– Спасибо ребята, – отказался Лосев. – Как-нибудь в другой раз.
– А во фляге что? Спирт? – ткнул в нее пальцем Каламебт.
– Нет, шнапс, – сказал усатый крепыш. – Он того, слабенький.
– Можно задержаться до вечерней поверки? – спросил второй, в прошлом летчик.
– Хорошо, – разрешил комбат, и они пошли дальше.
В части роты шли на ужин в столовую, офицеры тоже подкрепились за своим столом, после чего занялись текущими делами. Далее состоялись вечерняя поверка и отбой («рыбаки» вернулись вовремя) плац перед казармами опустел. По нему бегала стайка бродячих собак, выставленные на ночь посты охраняли территорию.
Когда на землю опустилась ночь и в небе зажглись звезды, Лосев в начищенных сапогах и чисто выбритый, зашел в комнату Каламбета. Тот в майке и трусах, лежа на койке, дымил папиросой и листал трофейный журнал с картинками.
– Я отъеду до утра. Если что, где искать меня знаешь.
– Добро командир, – ответил заместитель.
Выйдя, майор спустился по ступеням вниз. Дежурный лейтенант за стойкой, встав, козырнул. Хлопнула входная дверь.
На улице было тихо и свежо, в траве звенели сверчки. Обогнув здание, Лосев проскрипел сапогами по гравийной дорожке к трем кирпичным боксам у ограды. Отпер ключом дверь крайнего, распахнул створку и вошел внутрь.
Через пару минут оттуда выкатился трофейный «цундап» с коляской, слез с седла, и затворил. Снова уселся, включил скорость, мотоцикл с тихим рокотом двинулся к КПП. У него остановившись, просигналил, из будки выбежал часовой, подняв шлагбаум. Набирая скорость, машина исчезла в темноте.
Отъехав от части пару километров, майор свернул с асфальта на проселочную дорогу, луч фары высветил по сторонам сосновый бор. Потом он кончился, «цундап» спустился в низину и по каменному мосту пересек реку. За ней возникло небольшое, местечко с кирхой* в центре, застроенное одно и двухэтажными домами. Свернул на одну из улиц.
Миновав два особняка, въехал по короткой аллее во двор третьего. Заглушив мотор и погасив фару, слез с седла. Отряхнул рукой бриджи* и поднялся на увитое плющом крыльцо. Дважды крутнув флажок звонка стал ждать.
В одном из окон наверху возникло пятно света, через минуту из-за двери, тихо спросили, – кто?
– Это я, Злата. Николай.
Внутри провернулся ключ, брякнул запор, переступил порог. Шею тут же оплели горячие руки, губы слились в поцелуе. Чуть позже оба голые лежали на кровати в одной из комнат второго этажа. Майор курил, а женщина, опершись на локоть, перебирала его волосы. На вид ей было лет двадцать пять, стройная и красивая блондинка.
Знакомство состоялось вскоре после капитуляции Бреслау. Штрафбат сначала разместили в этом местечке под названием Крафтборн. Там уже стояла какая-то тыловая часть и проезжая улицей, Лосев услышал в этом особняке крики.
– Ну-ка туда, – приказал сидевшему за рулем сержанту.
Тот свернул в аллею и тормознул у входа. Взбежали на крыльцо, Лосев рывком открыл дверь. В холле на ковре два пехотинца насиловали молодую женщину. Один держал за руки, а второй, задрав платье, ловил ноги. Та отчаянно лягалась и визжала.
– А-атставить! – рявкнул майор, выхватив «ТТ». – Перестреляю, гниды!
За спиной лязгнул автоматный затвор, оба побледнев лицами вскочили.
– Пошли вон! – махнул стволом на дверь.
Топоча кирзачами ломанулись к выходу.
– Шевели копытами! – дал последнему здоровенного пенделя сержант.
Женщина оказалась чешкой по имени Злата, служила в доме гувернанткой. С ее слов, за месяц до подхода советских войск хозяева уехали в Швейцарию, поручив сторожить усадьбу.
– Я извиняюсь за этих солдат, они сюда больше не вернутся, – сунул пистолет в кобуру Лосев. – В городе будет стоять моя часть, гарантирую спокойствие и порядок.
– Благодарю, пан офицер, – утерла гувернантка слезы.
– Кстати, – окинул глазами холл и лестницу, ведущую на второй этаж. – Не могу ли я здесь на время поселиться?
– О да, – часто закивала Злата.
– В таком случае не прощаюсь, – и вышел вместе с сержантом. Женщина проводила взглядом.
Разместив батальон в школе на площади и пустующих домах, к вечеру Лосев вернулся. Сержант внес в прихожую чемодан и туго набитый вещмешок, после чего уехал. Чешка показала майору комнату на втором этаже, а потом они вместе поужинали на кухне привезенными продуктами.
– Все, что осталось ваше, – кивнул на мешок Лосев.
– Декуи, – опустила ресницы Злата.
А ночью он проснулся в своей кровати от объятий.
– Либеш се ми*, – шептала чешка, прижимаясь гибким телом. Дальше они любили друг друга до утра. Женщины до этого у Лосева были, в госпитале и на переформировке, чешка стала очередной.
Вскоре батальон передислоцировали в брошенный военный городок, откуда по ночам майор наведывался к подруге. Иллюзий на дальнейшее оба не питали, то была временная связь.
Загасив в прикроватной пепельнице окурок, Николай приобнял Злату, и они уснули. С неба в открытое окно глядела желтая луна.
В четыре утра мотоцикл катил обратно, на востоке алела заря. От основной трассы отходила асфальтированная дорога, бросив в ту сторону взгляд, поежился. Километрах в семи по ней находился концентрационный лагерь смерти. О нем узнали случайно.
На следующий день после размещения в Крафтборне, Лосев вместе с Каламбетом оставив батальон на Орешкина, выехали за город для знакомства с окрестностями. Заметив эту самую дорогу с указателем «Aussenkommandos» приказал водителю туда свернуть.
Минут через десять она спустилась в обширную зеленую долину, окруженную высокой оградой из колючей проволоки с караульными вышками по углам. За ней административное здание и казарма. Дальше плац и три ряда бараков, меж которых мелькали люди в белых халатах. На другом конце еще какие-то строения и высокая кирпичная труба.
Въехав в открытые ворота «джип» подрулил к зданию. У дверей стояли «эмка» с водителем внутри и несколько грузовиков с тентами, на всех красный крест. Рядом прохаживался пожилой часовой с винтовкой. Из одной полуторки несколько солдат нестроевого вида выгружали какие-то тюки и ящики. Затормозив рядом, автомобиль стал.
– Что здесь за часть, отец? – вышли из кабины офицеры.
– Отдельный санитарный отряд, товарищ майор, – приложил к пилотке руку.
– А как увидеть начальство?
– Вон оно, идет (кивнул в сторону).
От казармы по бетонной дорожке к ним направлялись двое. Седоголовый старичок с бородкой клинышком, в форме подполковника медицинской службы и лет тридцати женщина – капитан.
– Чем обязаны? – подойдя ближе, близоруко прищурился подполковник?
– Лосев с Каламбетом представились. Обменялись рукопожатиями.
Подполковник, назвавшийся Семеновым был из армейского САНУПРА*, женщина – начальником его санитарного отряда по фамилии Цветкова.
Лосев сообщил, что он командир дислоцирующейся в Крафтборне части и заехал узнать, что здесь за объект.
– Немецкий лагерь смерти, – ответил подполковник. – Один из восьмидесяти на территории Восточной Пруссии. При отступлении эсэсовцы не успели уничтожить всех узников. Тех, что остались, выхаживаем на месте. Нетранспортабельны.
– И сколько их здесь? – кивнул на бараки Каламбет.
– Полторы тысячи. Ну ладно товарищи, мне надо ехать (взглянул на наручные часы). Если имеются еще вопросы, Ольга Петровна на них ответит. Прощайте.
Козырнув направился к «эмке», зарокотал мотор, выехала за ворота.
– Так как насчет вопросов? – обратилась начальница к офицерам.
– Не имеем. Все ясно.
– Может, желаете осмотреть лагерь? Увидеть, что такое нацизм.
– На фронте уже видели. Спасибо (нахмурились).
– Такое вряд ли, – горько сжала губы.
– Хорошо, ведите, – принял решение майор.
Для начала зашли в казарму, пропитанную запахами хлорки и лекарств. Вдоль стен тесно стояли койки. На них обтянутые кожей серые скелеты, их обихаживал медперсонал.
– Здесь у нас лежачие, с тяжелой формой дистрофии, многие безнадежны, – обвела капитан помещение рукой.
– Ольга Петровна, – камфара заканчивается, – подошла от одной из коек усталая медсестра.
– К вечеру из Бреслау подвезут еще. Пока колите заменители.
– Майор, – прохрипели с койки рядом.
– Слушаю тебя браток, – наклонился Лосев.
– Отомстите за нас, – горячечно заблестели глаза. Погасли.
Цветкова тоже наклонилась, пощупав пульс, и подозвала санитара, – в мертвецкую. Тот молча кивнув, натянул умершему на голову простыню.
Вышли на свежий воздух.
– Здесь все русские? – нервно закурил Каламбет.
– Нет, – покачала головой. – Большинство поляки, чехи и евреи. В 41-м было три тысячи советских военнопленных, остались пятьдесят восемь. Ну что? Идем дальше?
– Идем.
В бараках было то же самое. Похожие на мумии люди на нарах, ставящие им капельницы сестры, кормящие и поящие санитары.
– Эти будут жить – уверено сказала Цветкова. – А теперь покажу главное.
Направились во вторую часть лагеря, отделенную от первой колючей проволокой, с тоже открытыми воротами. Зашли в обширное, похожее на склад помещение.
– Основное производство в лагере – каменоломни в двух километрах. Здесь вспомогательное, – сказала женщина. – Вот в этом отсеке, – подвела к крайнему с многочисленными тюками, – волосы заключенных. Шли для изготовление матрацев на подводные лодки.
Тут (перешли к соседнему, со штабелем ящиков) мыло из их жира. А вон в том – показала пальцем, – мешки с пеплом для удобрения полей.
– Н-не может быть, – побледнели офицеры. – Что же это такое?!
– Обыкновенный фашизм. В завершение покажу их фабрику смерти. Это тоже надо видеть.
Словно сомнамбулы, прошли за Цветковой к зданию, что сначала посчитали котельной. Ошиблись. То был крематорий, где сжигали людей. Внутри имелись три футерованные* печи с железными лотками, белесый пепел, остатки костей и черепа.
У Лосева с Каламбетом зашевелились волосы под фуражками.
Назад шли молча, до боли сжав зубы и кулаки.
– Спасибо, Ольга Петровна, теперь будем знать, – простились за руку с Цветковой.
– Главное, чтобы не повторилось,– жестко сказала. – Никогда.
Вернувшись назад Лосев вызвал к себе помощника по тылу.
– Тут на складе я видел сотню складных кроватей и матрасы.
– Есть такие, – ответил старший лейтенант.
– А что имеется из трофейных продуктов?
– Много всего. Фрицы, убегая, бросили.
Загрузишь два грузовика кроватями с продовольствием, отвезешь в концентрационный лагерь. Сдашь капитану Цветковой. Куда ехать мой водитель покажет.
– Разрешите выполнять?
– Давай.
Закатив «цундап» в бокс, Лосев притворил створку и пошагал в штаб.
Сонный дежурный встав, изобразил строевую стойку, он в ответ махнул рукой и поднялся на второй этаж. Открыв дверь своей комнаты, вошел внутрь, повесив на вешалку фуражку. Расстегнув, снял портупею с кобурой и гимнастерку, определив рядом и, усевшись на стул, стащил сапоги. Через минуту с кровати раздался храп.
Проснулся в семь, бодрым и отдохнувшим. За окнами на плацу шла зарядка. Умывшись, побрился опасной бритвой, сполоснув лицо «Шипром», и вместе с другими офицерами сходил на завтрак. Далее начались политзанятия, вернулся к себе, занявшись служебной документацией. С окончанием войны ее стало много больше.
Когда дело подходило к концу, в дверь постучали.
– Да, – поднял голову от бумаг.
– Товарищ майор! – возник на пороге помощник дежурного. – На проводе начштаба дивизии.
Быстро спустились вниз, лейтенант из-за перегородки подал трубку.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – приложил к уху.
– И тебе не хворать, – донеслось издалека. – Слушай приказ. В квадрате 4715 обнаружена остаточная группа немцев. К тебе выехал Артюхов из разведотдела с более детальной информацией. Выдвинуться в квадрат и уничтожить. Об исполнении доложить. Удачи.
– Слушаюсь, – вернул лейтенанту трубку. – Боевая тревога!
На улице тоскливо завыла сирена. Из казарм, получив оружие, вываливал и строился на плацу личный состав.
О проекте
О подписке