Тусклый огонек выхватил из тьмы подобие склада.

У одной из боковых стен зеленели несколько плоских ящиков, у другой стояли две железных бочки проштампованных имперскими орлами, рядом – почти сгнившие мешки с россыпью толовых шашек.

В торце высился деревянный стеллаж, с многочисленными жестяными коробками.

– Цэ у нас був пунк боепитания, – глухо сказал дед, распахивая крышку одного из ящиков.

Там, в ячейках, матово отсвечивали винтовки.

– Останний раз я тут був у прошлому годи, – взял одну в руки дед, ловко передернув затвор. – Уси готови до бою.

– И сколько тут? – опасливо приняв от него оружие внук.

– Сорок. – На стэлажи цинки з патронами.

– А в мешках что? Мыло? – положил Васыль на место винтовку.

– Кхе-кхе-кхе, – хрипло рассмеялся ветеран подполья. – То выбухивка*, хлопчэ. А у бочках, газолин, то-есть горючее.

Затем старый Деркач прошел к неприметной нише, достав оттуда промасленный сверток. Развернул – в нем лежал пистолет с двумя запасными обоймами.

Парабел,– продемонстрировал Васылю. – Гэрманськый. Спочатку навчу тэбэ стрилять з нього, а потим з гвынтивкы.

– А тут есть где?

– Нэ тут,– запихав в карман пистолет с обоймами дед. – Для цього у мэнэ е мисцэ.

После этого, закрыв ящик и погасив плошку, они поднялись наверх, опустив, замаскировали люк и вышли на дневной свет.

– А зараз пидэмо он туды, – указал дед рукою в сторону едва доносившегося шума.

Пройдя меж красноватых стволов сосен, пара направилась через кусты шиповника в сторону реки.

Там, за ближайшим поворотом, с высокого отрога, в нее скакал бурный поток, нарушая тишину и искрясь радугой.

– Ось тут! – прокричал на ухо внуку дед. – Давай отойдэмо у сторону!

Стороной оказался заросший ельником буерак, упирающийся в рыжую стену из глея*.

Деркач снял плащ, вынул из кармана пистолет и попросил Васыля установить под стеной куски раскрошившегося пласта, вместо целей.

– Готово! – рысцой вернулся через несколько минут студент. – До них метров двадцать.

– А тэпэр дывысь, – подобрался Андрий и вскинул руку.

Один за одним грохнули три выстрела, все куски разлетелись в пыль. Словно и не было.

– Вот это да! – восхитился Васыль. – Метко стреляешь!

– Практика була богата, – разгладил усы старик. – А зараз ты (передал внуку оружие).

Тот, дрожа стволом, выпалил по оставшимся целям пять раз – в результате промазал.

– Ну а тэпэр будэмо вчиться,– поморщился старик и, кряхтя, уселся на сложенный плащ. – Дай сюды зброю.

Для начала он поведал ученику боевые характеристики пистолета, показал, как его заряжать и целиться.

После снова перешли к практике и, расстреляв вторую обойму, молодой Деркач наконец-то попал в мишень, что вызвало его бурную радость.

Затем Андрий подошел к старой груше-дичке, росшей неподалеку и спрятал пистолет в дупло.

– Ну а зараз собэрэмо грыбив на юшку, а то сусиды спытають дэ булы (хитро прищурился дед), поснидаемо шо Исус послав, то поидымо до дому – до хаты.

По дороге обратно дед с внуком набрали рюкзак во множестве росших в этих местах пэчэрыць, масленков и опят, а когда солнце повисло в зените, вышли к мотоциклу.

На извлеченный из багажника брезент поместилась корзинка с провизией, где были паляница, брус копченного сала, молодые огирки с пучком цыбули и фляжка сливянки.

– Ну, будьмо! – подождав пока Васыль нарежет паляныцю с салом, поднял фляжку дед Андрий и забулькал горлом.

Прикончив все, они подремали на зеленой травке, а ближе к вечеру, «Урал» тронулся в обратный путь, до хаты.

Вопрос о вступлении дида Андрия в «ряды» был решен с выездом во Львов в течение недели, и в Ровно появилась очередная боевая ячейка бандеровцев, которую он возглавил.

Теперь в лес «за грибами» по субботам, прихватывая воскресенье, наведывалась целая группа.

Учеба велась в режиме строгой секретности. В укромном месте, на подходе к «тиру», выставлялась бдительная охрана с биноклем, которая постоянно менялась.

Кроме стрельбы провиднык* учил молодят изготавливать из подручных средств «коктейль Молотова», а также основам взрывного дела, а еще способам конспирации и тайной связи.

По вечерам же, когда на леса опускался вечер, компания «грибников» разжигала костер у машины, варила в казане галушки с салом и слушала рассказы Деркача про славные бандеровские походы.

Юные глаза светились отвагой, в них отражались будущие, которые были не за горами.

Глава 3. Солдаты удачи

– Хайя‘аля-ссалят! – пропел заоблачный голос муэдзина в старой части Кабула, после чего Джек Блад разлепил глаза и хрипло выругался.

После вчерашней попойки с приятелями ужасно болела голова, и хотелось пристрелить служителя культа.

Сглотнув клейкую слюну, Джек нашарил рукой стоящую на полу бутылку джина, сделал из нее пару глотков, поморщился и прислушался к организму.

Через несколько минут тот пришел в тонус, Блад громко рыгнув, встал с постели.

На трех других дрыхли его соседи.

Сунув ноги в тапки, он проследовал в ванную, где встал под колючий душ, а потом растерся полотенцем.

Затем сунул в розетку «Филипс», чисто выбрил лицо и освежил его лосьоном.

В прошлом выпускник академии Вест Пойнт * и лейтенант армии США, Джек Адамс Блад, работал в частной военной компании «Triple Canopy», охраняющей американское посольство в столице Афганистана, а также его очередного президента Раббани.

После окончания академии Блад успешно начал службу, приняв участие в войне в Панаме, а затем Персидском заливе, за что получил медаль от Конгресса. Но затем, находясь в отпуске в родном штате Канзас, изнасиловал в ночном клубе местную красотку, что поставило крест на его военной карьере.

За решетку, благодаря заслугам и заступничеству отца – мэра города, где он родился, Джек не попал, однако с армией пришлось расстаться. А поскольку кроме как стрелять и командовать взводом он больше ничего не умел, теперь уже бывший 1-й лейтенант* подался в «солдаты удачи».

И вот теперь Джек в числе еще трех десятков таких же отставных военных трудился на «Triple Canopy», о чем не жалел. Работа была «не пыльная» и хорошо оплачивалась.

В прошлом полевой командир моджахедов, владелец изрядного состояния и торговец опиумом, четвертый президент Афганистана весьма заботился о своей безопасности и, не доверяя соплеменникам, препоручил ее иностранным наемникам.

Этим утром, часть из них, в составе Блада и его соседей по номеру в гостинице при президентских апартаментах, должна сопровождать Раббани в неофициальной поездке на юг страны в провинцию Гильменд. Там у того была назначена встреча с одним из влиятельных полевых командиров, старым другом и соратником.

Точнее это была не поездка, а перелет. В стране продолжалась война, и по дорогам даже президентскому кортежу ездить было опасно.

– Эй вы, поднимайте свои толстые задницы! – вернувшись в номер, принялся одеваться Блад. – Нас ждут великие дела и свершения!

– В ответ послышались недовольная ругань с бурчанием, и наемники быстро воспряли от сна, занявшись своим туалетом.

Минут через десять, в пятнистой униформе без знаков различия и с шевронами компании на груди, все сидели за столом в смежном отсеке – кухне, подкрепляясь сэндвичами и горячим кофе.

Прошлое у них было примерно одинаковое.

Отставной лейтенант Пирсон, в прошлом десантник, был уволен из армии за гомосексуализм; сержант Родригес, в бытность «морской котик» – за торговлю марихуаной; а последний и самый старый – майор Залесски отличился больше всех. Он был садистом и истязал пленных в Пакистане, где раньше служил военным инструктором.

Позавтракав, «солдаты удачи» закурили, и, забросив ноги на стол, расслабились.

В это время запищала лежавшая на столе мобильная рация, Залесски приложил ее к уху.

– Слушаюсь, босс, – пробубнил в микрофон и бросил парням, – на выход!

Те отворили створки встроенного в стену шкафа, облачились в бронежилеты с касками и, прихватив с крючков висящие там карабины «М-4», пружиня берцами, вышли наружу.

Спустя короткое время, все четверо поднялись на крышу одного из дворцовых даний, оборудованного вертолетной площадкой.

Там стоял «Ирокез» американских ВВС, из кабины которого весело скалились пилоты.

– Хелло парни! – поприветствовали их «солдаты удачи».

– Хелло! – ответили те, чавкая жвачкой.

Далее появился Сам, в шелковом одеянии, сопровождаемый двумя личными охранниками, и наемники изобразили строевую стойку.

Величаво кивнув черным тюрбаном, президент первым шагнул в машину.

Затем погрузились остальные, и стальная птица понеслась над столицей, в сторону синеющих вдали гор, затянутых легкой дымкой.

Приземлился вертолет спустя час у большого кишлака близ реки, окруженного полями опийного мака, зеленеющего в долинах.

Навстречу уже пылил джип, в сопровождении бронетранспортера, на котором сидели несколько вооруженных моджахедов в пакулях*и длинных рубахах.

– Ассалам алейкум! – низко кланяясь, выскочил из автомобиля и засеменил к вертолету упитанный бородатый крепыш, в чалме и расшитой золотом безрукавке.

– Ва алейкум салам! – сделал ему шаг навстречу высокий гость, и хозяин облобызал ему руки.

Затем они заговорили о чем-то на фарси* – первый назидательно, а второй подобострастно, охрана же обменялась подозрительными взглядами. Правоверные не любили кафиров*.

Чуть позже, погрузившись в автотранспорт (президент был препровожден в джип, а охрана на броню), кавалькада тронулась обратно.

Миновав окраину кишлака с арыками и уходящими в небо тополями, она направилась к центру и въехала в широко открытые ворота обширной усадьбы. Та была обнесена дувалом, с вышкой в одном из углов, на которой расхаживал часовой, и имела по внутреннему периметру несколько строений.

Далее машины остановились, президент был приглашен хозяином в одно из них, возведенное из камня и с претензией на архитектуру, а «солдат удачи» похожий на муллу старик, расположил на открытой террасе второго.

– Располагайтесь, парни! – первым снял с головы каску Залесски и, положив рядом карабин, скрестив ноги, уселся на персидский ковер с несколькими, лежащими на нем подушками. Остальные проделали то же самое и с интересом стали оглядывать усадьбу.

По площади она составляла акр* и, судя по виду, была зажиточной.

Между тем, по знаку «муллы», на террасе появились два подростка в тюбетейках, расстелили перед гостями цветастый дастрахан* и быстро его накрыли.

Там появились горячая баранина «шиш-кебаб» на шампурах, исходящий паром душистый плов с фисташками, белые лепешки, дыни с виноградом, а также чай, в двух больших фаянсовых чайниках.

– Шам хорди? – певуче вопросил у наемников старик (те недоуменно переглянулись), а потом сказал – «лотфан» и сделал приглашающий жест рукою.

– Окей! – поняли американцы, разбирая шампуры, и заработали челюстями.

Когда изрядно подкрепившись, они тянули из пиал зеленый чай, лениво переговаривались, на пороге главного дома появились Раббани с телохранителями и хозяин, прокричавший что-то в сторону джипа.

Тот покатил к ним, наемники с готовностью встали, поправляя амуницию, но президент отрицательно покачал головой, приказывая им остаться.

– Нам же лучше, – ухмыльнулся Залесски, провожая взглядом отъезжающую машину. – Расслабьтесь парни.

После трапезы все четверо задымили сигаретами, предложив одну сидевшему напротив мулле, но тот вежливо отказался на английском, что вызвало естественное удивление.

– Ты знаешь наш язык, старик? – выпучил глаза Пирсон.

– Знаю, – последовал ответ.– А еще французский и русский.

– Откуда?

– В молодости много путешествовал и тянулся к знаниям.

– Был в нашей стране? – поинтересовался Родригес.

– Да, там я закончил два курса Стенфорда*

– А откуда знаешь русский?

– С шурави* воевал, – огладил бороду мулла. – Когда наш президент был полевым командиром.

– Ну и какие они солдаты?

– Лучше ваших,– блеснули щелки глаз. – Американцы убивают издалека, прячась от противника в укрытиях

– Полегче, старик, – пробурчал Залесски. – Можешь нарваться на неприятность.

– Я хочу вам показать одного, – перебирая янтарь четок в руке, невозмутимо предложил мулла. – Если пожелаете.

– А почему нет? – переглянулись наемники, соглашаясь.

– В таком случае идите за мной, – поднялся на ноги старик, и все спустились с террасы.

Проследовав в дальнюю часть двора, группа остановилась перед глухой дверью, мулла отодвинул засов, и все оказались во втором, менее обширном, но с еще более высокими стенами.

У одной из них, за оградой из жердей, меланхолично жевали жвачку овцы, у другой высился глиняный тандыр*, где две женщины в паранджах* пекли хлеб, отойдя при приближении чужеземцев в сторону.

Мулла, покосившись на них, прошел в конец двора (гости за ним) и ступил на мощеную кирпичем площадку, в центре которой виднелась железная решетка. На ее петлях висел замок, сбоку стояла прислоненная к стене лестница.

– Поглядите вниз, – предложил старик. – Вам будет интересно.

Гости обступили люк и наклонились.

В лившихся сверху лучах солнца, рассевающих полумрак, на дне бетонного колодца сидел мужчина с перевязанной тряпкой головой и в обрывках полевой формы.

При звуках голоса муллы он поднял давно небритое лицо, злобно блеснув глазами.

– Этот кафир советский капитан, – сказал старик, – Захвачен нами в бою, когда шурави выводили свои войска из Афганистана.

Его и еще троих таких же, мы использовали для работы на полях, в качестве сборщиков мака. Но три дня назад шурави сбежали, убив двух надсмотрщиков и захватив оружие. Всех друзей неверного (кивнул на капитана) мы отправили к аллаху, его же снова пленили.

– И что теперь с русским будет? – разглядывая пленника, спросил Блад, а Родригес с Пирсоном выжидательно уставились на рассказчика.

– Как храброму воину, мы предложили ему принять ислам. Он отказался, за что завтра будет забит камнями.

– Я бы с удовольствием на это взглянул, – растянул в улыбке губы Залесски. – Не люблю раша*.

Спустя еще пару часов, президент с хозяином вернулись, и гости отбыли на вертолете в Кабул, тихо и без приключений.

А когда после ужина все четверо, прихлебывая пиво из банок, сражались в номере в покер*, Блад поинтересовался у Залесски, за что тот не любит русских.

– Они бешеные звери,– отложил карты в сторону майор. – Расскажу вам одну историю.

В середине восьмидесятых я был в группе военных инструкторов в Пакистане, где под Пешаваром, в кишлаке Бадабер, мы готовили боевиков – моджахедов для заброски в Афганистан.

Там же, помимо учебного центра с полигоном, казармами и складами оружия, находился лагерь, где вместе с пленными афганцами содержались и русские, полтора десятка человек из так называемого «ограниченного контингента». В основном офицеры и сержанты.

С последними мы плотно работали, пытаясь обратить в ислам и заставить воевать на стороне талибов.

Но в один из вечеров, когда охрана лагеря на плацу, совершая намаз, молилась Аллаху, они бесшумно сняли часовых, освободили аскеров* и, захватив склад с оружием, а к нему артиллерийскую установку, попытались прорваться в горы.

На место прибыл нынешний президент, тогда он был одним из командующих у моджахедов и восставшим предложили сдаться. В ответ те потребовали связи с советским посольством, а когда получили отказ, продолжили бой.

Он шел двое суток, пока не применили тяжелую артиллерию. Пленных не было.

– Коммунистические фанатики, – выслушав рассказ, перетасовал карты Пирсон.

– У нас таких сволочей полно на Кубе, – протянул к нему руку Родригес.

– Да, интересно было бы с ними повоевать,– заявил Блад, включая пультом телевизор.

На следующий день вся четверка выехала в одну из афганских воинских частей располагавшуюся в пригороде Кабула.

Ко времени описываемых событий, падение режима Наджибуллы* и новый виток гражданской войны привели к развалу афганской регулярной армии. Оставшиеся от неё вооружение и техника были разделены между противоборствующими сторонами – Северным альянсом Массуда и Дустума с одной, а также отрядами талибов и Исламской партии Афганистана с другой. Именно в это время Раббани «со товарищи», начал формировать национальную армию.

И в этом немалая роль отводилась военным из Пентагона.

А поскольку таковых не всегда хватало (дядя Сэм* активно внедрял «демократию» в ряде других стран), к делу привлекались специалисты частных военных компаний, в том числе и парни из «Triple Canopy», за дополнительную плату.

Не ограничиваясь охраной Раббани и своих дипломатов, они активно готовили из моджахедов новых солдат.

И вот теперь, в полной военной экипировке, словно пришельцы из другого мира, наемники рулили по кабульским улицам на бронированном «хаммере» лихо и целеустремленно, как следует героям.

Миновав центральную часть города, в разноголосом шуме базаров улиц и криков ослов с верблюдами, они выехали на окраину, миновав американский блок – пост и запрыгали по рытвинам проложенной еще советскими спецами дороге.

По обеим ее сторонам тянулся безрадостный пейзаж, состоявший из такыров, песка и сухого саксаула, у горизонта синели хребты Гиндукуша.

Километров через пять автомобиль въехал в ворота воинской части, у которых бдили службу местные аскеры и оказался на ее территории.

Она была обширной – с плацем, на котором маршировала рота солдат, стоящим в центре штабом, увенчанном трехцветным флагом, десятком сборных казарм и парком бронетехники.

Затормозив «хаммер» у штабной стоянки, где находились еще несколько автомобилей, инструкторы вышли из него, поднялись по ступеням к двери (часовые у нее взяли на караул) и исчезли внутри.

Получив в штабе от военного советника майора – Хершбоу план проведения очередных занятий, а заодно угостившись шотландским виски, они откозыряли хозяину и отправились в казармы.

Бладу предстояло занятие с взводом аскеров по огневой подготовке.

Десять минут спустя, военный грузовик с тентом, доставил всех на стрельбище неподалеку от части, вышедший из кабины Джек через переводчика скомандовал «всем вниз!» и солдаты выстроились у машины.

Неспешно пройдя вдоль строя, лейтенант критически оглядел их, харкнул на горячий песок и прорычал, – первое отделение на линию огня!

Далее последовал перевод, и оно задробило каблуками.

После того, как все девять, заклацав затворами винтовок изготовились к стрельбе лежа, была отдана команда, – «Огонь!» и М-16 задробили короткими очередями.

Затем последовал осмотр мишеней (Блад удовлетворенно хмыкнул), место первого отделения, заняло второе.

Когда первая часть занятий была закончена, Блад провел с взводом краткий разбор и перешел ко второй. Стрельбе из гранатомета.

Теорию его подопечные уже знали, перешли к практике.

Для начала 1-й лейтенант извлек из притащенного солдатами из кузова ящика одноразовый М-72*, вышел вперед и, приведя тот в боевое положение, грохнул с колена по сожженному советскому «бэтээру», стоявшему чуть в стороне от других мишеней.

Пульсирующий сгусток огня ударил точно в борт, что вызвало оживление аскеров.

– Теперь ты, – отбросив в сторону трубу, кивнул Джек афганскому лейтенанту.

– Хоп мали*, – приложил руку к груди офицер, наклоняясь к ящику.

Этот выстрел тоже оказался удачным, после чего Блад приказал проводить занятия афганцу, а сам уселся в тень и предался мечтам о скором отпуске.