Несколько дней относительного затишья, а потом – новый штурм. Пленных в подвале прибавилось.
– В Рождество к нам пришел батюшка, – говорит Серегин. – Спрашиваем его: «За какие грехи мы здесь? Людей не убивали, не калечили». – «Крест божий!» Потом пришли правозащитник Сергей Ковалев, кто- то из «Яблока», похожий на Ленина. Опять снимали на видеокамеру. Правозащитники говорили, что нечего нам было сюда приходить. Кинули нам по пачке сигарет, да и то неполные… Ковалев предлагал подписаться под петицией о прекращении войны. Я отказался.
На следующий день после Рождества пленных вывели на площадь перед дворцом собирать в кучу трупы убитых русских солдат, чтобы их не ели собаки.
– Сгоревшие в БМП солдаты были такими маленькими… – вспоминает Серегин.
Кольцо российских войск вокруг дворца Дудаева сжималось, и пленных перевели в подвал этого здания.
– Здесь нас было семьдесят шесть человек. Из них шестнадцать – офицеры, прапорщики и контрактники. Я был старшим по званию, все меня слушались. Хлеб и воду делили поровну, следил, чтобы раненые поели. Каждую ночь к нам на артиллерийском тягаче приезжали солдатские матери, искали своих сыновей среди пленных и забирали, если находили. Я попросил одну женщину переслать домой записку, что я жив. Отказалась. Потому что я офицер, а не солдат. Зато этот же тягач привозил не только солдатских матерей, но и боеприпасы чеченцам.
Семнадцатого января боевики, защищавшие дворец Дудаева, начали одеваться в марлю, готовиться к прорыву. Пленных разделили на группы и заставили нести раненых и убитых чеченцев.
– Мне досталось нести «жмурика». Вышли из дворца – никто не стреляет, – продолжает Серегин. – Ушли за Сунжу. Как можно было не заметить три сотни людей, уходящих из дворца в разных направлениях…
Российские войска заметили прорвавшихся, но поздно. Постреляли вдогонку. Догонять не стали. Еще несколько дней пленные и охрана, а с ними и штаб Масхадова находились в черте Грозного, в какой-то больнице. Там всех пленных солдат разобрали матери. Чеченцы освобождали их тогда охотно. Отпущенные из плена российские солдаты были информационным оружием Мовлади Удугова, этого чеченского Геббельса.
Подполковника Серегина и майора Дедегкаева вскоре отделили от этой группы пленных и они оказались в роте охраны президентской гвардии Дудаева. Чеченцы переезжали с пленными с одного места на другое.
– Видел, как наши вели бой за Аргун. Несколько раз приходилось видеть Масхадова и «товарища» Басаева, – вспоминает Виталий Иванович. – Возили в Шали, Ведено. Здесь нас бил каждый желающий, дней восемь подряд. Отольют водой и снова бьют. Предлагали перейти к ним на службу. Особенно били пацаны 13—15 лет, это настоящие зверьки. Но не так тяжело было физически – дадут пару раз и теряешь сознание, как морально, выслушивать оскорбления.
В боях с российскими войсками таяли отряды боевиков. Казалось, вот- вот свобода.
– Летом девяносто пятого, например, в первом мусульманском батальоне оставалось всего двенадцать человек, во втором – десять, – рассказал Виталий Серегин, – Это были дагестанцы, кумыки, ногайцы, казахи, узбеки. Оставалась их горсточка. Но наши объявили очередное перемирие и чеченцы стали собирать новые отряды из пацанов, учить их воевать.
Без девяти дней девять месяцев провел подполковник Виталий Серегин в чеченском плену. Девятнадцатого августа 95— го через посредников чеченцы обменяли его на нужного им человека.
– На следующий день я был в Ханкале, у генерала Романова, – рассказывает Виталий Иванович. – Он обнял меня, расцеловал.
Еще немного – и встреча дома с родными и друзьями.
После возвращения из плена Виталию Серегину по делам службы не раз приходилось бывать в Дагестане, в тех самых местах, где он был взят в плен. Дагестанские милиционеры, не без помощи которых попали в плен российские солдаты и офицеры, теперь радушно улыбались полковнику Серегину. Он пытался найти своих старых знакомых, которые держали его в плену. Одного, это было до начала второй кампании, встретил на границе Чечни с Дагестаном. Чеченец стоял за шлагбаумом и ухмылялся. Они узнали друг друга.
Январь 1995-го, Дом офицеров Нижегородского гарнизона, комната №26, здесь расположен временный информационный центр, где по телефону можно справиться о судьбе военнослужащих 22- й армии, подразделения которой находятся сейчас в Чечне.
– Центр был создан третьего января, – рассказывает старший офицер отдела воспитательной работы штаба армии А. Яковлев, – по приказу командующего армией генерала Ефремова. Части были подняты по тревоге, поэтому, чтобы не было слухов и чтобы успокоить родителей, и организована «горячая линия».
В сутки раздается несколько десятков звонков, телефон действительно «горячий».
– Вот сегодня до обеда – 24 звонка, – говорит дежурный офицер, – Обращаются к нам родители военнослужащих не только нашей армии, но и частей внутренних войск, ВДВ, погранвойск.
В комнате на стенде – длинный ряд телефонов, по которым надо звонить, чтобы узнать о судьбе сына, у дежурного – списки воинских частей, находящихся в Чечне, раненых. На списке госпиталей, куда направляют раненых в Чечне, насчитал 9 адресов. Одно это уже говорит о масштабе боевых действий.
– Много раненых прибыли на излечение в медсанчасти армии, а 14 человек мы отправили на излечение домой, – рассказывает дежурный офицер. – Сначала были в основном с ожогами и контузией, потому что действовали в бронетехнике, потом – с пулевыми ранениями, и чаще всего в конечности.
Наш разговор прерывает звонок.
– Кемеровская область? Очень плохо слышно! Назовите фамилию сына.
Через несколько секунд дежурный отвечает:
– Ваш сын убыл в Чечню, находится в селе Толстой-Юрт, в боевых действиях не участвует, занимается патрулированием и сопровождением колонн.
По этому телефону звонят со всех концов России, даже из Петропавловска- Камчатского.
– Мамы часто плачут? – спрашиваю дежурного.
– Очень, – отвечает дежурный офицер. – Многие пытаются на нас злость сорвать, многим надо выговориться.
На гневные звонки матерей здесь стандартный ответ: «Мы выполняем приказ Верховного главнокомандующего, президента России, он избран всем народом и, значит, выполняет волю всего народа».
Стало быть, и по воле матерей их сыновья находятся в Чечне…
– Младший сержант Макаров? – переспрашивает дежурный офицер. – У вашего сына сквозное ранение плеча, он госпитализирован. Не плачьте, успокаивает офицер мать солдата.
И тут же мне:
– Скажешь, что их сын ранен, – рады…
Очень часто, однако, оказывается, что сын служит далеко от Чечни и в таких войсках, которые никак не могут быть использованы, но ленится написать домой.
– Вот, например, Васин Николай, – говорит дежурный офицер, – с ноября матери не пишет, хотя служит в ПВО.
А родители с ума сходят от неизвестности.
По сообщению прессы, все желающие поддержать морально солдат из подразделений Нижегородского гарнизона, проходящих сейчас службу в Чечне, могут написать письма и прислать их в редакцию. В ближайшие дни в Чечню пойдет авиаборт с гуманитарной помощью и почтой.
И много ли, думаете, писем своим землякам написали нижегородцы? Да всего одно. Это от полуторамиллионного города. Чем это объяснять, не беремся сказать, равнодушием ли, или тем, что жалко денег на конверт.
В годы Великой Отечественной, если вспомнить, девушки писали нашим солдатам гораздо чаще.
В гарнизонном военном госпитале сейчас на лечении 9 военнослужащих, выполнявших свой долг в Чечне. Причем ранен из них только один, остальные попали с обморожениями и воспалениями легких.
Всего же из подразделений Нижегородского гарнизона, принимающих участие в операциях в районе Грозного, ранения получили 54 человека, в основном средней тяжести. Часть из них, 14 человек, уже отправлены на побывку домой.
Дом архитектора, актовый зал, сюда по приглашению клуба «Гражданская инициатива» пришли родители солдат, чтобы создать в Нижнем Новгороде комитет солдатских матерей.
Родители надеялись получить какую-то практическую помощь: как узнать о судьбе сына, что делать, если он уже ранен, однако депутат областного законодательного собрания, председатель комитета по правовой политике С. Сперанский сказал откровенно:
– Вас здесь собрали, чтобы вы сами смогли решать свои проблемы.
Зачем же тогда, спрашивается, мы выбирали депутатов, зачем власть вообще, если матери должны сами решать проблемы, которые государство им создало?
Попытка зачитать какую-то резолюцию на имя президента России вызвала гневные реплики:
– Да он не может проспаться, ваш президент!
– Сейчас будут забирать всех подряд, не смотря на болезни! У меня ребенка с тремя сотрясениями мозга взяли!
Когда консультант по работе с военнослужащими областного законодательного собрания Ю. Новиков предложил, было обсудить вопрос, как надо готовить молодежь к армии, из зала закричали:
– Надо детей оттуда вернуть, а не нас воспитывать! На нашу страну никто не напал! Они не только детей, а и нас убивают, будущее наше убивают!
Когда матери высказались и отвели душу, желающим работать в комитете солдатских матерей было предложено поднять руки. Таких оказалось всего семь человек.
В зале находились представители облвоенкомата и гарнизона, которые много могли бы рассказать, но слова им никто не предоставил.
Штаб Нижегородского гарнизона, короткий разговор с Н. Прозоровым, старшим офицером по связи с общественностью, который только что вернулся из Чечни:
– Сводный полк туда был отправлен 15 января. Все солдаты прошли боевую дополнительную подготовку, нет ни одного первого года службы. Укомплектованность до штата, техника и вооружение тоже полностью, с собой везли даже дрова. Наша часть после выгрузки находится в районе сосредоточения, в боевых действиях в Грозном до моего отъезда участия не принимала. Солдаты живут в палатках, питание отличное, сколько хочешь, обмундирование теплое. Каждый знает свою задачу и общую цель операции. Моральное состояние хорошее. Случаев обморожения в полку нет, нервно – психических срывов – тоже, очень жесткий контроль командиров за гигиеной. Когда мы туда входили, население встречало нас в целом дружелюбно,
О проекте
О подписке