Широчка и глюк

– Проснись, Широчка, негоже спать в такую чудную ночь, – услышала Широчка сквозь сон и проснулась.

– Ой! – вскрикнула она. И было от чего вскрикнуть. Рядом с кроватью сидел мягкий пушистый зверёк, который с ней и разговаривал. Зверёк был весьма потешный: острая мордочка точь-в-точь как у учителя математики, кошачьи усики, беличий хвостик, и тело, как у маленького смешного человечка с пухленькими ручками и ножками. Широчка никогда раньше не видела подобных зверей, поэтому спросила:

– Ты кто?

– Я – Глюк, – ответил зверёк, – вставай, Широчка, сегодня ночь эротических кошмаров, айда смотреть.

Широчкина мама недавно купила видеомагнитофон, поэтому Широчка хорошо знала значение слова «эротический».

– Пойдём, пока не пропустили самое главное, – не унимался Глюк.

– А куда мы пойдём? – поинтересовалась Широчка.

– Пойдём к попу. У него сегодня долгий приход.

– Пойдём, – согласилась Широчка и села на кровати.

– Ты куда? – спросил её Глюк.

– Ты же сам говоришь, пойдём.

– Да, но я приглашаю тебя в сон, а в сны ходят по волшебной дорожке.

– Ну, хорошо, по волшебной, так по волшебной, – согласилась Широчка.

– Тогда съешь волшебное печенье, ляг поудобней в кроватку и повтори тридцать три раза волшебное слово «криптозоология».

– А что это такое?

– Не знаю. Волшебные слова очень часто имеют только волшебный смысл.

Широчка сделала всё, как сказал Глюк, и они оказались в тусклой комнате с железной кроватью и двумя тумбочками. На кровати сидел небритый малый в майке, увешанной значками и медалями, трусах и солдатских сапогах. Он курил сигарету и хлебал одеколон «Шипр» из железной солдатской кружки.

– Здрасте, – сказала воспитанная Широчка.

– Он тебя не видит и не слышит, – сказал Широчке Глюк. – Смотри, сейчас начнётся.

Солдат тем временем докурил сигарету, бросил окурок на пол, раздавил сапогом («вот так и с врагами Отечества», – подумала Широчка) и громовым голосом крикнул:

– Отче!

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал поп.

– Мамочка родная! – вырвалось у Широчки.

Поп был в белом женском парике, короткой, едва прикрывающей тощую задницу рясе, чёрных колготках и высоких чёрных сапогах. Лицо было размалёвано, как у проститутки.

– Слушаю вас, Пал Палыч.

Только после этих слов Широчка узнала в солдате повзрослевшего пионера Пашу.

– Вот те на! – всплеснула руками Широчка.

– Не бери в голову, это сон.

– Докладывай, – приказал Паша попу.

– Хэбэ постирал, воротничок пришил, автомат почистил.

– Ладно, подь сюды. Заслужил.

Поп стал на четвереньки и чуть ли не на брюхе пополз к Паше. Паша прямо из воздуха (во сне бывает всё) извлёк большую кожаную плётку и начал стегать попа.

– О, да, повелитель, наказывай, повелитель! – скулил поп голосом до отвращения похожим на пресняковский.

– Ладно, на сегодня хватит. Оближи мне теперь сапоги.

– Благодарю тебя, повелитель! – снова взвыл пресняковским голосом поп и принялся лизать сапоги солдату Паше.

– Ладно, до дыр пролижешь. Вылижи лучше пол, а то я тут насорил малёхо.

– Слушаюсь, повелитель!

Поп принялся лизать пол у Пашиных ног, проглатывая, не жуя, окурки.

– А это тебе, чтобы не всухомятку, – с этими словами Паша смачно плюнул на пол.

– Благодарю тебя, повелитель, – особенно мерзко проблеял поп, слизывая плевок.

– Ладно, а теперь можешь снять с меня сапоги и понюхать портянки.

Поп взвыл что-то нечленораздельное, стащил сапоги и, уткнувшись лицом в портянку, полной грудью втянул аромат солдатских ног.

– Фу, какая гадость! Не хочу больше этого видеть, – возмутилась Широчка, которой стало противно, а совсем не интересно.

– Надо сказать новое волшебное слово, и мы окажемся в другом сне, – сообщил ей Глюк.

– Давай быстрее слово, иначе меня стошнит.

– Гомоапатия.

– Гомоапатия? – переспросила Широчка и очутилась в каком-то парке возле полосы препятствия.

– Где мы? – спросила Широчка.

– Во сне капитана Отморозкова.

– Он что, тоже? – удивлённо спросила Широчка.

– Не обязательно. У каждого свои сны. А вот и он.

Отморозков бодро шагал к полосе препятствий, ведя на поводке престранного субъекта, шкандыляющего рядом на четвереньках. Это был здоровенный толстяк в милицейской форме с полковничьими погонами. Он был настолько толстым, что периодически цеплял животом землю, от чего форма стала особенно грязной.

– Кто это? – спросила Широчка у Глюка.

– Полковник Конь. Начальник Отморозкова.

– Конь, а ведёт себя, как собака.

– Это называется секс по-милицейски. Сейчас Отморозков будет его трахать.

– Что, прямо здесь?

– Смотри.

Прибыв на место дислокации, Отморозков отвязал Коня и разрешил немного побегать. Конь с радостным кашлем, который должен был символизировать весёлый заливистый лай, бросился к кустам, откуда послышалось внушительное журчание.

– Ко мне! – крикнул через несколько минут Отморозков.

Конь шумно выбрался из кустов, и во всю прыть, на которую был способен, побежал к хозяину.

– Апорт! – Отморозков забросил палку чуть ли не на противоположный конец парка. Они несколько минут поиграли с палкой, затем Отморозков сделал большой глоток из появившейся чудесным образом бутылки водки, закурил сигарету, после чего сказал Коню, недобро улыбаясь:

– А теперь мы с тобой немного позанимаемся. Ползи.

Они вдруг оказались возле здоровой грязной лужи.

– У меня здоровье слабое, – взмолился Конь человеческим голосом.

– Ползи, урод! – Отморозков профессионально двинул Коня носком ботинка прямо по копчику. Конь взвизгнул, плюхнулся на живот, и пополз, что раненый бегемот.

– А теперь барьер, – приказал Отморозков, когда Конь переполз через лужу.

– У меня давление, сердце, – жалобно взмолился Конь.

– Подсадить? – ехидно спросил Отморозков, и Конь, жалобно скуля и проклиная жизнь, принялся карабкаться через забор.

– Отставить! – рявкнул Отморозков после очередной неудачной попытки Коня, – Я вижу, ты без помощи не справляешься. Ладно.

Отморозков соорудил на поводке затягивающуюся петлю, накинул на шею Коня, а другой конец перекинул через барьер.

– Ты будешь лезть здесь, а я буду тянуть тебя там, – сказал довольный собой Отморозков.

– Пошли отсюда, – сказала Глюку Широчка. – Не люблю, когда обижают животных, даже если они полковники милиции.

Пионер Паша самоотверженно мастурбировал на огромный цветной портрет Ленина, и Широчка, посмотрев немного, захотела перейти в следующий сон.

На этот раз они оказались в огромной, в стиле Людовика какого-то, зале, посреди которой стоял шикарно сервированный стол. Заиграла музыка, и зала начала наполняться одетыми в дорогие смокинги и фраки волками. Последними в залу вошли знакомый волк и…

– Да это же я! – воскликнула Широчка.

Широчка шла в великолепном вечернем платье с разрезом, и красивых туфельках на высоких каблуках. Волк был сама любезность. Остальные волки трижды прокричали «ура», и пир начался. Настроение Широчке не испортило даже главное блюдо – пионер Паша, запечённый с яблоками. К тому же он оказался настолько вкусно приготовлен, что Широчка съела с удовольствием целых три куска, хотя не считалась обжорой.

Широчка навсегда хотела остаться в этом сне, но действия волшебного печенья кончилось, и ей пришлось возвращаться.

Широчка и санаторий

Летом Широчка, как и все пионеры (а Широчка вступила в пионеры) поехала в детский санаторий районного значения. Была она уже большой девочкой, поэтому попала в первый отряд к Евгении Ахриповне Нечепуряк – заслуженной воспитательнице с большим педагогическим стажем работы.

– Добро пожаловать в наш замечательный санаторий, – начала Евгения Ахриповна свою речь на первом построении отряда. – Начиная с сегодняшнего дня вас ждёт масса увлекательных, интересных, а главное, полезных для вашего здоровья мероприятий. Это и трёхразовое питание, это и медицинские мероприятия, это и экскурсии, и многое, многое другое. Наш санаторий называется детским потому, что он принадлежит вам, детям, – она сделала паузу, достала папиросу, не сигарету, а именно папиросу, закурила, сделала глубокую затяжку и совершенно другим голосом рявкнула, что было сил: – Но если хоть одна падла посмеет испортить мне образцовую смену, я вам, блявёнышам, так настучу по голове, что вы домой дураками вернётесь! Всем ясно? – она бросила папиросу на землю, затушила ногой, и продолжила ласково: – Ну а если вам всё понятно, позвольте повторить: Добро пожаловать.

В общем, лагерь был как лагерь, но кое-что надолго запомнилось Широчке.

Это произошло в конце тихого часа. В Широчкин отряд пришла тётя в белом халате и приказала всех построить.

– Здравствуйте дети, – сказала она. – Меня зовут Елена Александровна. Я буду делать вам манду.

– Всем? – спросила Широчка.

– Всем, – ответила Елена Александровна.

– И мальчикам, и девочкам?

– И мальчикам и девочкам.

– А у кого уже есть?

– Тебе уже делали?

– Да.

– Давно?

– Когда родилась, наверно.

– А надо каждый год.

– Зачем?

– Не задавай глупых вопросов. Давай руку.

– Зачем?

– Манду делать.

– На руке?

– Нет, на голове, – зло сказала Елена Александровна.

– Давай быстрее руку, пока каблуком по голове не получила, – вмешалась воспитательница в разговор.

Делать было нечего, и Широчка закатала рукав. Елена Александровна достала шприц и вколола немного лекарства Широчке под кожу.

– И всё? – с лёгким разочарованием спросила Широчка.

– Всё, а через три дня будем смотреть манду.

– На руке?

– На руке.

Широчка представила себе манду на руке и тяжело вздохнула. Но никакой манды у неё на руке не появилось, а так, слегка покраснело, и всё.

Другим незабываемым событием в жизни Широчки была встреча с психом-терапевтом. Широчка так и не поняла, почему терапевт был психом. Терапевт как терапевт. Всех детей собрали тогда в большом уютном кабинете, усадили в мягкие удобные кресла и приказали сидеть тихо. Не успели они как следует расшуметься, как в кабинет вошёл дородный мужчина в мятом белом халате.

– Здравствуйте. Меня зовут Зигмунд Юнгович Перлз. Я психов-терапевт. Сегодня у нас с вами будет психов-терапевтический сеанс. Сядьте удобно, расслабьтесь.

Зигмунд Юнгович говорил тихим вкрадчивым голосом, будто собирался одолжить деньги у всех сразу.

– Расслабляем руки, ноги, спины, животы, груди…

Мальчики захихикали, а девочки принялись трогать себя за груди.

– Отставить! – рявкнул Зигмунд Юнгович. – Сейчас я кое-что вам покажу.

С этими словами он открыл шкаф и достал длинную толстую палку, похожую на указку, только намного длиннее.

– Это – мой психотерапевтический кий, которым я терапевтирую по голове любителей смеяться. Вам понятно? А теперь сядьте удобно и расслабьтесь.

Когда терапевт вновь дошёл до расслабления грудей, мальчишки вновь захихикали, и по их головам заплясал кий.

– Теперь расслабляем дыхание. Дыхание становится ровным, спокойным. Вслед за дыханием автоматически успокаивается сердцебиение, мысли, чувства. Мысли становятся ватными, туманными. Туман становится всё гуще и гуще. Но это не простой туман. Он проникает в ваши тела, разъедает их, растворяет, как горячая вода растворяет снег.

Кто-то совсем рядом с Широчкой пукнул знатным чесночным пуком, и Широчке захотелось убраться как можно дальше, но чесночный пук начал проникать в её тело, растворять, разъедать, превращать Широчку в чесночный густой туман.

– Но вот появились солнечные лучи, заставившие туман рассеяться, подняться вверх, в небо, и вы превращаетесь в облака.

«Наконец-то», подумала Широчка и устремилась вверх, подальше от чесночного зловония. Широчке стало вдруг настолько хорошо, что она на какое-то время забыла про психа-терапевта.

– … и вы проливаетесь каплями дождя, – услышала она вновь. – Вы орошаете землю, и на ней будут расти цветы, вы барабаните по крышам, вы падаете на асфальт, и вот уже первые лужи…

Широчка, повинуясь терапевту, с грохотом рухнула с поднебесной высоты на бетон с такой силой, что превратилась в маленькую лужу и потекла ручейком к ближайшей речке.

– Мама, мама, я хочу писать, – Широчка протекала мимо молоденькой мамы с мальчиком лет пяти.

– Посмотри, Андрюшенька, какой миленький ручеёк! – сказала мамочка сыну. – Он будет просто счастлив, если ты в него пописаешь.

– Что за извращенский бред! – возмутилась Широчка и всеми силами попыталась течь дальше, но зловредный карапуз вытащил свой отросток и радостно поливал Широчку, стараясь попасть в рот.

– Ваши воды смешиваются, – продолжал говорить психов терапевт, и воды Широчки начали смешиваться с водами, подаренными мальчуганом, от чего Широчку чуть не вырвало, но она вовремя впала в речку, по которой, как машины по Садовому кольцу в час пик, плыли пароходы. Не успела она передохнуть, как из-за поворота показалась ватага мальчишек с камнями в руках.

– Я дальше! Я дальше! – кричали они и бросали в Широчку камни.

– Больно же, дураки! – обиделась Широчка и поспешила к морю.

Море грелось на солнышке, выставив огромный живот.

– Море-море, я хочу в тебя впасть, – крикнула что есть сил Широчка.

– Впадай, – меланхолично ответило море.

– Куда? – спросила Широчка.