Глава 4. На стрелке

 
Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг – за него и держись,
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
 
 
Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой для седых пирамид,
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг,
 

– наполнял салон мягко льющийся из магнитолы голос Олега Анофриева.

Черный «Гранд-Чероки» уверенно пожирал километры, в салоне сидели четверо: за рулем Кукушкин, рядом двойник Колигова, на заднем сиденье пара крепких парней с упрятанными под куртки десантными автоматами.

«Вот же гад, – думал водитель о настоящем главаре. – Послал вместо себя подсадного. Не иначе чего учуял».

Двойник появился несколько месяцев назад, когда обстановка стала накаляться. Поговаривали, что это брат авторитета, но точно никто не знал. А спрашивать опасались.

Сбросив скорость у нужного указателя, автомобиль свернул со МКАД и запрыгал по колдобинам.

– Тише рули, – пробурчал сзади один из бойцов, по кличке Тунгус, – у меня мозги вылетят.

– Как может вылететь, чего нет? – толкнул его в бок второй, и все дружно загоготали.

Вскоре впереди показалась заброшенная промзона с торчащей в середине башней.

– Так, теперь внимание, – давнул клавишу магнитолы двойник, в салоне возник шум двигателя. Миновав ряд недостроенных цехов, внедорожник подъехал к башне и остановился рядом, на небольшой площадке. Смеркалось. В другом ее конце блестел никелем «БМВ», из которого нарисовались четверо.

– Выходим, – сказал двойник. Сзади клацнули затворы, и все выбрались из машины.

Помахивая рукой и держа вторую в кармане, он вразвалку пошагал вперед – навстречу двинулся главарь коптевских. Охрана сторон в готовности осталась у автомобилей. Когда расстояние между идущими сократилось до десятка метров, щелкнул выстрел, и главаря коптевских с дыркой во лбу отбросило назад.

– С-суки! – завопил один из его бойцов, хлестнув по курганским из автомата. Тунгус с воплем упал, остальные ответили огнем, а потом кто-то метнул гранату. Воздух колыхнул взрыв, провизжали осколки, свалились еще двое. Оставшихся добили очереди с крыши.

Тишина, кисловатая вонь тротила. На бетоне площадки в разных местах подплывали кровью тела бандитов, еще один свесился из открытой передней двери автомобиля. Затем, словно призраки, из тени появились люди в балаклавах и камуфляже, держа навскидку автоматы. Бесшумно ступая берцами, осмотрели тела.

– Все чисто, командир! – обернулся назад Гуляев. – Шестеро двухсотых^[5], один раненый. Без сознания, но дышит.

– Добро.

Орлов с Левитиным подошли к внедорожнику.

– Виктор, ты живой? – присел на корточки майор.

– Вроде того, – глухо донеслось из-под днища, и наружу, с зажатым «ТТ» в руке, выбрался Кукушкин.

– Я ж сказал тебе, лежать и не дергаться.

– Так я и лежал, – отряхнул тот колени. – Правда, высадил по коптевским одну обойму. Кстати, докладываю, Колигов на эту стрелку не поехал.

– Как так? – выпучили глаза начальники. – Он же среди убитых!

– То двойник.

– Ни хрена себе, – переглянулись, а затем прошли к телу, наклонились и осмотрели еще раз. Сходство было поразительным.

– Да, он оказался хитрее, чем мы думали, – хмыкнул полковник.

– Ну что, Алексей, я вызываю следователей? – взглянул на него Левитин.

Тот молча кивнул.

– Второй, второй, я первый, – поднес муровец к губам рацию.

– Первый, я второй, на связи, – донеслось сквозь треск в ответ.

– Давай на место, прихвати «Скорую» и труповозку.

– Вас понял, исполняю.

Чуть позже на Кольцевую вырулил микроавтобус с тонированными стеклами, взяв курс на столицу.

Когда проехали десяток километров, навстречу, воя сиреной, пронесся милицейский «Форд» с включенной мигалкой, а за ним «Скорая помощь».

– Быстро они, – сказал кто-то в полумраке салона.

Мягко покачиваясь на сиденье рядом с водителем, подполковник курил сигарету.

Операция, можно сказать, прошла успешно. Новый (седьмой по счету) лидер коптевских приказал долго жить, а курганские после того, что случилось, постараются им отомстить, что силовикам на руку. Колигова же «сотоварищи» все равно достанут, вопрос времени.

Бандитов, или, как те называли себя, братков, Орлов хронически ненавидел. Когда служил в Афгане, вычисляя караваны с оружием и устраивая на них засады, он понимал душманов. Те сражались за свою землю, уклад жизни и Аллаха.

Эти же «без бога в голове», и для них нет ничего святого, кроме наживы. Причем самыми жестокими средствами: похищением людей, пытками и смертью. Ему припомнился случай годичной давности, когда они захватывали банду отморозков. Та была немногочисленной, но дерзкой и жестокой. Имела на счету убийство полицейского, занималась рэкетом.

Выкрала у московского банкира малолетнюю дочь и держала ее на даче в Балашихе, вымогая у отца крупную сумму в долларах. А чтобы он был сговорчивее, прислали бандеролью отрезанный палец. Жена с инфарктом оказалась в больнице, супруг за ночь поседел, но нашел в себе смелость обратиться в органы.

Путем оперативной комбинации то место установили, дом окружили, и бандитам предложили сдаться. Когда же те отказались, пошли на штурм, потеряв лейтенанта Гену Маркина. Рэкетиров положили всех, включая главаря, но девочку не спасли. Бандиты закололи ее финкой.

– Чего молчишь, Алексей Иванович? – прервал размышления Орлова Левитин, сидевший между ним и водителем.

– Вспоминаю, как брали банду Черепа, – смял тот в пепельнице окурок.

– Лучше не вспоминай, крыша поедет. Ты вот раньше отправлял на небеса духов да ловил шпионов, а я всю жизнь в этом. Кстати, эта тварь была не самая жестокая. Есть похлеще. Взять тех же курганских. У них, чтобы войти в доверие, нужно убить кого-либо из друзей. Моему Кукушкину в этом плане повезло. У него, как у приезжего, в Москве таких не оказалось, обошелся двумя гольяновскими.

Между тем в салоне настроение было более мажорным. Старший опер, Вася Нечай, рассказывал анекдот, остальные внимали.

– Было, значит, это в СССР, при Андропове, – пучил черные глаза. – Поступает в ОБХСС заявление бдительных граждан на старика соседа. Мол, живет не по средствам. Каждый день ужинает в «Арагви», летом ездит на курорт в Крым, а зимой в Юрмалу – просим проверить. Начальник вызывает опера, поручает это дело. Вечером тот идет в «Арагви», все точно. За одним из столиков сидит объект, пьет армянский коньяк, закусывает балыком и черной икрой.

«Разрешите?» – подсаживается к нему опер.

«Будьте любезны».

Тот достает ксиву:

«Я из обэхээсэс. На какие деньги гуляем?»

«Я заключаю пари и всегда выигрываю», – отвечает дед. Мент сомневается.

«Ну что же, давайте проверим. Спорим на сотню: укушу свой глаз?»

«По рукам», – кивает собеседник.

Дед вынимает у себя один глаз (тот оказался стеклянный), кусает и вставляет на место.

«Ну, хорошо, – отдает сотню опер. – Это все?»

– Почему? Могу укусить и второй. Спорим еще на сотню?

«Ну, это ты заливаешь, – думает мент. – Ведь не слепой». И вслух:

«Спорим!»

Дед, вынув вставную челюсть, кусает второй глаз. Мент в трансе.

«Здорово, – отдает деньги. – А что еще можешь?»

«Написать тебе в ладонь, и будет пахнуть “Шипром”».

«Врешь!»

«Точно».

Короче, спорят еще и идут в мужской туалет, где старик делает «пи-пи» куда следует.

«Что-то “Шипром” не пахнет, – нюхает опер».

«Извини, сынок, фокус не удался. Держи сотню».

В салоне грохнул смех, анекдот понравился.

– А вот еще один, – сказал в прошлом боевой пловец Миша Шутов. – Заходит военный моряк после возвращения из похода в бордель. Снимает девицу, поднимаются в номер, она спрашивает:

«Где, дорогой, служишь?»

«На атомной подводной лодке».

«Так у вас же там радиация и все импотенты!»

«Насчет импотенции брехня, – отвечает тот. – Нам выдают свинцовые трусы, они предохраняют».

Потом раздеваются, ложатся на кровать и трахаются. А когда кончают, она глядит: у моряка на ногах нет пальцев.

«А это что?» – делает круглые глаза.

«Да понимаешь, на моих как-то резинка оборвалась».

Позади снова захохотали, а Левитин с Орловым переглянулись: веселые у нас ребята.

На въезде в столицу начался дождь, перешедший в ливень. Дворники на лобовом стекле щелкали вверх-вниз, за окнами плыли ряды автомобилей и жилые массивы. Когда въехали на Лубянскую площадь, ливень прекратился, ярче засветились фонари и неоновые рекламы. Обогнув здание ФСБ с правой стороны, автобус свернул в Фуркасовский переулок, въехал под арку старинного дома и остановился перед глухими воротами. Металлические створки беззвучно отворились.

В утренних новостях сообщили: «Ночью на юго-западе Москвы произошла очередная бандитская разборка, обнаружено шесть трупов. По данному факту возбуждено уголовное дело».

Глава 5. Спустя несколько месяцев

За бортом воздушного лайнера размеренно гудели турбины, рядом, в кресле, дремал Боря Рыбаков, Орлов смотрел в иллюминатор. Там в дальние страны плыла армада облаков, подсвеченных неярким зимним солнцем. Оба летели в Киев, в служебную командировку.

Рыбаков был снайпером в спецназе ГРУ в Приднестровье, а затем попал в отделение Орлова. По жизни был смелым и немногословным.

С момента создания Железным Феликсом ЧК система не терпела в своих рядах предательства. А когда подобное случалось, расправлялась с оборотнями жестко и безжалостно. Причем в любой точке мира, куда те порой сбегали. Двурушников расстреливали неизвестные, давили автомобили, поражали смертельные болезни, а некоторые кончали самоубийством. Так было и сейчас – преемственность поколений.

Им надлежало в столице «вильной» Украины привести к знаменателю очередного. С руководством вопрос был согласован, форма исполнения тоже.

Объект носил фамилию Гусятинский (кличка Гриша Северный). В прошлом старший лейтенант КГБ, в начале 90-х он уволился из системы и организовал в Москве банду, набрав соратников из спортсменов и бывших военных. Для начала окучивали торговые палатки, а затем, расширив сферу влияния, стали крышевать несколько московских рынков, ювелирных компаний и турфирм. Ну а после вошли в ореховскую ОПГ, и между лидерами начались распри. Главарь ореховских Сильвестр был подорван в собственном «Мерседесе», а над Гусятинским стали сгущаться тучи. Не желая испытывать судьбу, он уехал в Киев, имея намерение там отсидеться.

Спустя полтора часа самолет стал снижаться, на табло зажглись таблички No smoking. Рыбаков открыл глаза и зевнул:

– Уже прилетели?

– Похоже, – отозвался Орлов, подняв спинку кресла.

Лайнер меж тем зашел на посадку, коснулся шасси взлетной полосы и со свистом понесся по бетону. А когда остановился, к нему подкатил трап, и пассажиров пригласили на выход.

Орлов, со спортивной сумкой на плече, спустился первым, Рыбаков, с удлиненным кейсом в руке, следом. На обоих вязаные шапочки без рисунка и темные аляски. У входа в аэровокзал их встретил улыбающийся человек в дубленке, по фамилии Мартыненко.

– Рад видеть московских гостей, – поприветствовал Орлова.

– А я тебя. Это мой сотрудник, знакомься, – представил он Рыбакова.

– Борис, – протянул тот руку.

– Виталий, – тряхнул ее киевлянин. – Это весь ваш багаж?

– Весь.

– Тогда идем за мной.

После чего, минуя таможенный контроль, провел обоих через ВИП-зал к выходу в город. Там все уселись в черную «Волгу», и она вырулила со стоянки. Оставив позади Борисполь, машина понеслась вперед, спустя полчаса въехала в столицу и остановилась у одной из гостиниц.

– Выходим, – выключил киевлянин двигатель.

– А снега у вас с гулькин нос, – взглянул по сторонам Орлов. – У нас много больше.

– Затэ мы гарно спиваем, – поднял тот вверх палец.

Номер на двоих был заранее забронирован, вскоре все трое, сняв верхнюю одежду, сидели в нем и беседовали. Мартыненко служил в СБУ Украины, где руководил подразделением по борьбе с коррупцией и организованной преступностью. Они с Орловым нередко пересекались по работе и иногда проводили совместные операции, на что имелось межведомственное соглашение.

Год назад, по ориентировке украинских коллег, ФСБ задержала и передала им лидера одной из киевских ОПГ, некоего Рыбку, приехавшего в Москву для установления криминальных связей. А на этот раз по запросу ФСБ те вычислили Гусятинского в своей сто- лице.

– Значит, так, – закурил сигарету полковник. – Фигурант снимает квартиру на Подоле, где живет вместе с девицей. Установил связи с нашими бандитами, ведет деловые переговоры.

Затем рассказал о режиме дня и назвал ресторан с ночным клубом, которые посещал Гриша Северный.

– Будете его брать или… – выдул вверх тонкую струйку дыма.

– Или, – ответил Орлов.

– Понял. Самое удобное место – квартира. Отлично просматривается с соседней высотки.

– А расстояние? – прогудел Рыбаков.

– Метров сто пятьдесят – двести. Ну что, пойдем пообедаем? А в восемь вечера я свожу вас на место.

Чуть позже они подкреплялись в гостиничном ресторане фирменным борщом с пампушками и котлетами по-киевски, хлопнув под них по паре рюмок «Немирова».

– Хорошая водка, – сказал Рыбаков.

– Потому как на меду и с перцем, у вас такой нету, – значительно изрек полковник. – А хотите анекдот?

– Можно.

– Значит, попадают два русских в украинскую компанию и гудят на полную катушку. И хохлы, поднимая стаканы, каждый раз говорят: «Ну, будьмо!» Утром просыпаются, один русак спрашивает: «Вань, а кто такой Будьмо?» Второй со стоном отвечает: «Кто он такой, не знаю. Но пить за него больше не буду».

Анекдот понравился, все весело рассмеялись.

Затем Мартыненко уехал, а москвичи вернулись к себе в номер, где проспали до сумерек.

Ровно в назначенное время раздался стук в дверь, появился Мартыненко. Теперь одетый так же, как московские гости. Заперев номер, все трое спустились вниз и, миновав холл, вышли из стеклянной двери. С темного неба сеялся мелкий снег, неярко горели фонари. Проскрипели за угол соседнего дома, где стояла неприметная «семерка».

Уселись в салон, Мартыненко завел двигатель, тронулись и вскоре выехали на Крещатик. Автомобилей на нем было почти как в Москве на Тверской, катили в синих выхлопах, сплошным потоком. Вклинились, затем на третьем светофоре повернули влево и спустя десять минут были на месте.

Припарковались в темном переулке, за которым начинался жилой массив из новостроек. Надев прихваченные Мартыненко легкие оранжевые накидки с трафаретом «Киевлифт», вышли из машины.

– Он живет вон в той, – показал полковник на одну, – а мы пройдем, которая напротив.

Шагая друг за другом, направились по переходу через улицу к кирпичной высотке, вошли в подъезд со сломанным кодовым замком, а затем в один из лифтов, где Мартыненко нажал кнопку. Первый, второй, третий… пятнадцатый – высветило табло, створки раздвинулись.

С лестничной площадки, куда выходили три квартиры, поднялись на технологический этаж, остановились перед крашенной охрой металлической дверью. Вынув из кармана ключ, Мартыненко отпер замок, вошли в тускло освещенную лифтовую, а оттуда по короткой лестнице выбрались на крышу. Там гулял ледяной ветер. Сутулясь, прошли к фасадному парапету, присели у него на корточки.

– Четырнадцатый этаж, два крайних окна справа, – показал рукой Мартыненко. – Сейчас, как видите, темные, еще не приехали. Штор нет, легкая кисея, при включенном свете возможно наблюдение.

– Ну, как тебе? – наклонился к Рыбакову Орлов.

– Бывало и хуже, – шмыгнул тот носом.

– Кстати, зря мерзнуть вам не придется, – продолжил украинский коллега. – Завтра с утра пущу за объектом наружку, как только вернется в нору, дам знать.

Тем же путем спустились обратно, прошли к «шестерке», сев в еще не остывший салон, сняли накидки, закурили.

– Чем будете валить? – спросил Мартыненко.

– «Винторезом», – глубоко затянулся Орлов.

– Серьезный ствол, я бы тоже его выбрал.

Когда подъехали к гостинице, остановившись за углом, он передал Орлову ключи от автомобиля и лифтовой, а к ним накидки.

– Машину оставите у метро «Контрактова площа», мы его проезжали. Ну, ни пуха вам, ни пера, – пожал москвичам руки. Хлопнула дверь, и Мартыненко исчез в пелене начавшейся метели.

Вернувшись в номер, оперативники разделись и, вымыв руки, отправились в кафе на ужин. Там, съев по порции оливье с лангетом, запили их горячим кофе, а после вернулись к себе. Как только вошли, на журнальном столике затрещал телефон.

– Да, – снял Рыбаков трубку.

– Хэлло, – пропел в ней томный девичий голос. – Не желают ли господа развлечься? Оральный секс, страпон и многое другое.

– Рад бы, – вздохнул капитан, – но у нас застарелый триппер.

– Хам! – обиделись на другом конце провода и отключились.

– Жрицы любви? – поинтересовался Орлов.

– Дополнительные услуги. Как во всех гостиницах.

На следующее утро они встали в семь, приняв холодный душ, побрились, а затем, позавтракав в кафе на этаже и купив свежие газеты, вернулись к себе в номер. Там, включив телевизор, Рыбаков устроился перед ним в кресле, а Орлов прилег на диван и стал просматривать прессу.

Спустя час в дверь постучали, он встал и, пройдя в холл, повернул ключ: за порогом стояла горничная.

– Разрешите у вас убраться?

– Спасибо, у нас чисто.

– Извините, – проследовала горничная дальше по коридору.