Надо сказать, что Анна расстроена была не меньше, да и обозлена тоже. Не об этом она мечтала, совсем не об этом! Она же изначально хотела уехать в горы с Андреем. А Юра – это так, необходимое дополнение к восхождению.

Но человек предполагает, а наверху всегда знают, как лучше.

Про горы Анна, страстный любитель горных лыж, что-то знала и до этого. К тому же она читала дневник Серова о восхождении на Эльбрус, тогда же и загорелась: забраться куда повыше (понятное дело, с Андреем!), а тут ещё и фильм «Эверест»…

Но вот что я вам скажу, дамы и господа. «Забраться повыше» – идея, конечно, замечательная. Но это всё же только идея – фантазия, так сказать… Желать – одно, реализовать – совсем другое. Сколько людей говорило Серову: «Еду с тобой!», а осталась одна Анна.

Кстати, Анна – бабушка. Сорокапятилетняя, спортивная, совсем ещё молодая бабушка. У неё замечательный внук. А Юра – пятидесятилетний дедушка. У него – замечательная внучка. Собрались в горы бабушка с дедушкой, а Соня дедушку и отпустила. С бабушкой. Святая у Юры Сонька! Свя-та-я!

…К завтраку они спустились уже одетые на восхождение. Трекинговые брюки, трекинговые ботинки, рубашки и майки с длинными рукавами, солнцезащитные очки. У Анны – кепи с пологом. У Юры – шляпа, а на шее ещё и платок от тёщи, (ещё на Эльбрусе носил, уже в некотором роде талисман!).

Вчерашний день прошёл без приключений. Удалось сделать всё по максимуму: и накупить сувениров, и погреться под экваториальным солнцем, и накупаться в бассейне, и отправить открытки с зебрами… А главное, (и это самое главное!), за прошедшие сутки удалось отоспаться и отъесться. Теперь туристы были готовы идти в горы.

В половине девятого во двор гостиницы въехал микроавтобус. Из кабины выпрыгнул невысокий, коренастый, жилистый, подвижный, как ящерица, африканец и энергично зашагал в гостиницу. Юра сопроводил его долгим, внимательным взглядом.

– Думаешь, за нами? – Анна короткими глотками допивала кофе, завтракали они на лужайке перед отелем.

Юра пожал плечами.

Через пару минут парень вышел, некоторое время озирался, а потом взялся названивать с мобильного. «Холодоф», – явственно услышали путешественники. Юра поднялся и направился к африканцу.

– Холодоф? – встретил тот вопросом, внимательно разглядывая Юру, глаза его выдавали значительную примесь монголоидной крови, танзанийцы сильно перемешаны.

Юра представился и, развернувшись вполоборота к своей спутнице, кивнул:

– Это Холодова. Анна Холодова.

– Александéр – ваш гид. Именно так, с ударением на последний слог.

– Рад… Александéр! – Юра протянул руку. – Наши вещи там, наверху… Едем в офис? – Серов говорил по-английски медленно, подбирая (и вспоминая) слова, стараясь, чтобы гид его понял.

– Йес! – кивнул Алекс и затараторил. Юра обречённо вздохнул.

Нет, конечно, Серов говорит на английском, на таком… несколько специфичном: «твоя моя не понимай». В 2014-м он даже «переводчиком» на Эльбрусе «работал»³⁰. Но там его фактическое незнание было некритично… А тут целую неделю общаться… Александер внимательно посмотрел на Юру, всё понял и махнул чёрным парням из автобуса: «Загружай!».

В офисе «Альтезы» у Сергея путешественники оставили ненужные при восхождении вещи, документы и нужные – как позже выяснится – деньги. Зная о сложностях с питанием у Серова, Сергей объяснял Александеру, что для Юры готовить. Тот кивал и писал в блокноте, а потом просто спросил Юру:

– Варёная курица и рис тебе хорошо?

Юра только руками развёл… Спрашивает ещё. Он готовился к жаренной на костре антилопе и перчёной слонятине… А тут – варёная курица, да ещё с рисом!

– А тебе, Энн? – Александер улыбнулся Холодовой.

Та кивнула. Юра помнил, ещё когда собирались, она декларировала Серову: «Как тебе. Я всеядная». Юра это оценил.

– Тогда с едой решили, – Александер сложил записную книжку в карман и ушёл командовать загрузкой.

– А не многовато народа? – осторожно осведомился Юра, наблюдая в окно, как чёрные парни грузят мешки, баулы, газовые баллоны, канистры с водой.

– Одиннадцать человек…

– Ско-о-о-олько?!! – хором пропели путешественники.

Сергей посмотрел на туристов с вызовом:

– Одиннадцать. Два гида, повар, официант и семь носильщиков…

Анна присвистнула:

– Картина: «Белые господа вышли на прогулку в горы»…

– Тут по-другому нельзя. Требования администрации парка, и… – помолчав, Сергей негромко добавил: – Они тут так решают вопрос занятости. Тут работать негде…

– И все с нами?

– Нет! С вами только двое. Алекс и помощник. Остальные сами. Алекс! – крикнул в дверь Сергей. – Познакомь с Джа́мой.

Старший привёл невысокого тощего африканца. Тот оглядел туристов, широко улыбнулся и вдруг по-русски без акцента выдал:

– Пошли?

«Здорово! – оценил про себя Юра, пожимая руку помощнику. – И имя правильное, настоящее – африканское! Не то что… Александе́р…»

…Въезд в расположенный на высоте 1890 метров лагерь Маранга охраняется вооружёнными людьми. В Танзании с восхождениями строго. По сию пору маршрут Маранга-раут известен как «Кока-кола-раут»: в первые же годы массового туризма на Килиманджаро его буквально за пару лет завалили пустыми пластиковыми бутылками чуть не по щиколотку. Бутылки убрали, порядок навели – и на гору теперь с пластиком не допускают под страхом немедленного исключения из восходителей. Хотя не из-за пластиковых бутылок дежурят автоматчики… Браконьеры. Бич всей саванной Африки!

Кстати говоря, Маранга-раут не единственный маршрут на вершину, есть ещё как минимум пять. Друг от друга те отличаются сложностью и длительностью подъёма, но все они палаточные. И только у Маранги базы стационарные (с домиками, туалетами и столовыми). Базы три:

Мандара-Хат, высота 2720 метров;

Хоромбо-Хат, 3720. Крупная «узловая» база, от неё, по сути, начинается восхождение, в неё же возвращаются с Горы, там же передержка для тех, кто взял лишний день дополнительной акклиматизации, (как, например, наши путешественники);

и высокогорный штурмовой лагерь Кибо-Хат, 4720.

На всё про всё, с Горой и обратно – пять дней. У Анны и Юры – шесть.

Пока Александер бегал оформлять разрешения, пропуска, пермиты, уведомления и прочую бумажную канитель (в Танзании тоже любят бумажки), чёрные парни неторопливо разгружали машину, знали – Алекс будет бегать долго. А тот временами возвращался, качал головой, цокал, чертыхался, поминал «факин» бюрократию и снова убегал, едва утерев пот. Погода в Маранге влажная, жаркая, несмотря на почти двухкилометровую высоту. Экваториальный лес! Очень дождливый. Через него путешественникам предстоит идти восемь километров, что по расчётам администрации парка около трёх часов, о чём туристов уведомляют деревянные таблички-баннеры. Восемь за три. Долго? Возможно. Но на Килиманджаро нет акклиматизации в привычном её понятии, когда восходители идут челноком: «повыше поднимешься – пониже поспишь», и где ежедневно набирается высота не более пятисот метров. На Килиманджаро акклиматизация достигается медленным, монотонным подъёмом. Ме-э-э-э-дленным, ме-э-э-э-дленным. «Поле-поле», – не уставая, раз за разом будут повторять чёрные гиды, что значит «тише-тише» – «не торопись».

Наконец-то бумаги оформили. Портеры груз унесли. Джама явился за туристами и махнул рукой:

– Пошли!

– Откуда слово знаешь, Джама? – спросил его Юра, пристраивая палку к руке. – Часто водишь русских?

– Часто. Была группа, всё время повторяли его.

И Джама, смутившись, улыбнулся. Юра кивнул: догадался, что не одноэто слово повторяли, значит…

– Тогда тебе ещё одно, – предложил Юра, они уже начали подъём. – Хорошее. У нас в России есть народ татары…

– Та-та-ры?

– Да. У них есть слово «айда».

– Ай-да?

– Да. Означает то же, что и «пошли». Мы часто им пользуемся.

– Ай-да! – кивнул повеселевший Джама, и они вошли в дождливый лес. И тут Юра сразу пожалел, что надел тёмные солнцезащитные очки. Анна шла без них, а Юра снять очки не мог – они же у него с диоптриями, без них он вообще не увидит ни шиша, что под ногами.

А под ногами вились толстенные корни. А наверху шелестела густая листва. А за листьями обезьяны, и вроде бы их даже видели, но близко они к себе не подпустили.

В целом тропа была лёгкая, дыхание не сбивала, и путешественники, в пределах своего знания языка, знакомились с гидами. Оба родились на побережье. Обоим чуть за тридцать. Оба окончили университет, но, не найдя работу по специальности, устроились простыми гидами в русскую компанию. В целом живут неплохо, но с нетерпением ждут перемен (в России их тоже когда-то ждали, помнится, даже песни пели…).

В Танзании выбрали нового президента, и теперь все надеются, что он возьмёт, да и победит коррупцию – этого неубиенного трёхголового Змея Горыныча… Даже не Змея, Гидру! Срубишь ей две головы, а на их месте четыре вырастают! Снесёшь четыре, а там уже – восемь! Восемь снесёшь, а там шестнадцать! Коррупция. Вот с кем боролся Геракл³¹! А то «с Гидрой… с Гидрой»… Какая такая Гидра? Обыкновенные взяточники. Но новоиспечённый президент Танзании обещает бороться. Он, конечно, молодец. Штаны бы только не упали. Но парни на него надеются: а то, говорят, жить совсем невозможно. Зря они так категорично. Оптимисты говорят, ещё как возможно… Мы-то в России это знаем.

К четырём вошли в Мандару. Отметка: «2720 метров». Возле базы лес перекинулся из экваториального в типичный для средней полосы. Деревья проредились. Похолодало. Путешественники прошли регистрацию и заселились в двухместный скворечник – строение вроде деревянной палатки на сваях. Сменили влажные рубашки и майки, надели флиски и свитера, а тут – раз! – тёплую воду принесли. Вода… Тёплая… После трёхчасового перехода… Счастье!

Ополоснув лица, туристы пошли изучать базу. На площади, равной площади футбольного поля, приблизительно как у эльбрусской «Гарабаши», уместилось довольно много: административное здание, столовая, десяток домиков-скворечников и туалет.

О, туалет! Своей стерильной чистотой туалеты будут поражать и восхищать наших путешественников на протяжении всего подъёма. Это не туалеты, это музеи какие-то, медицинские учреждения.

Пока изучали туалеты и домики, читали на них надписи – с незапамятных времен люди рисуют и пишут на стенах – подошло время ужина. А после него? А после – медосмотр!

«Доктор Килиманджаро», он же Александер, он же Алекс, он же главный гид, мониторил многое – пульс; насыщенность крови кислородом; чистоту дыхания (нет ли хрипов, не дай Бог, отёк легких!). А между делом интересовался: принимают ли путешественники лекарственные препараты? И какие? Как чувствуют себя по десятибалльной шкале? В общем, настоящий медосмотр! А после медосмотра портеры принесли горячие грелки, обшитые плюшем, и жестами показали, мол, в спальники их, в ноги. Благодетели! Кормильцы!.. Грелки в ноги… А-а-а-а…

Забравшись в спальники, туристы долго с непривычки устраивались, ворочались и, не заметили, как разговорились. Слишком много всего произошло за день, слишком много набралось впечатлений, чтобы вот так просто взять и уснуть. И Серов принялся рассказывать Анне про жизнь, про брата, про то, как жили на Севере, как работали, как брат умер и как говорил: «Береги скафандр, Юра! Он – «казённый»…», (умолчал лишь о том, при каких обстоятельствах услышал это!). А потом, вдруг резко сменив тему, взялся вспоминать Эльбрус. И уже совсем было собрался рассказать о «встрече» с братом на Седловине, как услышал тихое и ровное сопение: Анна крепко спала.

«Ну вот, – расстроился Юра. – А говорит, бессонница…»

За стенами домика в темноте о чём-то своём горестно и надрывно кричала африканская птица. Юра послушал-послушал, повернулся в спальнике на один бок, потом на другой, накрыл голову курткой и сокрушённо вздохнул: «Уснёшь тут… ага… как же…»

…По результатам утреннего медосмотра у Юры – высокий пульс. Почему? Хороший вопрос. Зато у Анны – как секундная стрелка. И тут как раз удивляться нечему. Ведь, Анна – не просто бегает десять километров, она их бегает мастерски, Анна – марафонец! Юра узнал об этом только перед самым отлётом, на «Гонках» Анна скромно умолчала о своих способностях. Поэтому в спокойном состоянии у неё пульс сорок пять! Всех врачей пугает. «Брадикардия!» – мечутся эскулапы, думая, как начать спасать пациентку. «Предсмертное состояние!» – даже кричат они. А у человека – просто такая норма.

На Юру посмотрели, ещё раз смерили пульс, пощёлкали пальцем перед носом, (Юра при этом захихикал), и признали годным. У Юры просто нервы. Такая вот он нервическая натура.

Почти сразу после выхода кончились леса. Теперь вокруг простиралась альпийская степь-саванна с редкими кривыми деревцами, горным вереском и цветущими протеями. А на горизонте незаметно вырос Он – величественный пик! Округлый, со срезанной наискось вершиной и совсем маленькой снежной шапкой набекрень. Скоро снега Килиманджаро станут такой же легендой, как хороший клёв на Волге. Странно, но уменьшение снегов Килиманджаро не связывают напрямую с глобальным потеплением, как теперь делают по любому поводу. На Гору уже более ста пятидесяти лет выпадает осадков меньше, чем требуется вулкану для поддержания приличной шапки из снега и льда. Может статься, лет через двадцать на вершине и вовсе не останется глетчеров. Жаль! Шапка из снега и льда весьма к лицу Килиманджаро…

Или нет… Не Килиманджаро… А, может, Кибо?

Да, точно, Кибо!

Или нет…

Так, пора определиться!

Килиманджаро – вулкан с тремя вершинами-кальдерами. (Кальдера – это такой кратер с острыми краями и плоским днищем.) Западная вершина – Шира, самая низкая, высотой всего 3692 метра. Восточная, ощерившаяся крутыми скалами, – Мавензи, значительно выше: 5150 метров. (На Маранге-раут она сопровождает восходителей повсюду.) И центральная – Кибо. Её высшая точка, на самом краю кальдеры – пик Ухуру, 5895 метров. Туда-то и идут наши путешественники. Ширы с Маранги не видать, справа от путешественников – Мавензи, впереди – Кибо. Остатки блистающей под солнцем снежной шапки на Кибо.

Впереди – Кибо со снежной шапкой. Под ногами – дорога, выложенная крупным жёлтым булыжником… Солнце, лёгкий ветерок, теплынь. И туристы шли, бодро вышагивая, Джама даже напевал.

– О чём поёшь? – Анне стало интересно, пел Джама явно не на английском.

– О Килиманджаро, – улыбнулся тот белоснежной улыбкой и громко пропел куплет самой известной в тех краях песни, «Килиманджаро сонг», завершив жизнеутверждающим: – Акуна ма-та-тá!!!

Юра с Анной переглянулись и вдарили: «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной…» Тропа из жёлтого камня навеяла. А чёрные парни не сплоховали, тут же подхватили мотив.

«Напевный народ африканцы, – восхищался про себя Юра, маршируя – музыкальный, добрый, весёлый. Хороший! И вообще, хорошо всё и весело. Господи! Как хорошо-то! А как весело… И погода… И дорога… И люди… И весело…»

«Стоп! – поймал вдруг себя Серов. Кажется, эйфория от „горняшки“… Не сбрендить бы! „Горняшка“ – она такая³², коварная».

Чтобы отвлечь себя, Юра снова завёл разговор с Джамой:

– Помнишь, я рассказывал тебе про народ, который живёт в России?

– Та-та-ры?

– Да. У них «о‘кей» – будет «якши»!

– Як-ши? Хорошее слово, вкусное! Якши! Айда?

Они шли, а Александер не переставая удивлялся: дожди на носу, а тут погода как в разгар сухого сезона.

«Смотри, Джама! – говорил он. – Какие хорошие русские нам достались, даже погода понимает». Юра нечаянно это услышал и кстати рассказал анекдот про бабье лето («Какие бабы – такое лето»). Рассказал, как смог, на ломаном английском, сдобренном жестикуляцией, но все всё поняли и долго смеялись. Юмор у человеков – везде одинаковый: хоть ты белый, хоть чёрный, хоть зелёный в крапинку; хоть христианин, хоть мусульманин, а хоть последователь африканских национальных тотемных верований. Люди всегда могут друг друга понять. Если люди. И если хотят…

…Время в горах съедается быстро, не прошло часа, а уже шли вровень с облаками. Температура падала. Обычные деревья исчезли совсем. Но появились килиманджарские эндемики: гигантские пятиметровые сенецио (древовидный крестовик) и высоченные лобелии с шишкоподобными цветками. Из-под лобелий на край тропы погреться выскакивали мелкие и юркие чёрно-бронзовые ящерки, но поймав тень человека, тут же прятались обратно. Разряжённый воздух терял запахи, дышать становилось труднее, путешественники почти перестали разговаривать. К пятому часу показались антенны Хоромбо-Хат, главной высокогорной базы Килиманджаро. Высота 3720.

У обрыва, на площадке размером сто на сто: две столовые, два больших туалета, несколько бараков для носильщиков и обслуживающего персонала и пара десятков домиков-скворечников. От домика – лишь одна крыша, стены, двери и пол со щелями в палец толщиной, (если залетит ветер, то стены ему не помеха!). В один из скворечников к двум шведам запихнули наших восходителей. Скандинавские туристы этому несказанно «обрадовались», просто пришли в восторг! Впрочем, нашим тоже это «понравилось». Особенно Анне… К Юре она уже вроде стала привыкать, а тут ещё какие-то мужики. Скандинавские. Викинги.

Неуклюже копошась на четырёх квадратных метрах, туристы пытались устроиться, Анна при этом беспрестанно дёргала компаньона: «Скажи им, что я хочу переодеться, пусть выйдут…» – «Сейчас!» – отмахивался Юра, стараясь пристроить свой большой рюкзак. Куда его, заразу? «Would you… а, нет! Could you… А ччч-чёрт… Еxcuse me!» Четыре человека, четыре больших и четыре малых рюкзака на четыре квадратных метра…

А может, всем лучше летать? Не то обязательно кто-нибудь кому-нибудь отдавит ногу или, того хуже, руку – три лежанки на полу, и только четвёртая поднята на второй ярус.

– Скажи им, что я хочу переодеться!!!

– Ну, щас!!!

И тут пришёл Джама и всех спас. Юру и Анну переселили в другой, отдельный скворечник.

– Наш повар… Эдвард! – Александер привёл в столовую симпатичного молодого африканца. Путешественники пришли туда сразу после второй попытки заселения – успокоить нервы и напиться душистого танзанийского чая с джемом, жареным арахисом и воздушной кукурузой.

– Эдик! – переиначила кока Анна на русский лад, прихлёбывая кипяток. – А чем ты, Эдик, будешь нас кормить на ужин?

– Боржч! – Эдвард улыбнулся во все свои сорок восемь (ну, так показалось!) блестящих, как жемчуг, зуба.

– Чем?!! – не поверили путешественники.

– Боржч. Вы русские, и я вам приготовлю боржч!

Только чёрные умеют говорить и широко улыбаться…

– …Представляешь, борщ они нам приготовят! – восхищался Юра, копаясь в вещевом рюкзаке, (нужно же и переодеться, и переобуться!) – Кому расскажешь, не поверят. Ты как?

Анна, брезгливо морщась, обнюхивала свою майку, тринадцать километров по горам – это, скажу я вам…

– Я как? Я тут в туалет поднялась по тропинке… Чуть не сдохла!

– Чего же ты хотела?..

– Ничего я не хотела! Меня это беспокоит! (Господи, зачем я сюда припёрлась…) Я нигде и никогда не сдыхала! Слышишь, Серов? Ни-где! И ни-ког-да! А как на 5895 будет?!

Она зло сунула майку в пакет для грязного белья. Нет, не так она себе представляла этот поход, совсем не так.

– Чего молчишь?! Помыться бы…

– Не-е-е-е. У меня лёгкая головная боль. «Лёгкая и ажурная…» Бред какой… Болит, но не сильно. И одышка… Помыться, говоришь…

Помыться – проблема. Но Юра сэкономил на себе тёплой воды и отдал её Анне. Интересно, размышлял Серов, умываясь в ручье, а как ощущали себя те девчонки из Тольятти на Эльбрусе, живя в палатках целую неделю³³?