месяцев меня назначили заместителем политрука роты. Стал ходить на диверсии ещё чаще, с разными группами. Я воевал в партизанах более полугода. В Костюковичах, 2 октября 1943 года, наши отряды встретились с войсками Красной Армии. Начальник НКГБ Могилёвской области попросил, выделить десять грамотных партизан для оперативной работы. Так я попал на работу в органы государственной безопасности. Был в истребительном батальоне по борьбе с бандитизмом. Мы, получив агентурные сведения, выезжали на задания. Были осведомители и у наших противников, которые часто успевали предупредить бандитов. В свободное от операций время занимался оперативно-следственной работой. Грамотных людей тогда не хватало.

Примерно через два месяца я попросил разрешения у начальника съездить домой и проведать своих родителей. Они получили на меня «похоронки» и извещения, что я «пропал без вести». Приехал домой, повидался с родными. Успокоил их тем, что жив и здоров. Встретил своего друга, который был секретарём районного НКВД. Он мне сказал, что договорится с моим начальством о переводе меня в Гордеевский район, ближе к родным. Дал своё согласие и стал служить в НКВД, на оперативно-следственной работе. Очень скоро я пожалел об этом.

Под следствием часто оказывались люди, которых я хорошо знал. Война всё перевернула, нарушила оценки. Вина многих арестованных часто была небольшая или её совсем не было. А система, власть требовала: обвинять их всех и карать. Применялись жестокие пытки. Вот примеры. Моя бывшая учительница по немецкому языку была арестована за то, что немцы заставляли её быть переводчицей, когда они общались с местными жителями. Под пытками заставили признаться, что она «была немецкой шпионкой». Мой сосед в деревне, уже старик, плачет и говорит мне: «Николай, ну, какой я шпион? Выпивал несколько раз с немцами, вот и вся моя вина». Мой одноклассник писал стихи о Сталине и был арестован. Просил меня: «Николай, спаси меня!». Но я ничего не смог для них сделать. Такова была карательная система органов НКВД. Видеть всё это было просто невыносимо, можно было сойти с ума. Я написал заявление с просьбой направить меня на Первый Белорусский фронт. Так, с декабря 1943 года, я опять оказался на фронте.

В районе города Изюма, в 1944 году, я находился на наблюдательном пункте нашей батареи. Он располагался на сто метров впереди траншеи нашей пехоты. Кроме меня, там были ещё два связиста и командир нашей батареи, старший лейтенант. Командование направило его на наблюдательный пункт, так как стало известно об усилении вражеской группировки. Командир батареи до этого познакомился с женщиной, которая жила в нескольких километрах от НП, в нашей прифронтовой полосе. Несколько раз он уходил к ней на свидание, оставляя меня командовать батареей с НП от его имени. Обычно уходил часа на два, а однажды ушёл на целую ночь. Именно в эту ночь немцы предприняли мощную танковую атаку на узком участке нашей обороны. Сначала я услышал шум в глубине немецкой обороны, но в стереотрубу ничего не мог разглядеть. Неожиданно вспыхнул яркий свет прожекторов. Внезапно, с рёвом сирен, прямо на наш НП, ринулась масса немецких танков. Я быстро схватил телефонную трубку, назвал координаты и закричал: «Батарея, бронебойно-зажигательными, беглый огонь!!». На батарее меня переспрашивают: «Товарищ комбат, ведь это ваш НП». Вражеские танки были уже в нескольких сотнях метров от нашего НП. Я продолжаю орать в трубку: «Батарея, бронебойно-зажигательными, беглый, огонь, огонь, огонь!!!». И началось! Шестнадцать тяжёлых орудий нашей батареи, калибра 152 мм всё перемесили на направлении атаки немецких танков. Горела земля и вражеские танки. Почти все фашистские танки были уничтожены. Прорыв немцев на нашем участке фронта не состоялся. В наш наблюдательный пункт попал снаряд и два связиста были убиты. Взрывом меня контузило, а взрывной волной выбросило из блиндажа в окоп. Сколько лежал там, без сознания, не знаю. Когда я очнулся, увидел, что меня трясёт какой-то человек. С трудом я узнал в нём своего комбата, прибежавшего после боя. Он был как полотно, белым от страха за то, что ему грозило. Комбат стал просить меня не выдавать, что его не было на НП во время боя. Сказал, что за это его просто расстреляют. Человеком он был добрым, справедливым, хорошим командиром. Я ответил ему: «Мы были вместе, а я выполнял ваши приказы». За этот бой я получил свою первую, с начала войны, боевую награду медаль «За отвагу». Командира батареи командование наградило высоким орденом «Боевого Красного знамени». Так в жизни бывает.

В боях пересекли государственную границу, прошли Польшу, война перешла на территорию Германии. Но я в это время был направлен с фронта в Москву. Начальник артиллерии дивизии, полковник Иван Михайлович Козлов, меня очень уважал. Когда я познакомился с ним, он расспросил о моей биографии, как воевал, и предложил мне быть его адъютантом, порученцем. Решил произвести меня в офицеры. Не раз это хотели сделать мои командиры, но прорывы фронта и окружения срывали эти намерения. В апреле 1944 года пришла разнарядка прислать одного человека на учёбу в Московское высшее командное кремлёвское училище. И он послал на учёбу меня. Прямо с фронта, без экзаменов и комиссии, меня зачислили в курсанты. Началась напряжённая учёба с большими физическими нагрузками. Марш-броски по 40–50 километров, с полной выкладкой. Прошло несколько месяцев напряжённой курсантской жизни, и мой организм не выдержал. Три контузии, ранения, нервные перегрузки себя проявили. У меня парализовало левую часть тела, и я попал в московский госпиталь. Парад Победы, 24 июня 1945 года, наблюдал из окон своего госпиталя. Меня вылечили, выписали, и я демобилизовался уже в здоровом состоянии. Поступил в институт, учился сразу на двух факультетах. Усиленно занимался спортом. В 1947 году женился на студентке Нине из нашего института. Учился напряжённо, на «отлично», и сдавал все экзамены досрочно. Мне удалось менее чем за два года получить два высших образования.

Когда пришёл в областной отдел образования с двумя дипломами, мне не поверили, звонили ректору и делали запрос в институт. Приняли на работу только через две недели, когда получили письменное подтверждение. В возрасте двадцать пять лет, я был назначен заместителем директора педагогического училища в Комаричах. В дальнейшем работал директором нескольких школ. В 1970 году я был назначен на должность заведующего Навлинским районным отделом образования. Проводил большую работу по строительству новых школ. Под моим руководством и активным участием, было построено за десять лет шесть средних и одна восьмилетняя школы. Моя работа была высоко оценена, и областной РОНО наградил меня медалью «За трудовую доблесть». А в районе мне присвоили звание «Почётного гражданина Навлинского района». После ухода на пенсию в 1982 году я много работал на общественных началах в Навлинском Комитете народного контроля. Занимался трудной работой. Был заведующим отделом жалоб. Проводил большую работу по патриотическому воспитанию молодёжи. Неоднократно награждался грамотами, подарками и денежными вознаграждениями.

Николай Максимович счастливый человек. Остался жив, пройдя страшные испытания на войне. Его мама, в ежедневных молитвах, отмолила его у смерти. Он и в свои почтенные годы проявляет живой интерес к жизни. Шестьдесят семь лет живёт в счастливом браке с любимой женой Ниной Ивановной. Вырастили сына и дочь, помогают внукам и правнукам. Несколько раз я был у них в гостях. В элитном доме, в хорошей, уютной квартире. Квартиру приобрели для них дочь Тамара Николаевна и её муж Юрий Олегович Ложечниковы. Они сделали в новой квартире ремонт и полностью её обставили. Потом два года уговаривали родителей переехать в неё из Навли. Мало кто может отблагодарить так своих родителей.

Когда Николай Максимович понял, что я упорно стал работать над рассказом о его жизни и участии в войне, стал смущаться и говорить: «кому это будет интересно», что он «не совершил ничего особо героического, да и за войну имею всего две боевые медали». Искренне говорю в ответ: «Вы уникальный человек, прошли такой тяжёлый фронтовой путь и тысячи раз могли погибнуть, как ваши товарищи. Боролись, защищали Родину, не сдались в плен. Таких как Вы, тех, кто начал войну на рассвете 22 июня, даже в 1945 году, осталось в живых очень мало, единицы. Нам всем, тем, кто любит Россию, надо знать, как это было…. Знать от УЧАСТНИКА! А самые большие герои, часто остаются неизвестными, и никакими наградами не отмеченные. Молодое поколение должно знать правду о войне своих дедов и прадедов».