Ищем ее уже более пяти часов. В нашем распоряжении еще часов восемнадцать, не найдем, вина во всем наша, это как пить дать.

В базу возвращаемся через двое суток, измотанные и злые.

Весь экипаж смотрит на торпедистов волками. Кто-то из мичманов – ракетчиков попытался высмеять Ксенженко в кают – компании и по слухам схлопотал по шее.

По приходу, сразу же после швартовки, в отсек вваливается целая толпа различных специалистов, жаждущих первыми установить и зафиксировать нашу вину в потоплении чудо – торпеды.

Через два часа их работы, многократно опрошенные вместе и порознь, мы уже с достоверностью не можем сказать, чем, когда и куда стреляли.

Особенно достается Сергею Ильичу и Олегу, с которыми беседуют представители Особого отдела базы. Это пожилой капитан 3 ранга и курсант военно-морского училища в звании старшины 1 статьи с четырьмя шевронами на рукаве.

Довольно шустрый и неприятный курсант.

Когда подходит моя очередь, в одной из кают, куда меня вызвали, особист неожиданно предает мне привет от старшего лейтенанта Петрова. Это офицер Особого отдела из Гаджиево, который в прошлом году неоднократно посещал экипаж и знакомился с личным составом. Он пару раз беседовал со мной, интересуясь планами на будущее, и советовал подумать о дальнейшей службе на флоте, обещая свою поддержку.

Однако вскоре мы уехали в Северодвинск, и больше я его не встречал.

В дальнейшем разговоре, в ходе которого курсант делает какие – то пометки в блокноте, мне неожиданно напоминают о драке с морпехами в Палдиски и о конфликте со старослужащими из нашего экипажа в Гаджиево. Затем предлагают подумать и еще раз подробно описать последовательность торпедной атаки, что я и делаю. Задаются уточняющие вопросы, а затем особисты интересуются личностями старшего лейтенанта и мичманов.

Судя по реакции, ответами они недовольны и примерно через час меня отпускают. Спим в отсеке, поужинав холодной тушенкой и галетами.

На следующее утро, вместе с Мыльниковым появляется флагманский минер. Мы знаем этого пожилого опытного офицера. На выходе его почему – то не было.

– Внимание в отсеке! – рявкает Олег и, приложив руку к пилотке, докладывает.

– Товарищ капитан 1 ранга, личный состав БЧ – 3 утопил торпеду и готовится к наложению взыскания. Старшина команды, мичман Ксенженко!

– Вольно, – улыбается «флажок».

– И какое же наказание вам обещают?

– От губы до трибунала, – с обидой вздыхает Порубов.

– Что ж, наказание строгое, а вот придется ли его отбывать, мы сейчас посмотрим. Трубу аппарата члены комиссии осматривали?

– Точно так, отдраивали заднюю крышку и светили внутрь переноской.

– А сами в нее лазали?

– Н-нет, озадачено отвечает Мыльников.

– И что вы по этому поводу думаете? – интересуется флагманский минер.

– Торпеды в аппарате нет, чего туда лезть, – меланхолично произносит Порубов.

Раздосадовано крякнув, капитан 1 ранга требует переноску и чистую робу.

Затем, облачившись в нее, приказывает открыть заднюю крышку аппарата, из которого велась стрельба. Выполняем.

Врубив переноску, капраз ловко ныряет в трубу аппарата, а мы озадаченно заглядываем в нее, наблюдая как все дальше удаляется пляшущий свет лампы.

Длина трубы аппарата – почти восемь метров, калибр – пятьдесят три сантиметра. Я забирался в нее месяц назад, очищая пневмомашинкой обтюрирующие кольца и подновляя разъеденный водой в отдельных местах сурик. Затем мичманами с большими усилиями был извлечен из нее, поскольку, одурев от токсичного красителя и недостатка воздуха, самостоятельно вылезти не мог.

Тащили меня за ноги, на которых по инструкции заранее был закреплен крепкий штерт. У флагманского минера его нет. Не дай Бог задохнется, нас с учетом уже имеющихся «заслуг» точно расстреляют.

– Быстро, воздух в аппарат! – командует Сергей Ильич. Вооружаем шланг с воздухом низкого давления и на пару метров запускаем его в трубу. Теперь капраз не задохнется точно. Проходят пять, десять, пятнадцать минут.

Наконец из зева аппарата показываются ноги, в измазанных суриком ботинках.

– Тяните, мать вашу! – хрипит «флажок».

Хватаемся за ботинки и дружно тянем.

– Тише, тише, черти, рассыплю! – загробно гудит из трубы.

– Дед точно забалдел, – шепчет Порубов.

Капраз появляется из аппарата весь мокрый и перемазанный в сурике. В руках он бережно держит лист целлофана, на котором горка серебристой краски, металлизированные стружки и обломок крепежного винта.

Лист осторожно кладем на пайолу, тяжело пыхтящего офицера усаживаем в кресло.

– Кофе, быстро! – приказывает Мыльников.

Через несколько минут, посиневший от холода минер с наслаждением прихлебывает обжигающий напиток и хитро смотрит на нас, ошарашено разглядывающих драгоценные находки.

– Ваши выводы? – обращается он к «бычку».

– При заданной нам скорости хода, торпеду заломало встречным потоком на выходе из аппарата! – чеканит Сергей Ильич.

– Точно так, – подтверждает капраз. Кроме того, здорово пострадал и сам торпедный аппарат. Вызови – ка сюда вахтенного офицера, – приказывает он мне.

Пулей лечу в центральный.

На вахте капитан – лейтенант Толокунский – командир ракетчиков, однокашник и приятель Мыльникова, а также первый на лодке юморист. Здесь же вахтенный мичман и несколько матросов. Все с интересом воззрились на меня.

– Ну, чего прибег, убогий, да еще такой радостный. Никак свою железяку нашли? – вкрадчиво спрашивает каплей.

– Так точно, товарищ капитан-лейтенант, нашли! – бодро докладываю я. – Флагманский минер просит вас прибыть в торпедный отсек.

– Добро, – отвечает Толокунский и мы следуем в первый.

Там нас встречает раскатистый хохот, доносящийся с верхней палубы. Поднимаемся на нее.

Невозмутимый флаг – офицер что-то рассказывает, а стоящие вокруг него Мыльников и мичмана покатываются со смеху.

При появлении Толокунского веселье прекращается и все становятся серьезными.

– Гарик Данилович, пошли подвахтенных наверх, пусть проверят швартовы, будем поддувать лодку, – приказывает капраз.

– Есть! – козыряет тот, – так значит, нашли утопленницу?

– Кое – что нашли, не беспокойся. Это тебе не твои ракеты, которые после залпа бесполезно искать, – подкалывает Толокунского Мыльников.

Через несколько минут командир БЧ-2 докладывает из центрального поста о выполнении приказа и готовности к продуванию носовой группы цистерн корабля. Спрашивает «добро», на уведомление штаба об этом.

– А я тебе, кто, хрен моржовый!? – сердится обычно спокойный флаг-офицер.

– Выполнять!

Глазок «Каштана» мгновенно гаснет и тут же по лодке разносится ревун учебной тревоги. Задраиваются верхний рубочный и отсечные люки.

В отсеке появляется командир, только что вернувшийся из штаба. За все время эпопеи с «Анабарой», ему так и не дали отдохнуть, но капитан 2 ранга выглядит достаточно бодро и уверенно. Только синева подглазий, да заострившиеся скулы выдают, чего ему это стоит.

Мыльников коротко докладывает командиру по существу выполняемых действий и центральный пост продувает корабль, создав ему дифферент на корму. С пирса докладывают, что крышки нижних торпедных аппаратов вышли из – под воды.

Разблокируем переднюю и заднюю на третьем аппарате, отдраиваем их и флагманский минер с переноской вновь исчезает в трубе. Появляется через несколько минут.

– Переднего обтюрирующего кольца в верхней части трубы практически нет, стесана и нижняя часть ее выходного комингса, – сообщает он Милованову.

– Помнится, что – то похожее уже было в начале 60-х на К-000? – вопросительно смотрит командир на флаг-офицера.

– Было, но тогда лопухнулись торпедисты, а сейчас, по видимому, конструкторы или бербаза. Твои минеры, Валентин Николаевич, не при чем. Кстати, они молодцы, натиск комиссии выдерживали достойно, – хитро щурится наш спаситель.

– Других не держим, – улыбается командир.

– Служим Советскому Союзу!! – жизнерадостно орем мы.

– Ладно уж, не хвастайте, – пожимает он нам руки. – Впереди повторные стрельбы, смотрите, не подведите.

– Товарищ, командир, Валентин Николаевич! – бьет себя в гулкую грудь Ксенженко, – да мы ее всадим в борт и не ниже!

– Ну-ну, – разрешает командир, – всадите.

Через час, приглашенные на борт члены комиссии документально зафиксировали установленные нами обстоятельства и удалились для доклада в штаб. Все это время флагманский минер, саркастически наблюдал за своими коллегами и незаметно подмигивал командиру.

Отбой тревоги. Корабль приведен в исходное. По трансляции команда – Вахте заступить по швартовному, команде обедать!

– Прошу в кают-компанию, – обращается командир к флаг – офицеру. Коки для вас приготовили пельмени по – сибирски.

Через неделю, на новом выходе, вторая «Анабара», выпущенная из того же, отремонтированного аппарата, прошла в нескольких метрах под килем эсминца с командующим. На фалах корабля взвился сигнальный флаг «Выражаю удовлетворение».

Испытания пошли своим дальнейшим ходом.

Отрабатывались погружения и всплытия на ходу, осуществлялись практические испытания новой звукоподводной связи, выполнялись ракетные стрельбы и еще много чего.

Но часто в кают-компаниях вспоминали историю с «Анабарой». Она, кстати, к нам на вооружение так и не поступила.