Волчий круг
Пьеса в двух действиях

Действующие лица:

Петрович.

Капитолина.

Варвара.

Любовь.

Эдуард.

Григорий.

Сергей.

Первое действие

Се Аз посылаю вас яко овцы посреди волков.

Евангелие от Матфея 10.16

Старый заброшенный дом в Тульской области, в деревне Большие Камни. В доме несколько комнат, но остатки быта сосредоточены в столовой, где меньше протекает крыша. Здесь две койки и лежак, аккуратно накрытые полинявшими покрывалами, платяной и кухонные шкафы, коричнево-грязноватого цвета стол, укрепленный с боков грубо прибитыми досками, стулья и желтого цвета табуретки. В углу пылится телевизор «Горизонт», а на стене – фотографии. Их немного, но лица предков еще различимы, не столько улыбчивые, сколько торжественно-онемевшие перед объективами 60–80 годов. Только, пожалуй, старинное резное кресло в красной бархатной обивке не согласуется с этим набором старых вещей и стен. Впечатление, что все в доме аккуратно складировано, чтобы не досаждать заботой о себе. В этот богом забытый уголок на сбор картошки в пятницу до воскресенья приехали три женщины. Они только что вошли в дом. Люба переодевается и что-то напевает, Варька щепит ножом полено, чтобы растопить печь, Капитолина разгружает сумки со снедью.

Капитолина. Бог ты мой, еды на неделю. (Разворачивает сверток.) Котлеты, кажется, недожарила – торопилась.

Любовь. Петрович умял бы все. (С горечью.) Почему он не приехал, так и не пойму.

Капитолина. И я не пойму. Был в Туле, за день мне звонил, и вдруг – на тебе, не пришел на вокзал.

Любовь. Капа, а ты в четверг дома была?

Капитолина. Вечером. Утром в ателье, а после обеда отпросилась и – за продуктами. За полтора часа все прилавки облазила.

Любовь. Ты лазила, а он, может, звонил, предупредить хотел. Мне-то не дозвониться – четвертый телефон ломается. Шнур длинный – все время аппарат цепляю.

Капитолина. А мобильный?

Любовь. Забросила! Не напасешься.

Капитолина. Странно, я к тебе все время дозваниваюсь. Вечером я же с тобой разговаривала?

Любовь. Ха! К вечеру я свой телефон в срочный ремонт отправила.

Капитолина. Что-то я такого не знаю.

Любовь. Да очень просто: хрясть его по морде, он и зазвонил. Я баба одинокая, силы много. Меня по совместительству в любой мужской коллектив как бюро ремонта определять можно. Одно только, боюсь женам настроение испортить.

Капитолина. Ты и впрямь испортишь. Вон зад, как у трактора. Словно на бугор лезет. (Обе хохочут.)

Любовь. Интересно, все юбки мне шьешь, чтобы зад подчеркнуть, а тут хулишь.

Капитолина. Не хулю – завидую. (Подходит к Варваре.) Ну что, получается, Варя? (Варвара пожимает плечами. Показывает на дрова.) Ну да, поленья волглые. Весной в подвал нальет воды, потом в доме, как в сырой камере, сидишь. (Тихо Любе.) Что-то Варвара после кладбища приуныла.

Любовь. А что ты хочешь, это только в песне: «А на кладбище все спокойненько».

Капитолина. Помню, они из Грозного как очумелые сюда приехали. Дом почти даром купили, а жить не пришлось – отец преставился, а она в Тулу на заработки подалась. Трудно ей – совсем одна.

Любовь. Без хозяина баба, как спущенный мяч – не побьешь и не покатишь. А мы с тобой так и вовсе – калоши на прилавке.

Капитолина. Это ты в свой огород, голубушка, мячи бросай. Я вон в городе день и ночь педаль жму, народ обшиваю. И здесь осенью и весной не разгибаюсь. Картошку, лук сажаю.

Любовь. Так выходила бы за Петровича. Ведь с детства знаете друг друга. Глядишь, и педаль вместе жали бы. (Хохочет.)

Капитолина. Ну и язык у тебя, Любка. Небось своя педаль заржавела – другую пристроить хочешь? Я для него в детстве пигалицей была, под стол пешком ходила, а он в армию ушел, потом в Афганистане воевал. Только в Туле и встретились. А потом, ты только на словах – «выходи!» А сама, как сторожевая овчарка, на меня же и накинешься.

Любовь. Нужен он мне! Был конь, да зубы стер.

Капитолина. Не стыдно! То ему черт-те что на уши несешь, а то, поди же – «стер». Он человек веский, рядом идешь, за версту видно – мужик. Только раз и приметила его не в себе, после смерти Степана Ивановича. Да и то понять можно. Завьялов для Петровича с детства кумиром был: герой войны, друг погибшего отца. Можно сказать, второй батя.

Любовь. Присохла ты, я вижу, телочка. Он и звонит тебе последнее время чаще, и глядит на тебя мягче. (Варваре.) А она для отвода глаз мне его приписывает.

Капитолина. Ну вот, раскатала губы – теперь не остановишь! Ты бы при нем такой смелой шумела, а то ведь тоже краснеешь, как девка на выданье.

Любовь. Ох ты – ух ты! Краснею! (Подходит к Варваре. Говорит с артикуляцией.) Варь-ка, ты бы керо-сину, что ли, нали-ла, а то печь мле-ет, как бло-ха на перине. (Варька утвердительно машет головой.)

Капитолина. Непонятно. Ведь договорились на поезд, который в два тридцать отходит. Ничего не пойму…

Любовь. Пока мы тут кренделя разводим, у него, поди, в другом уезде дела наладились. (Хохочет.)

Капитолина. Да хоть бы и так. Что на роду написано, то только Бог поправить может. А он пока на нас не разжалился. (Варвара делает знаки, что печь разгорелась.) Спасибо, Варя. А то от сырости спина немеет.

Любовь. Кстати, Капа, надо бы и баньку протопить. Вечером в самый раз погреться.

Варвара делает знаки, что она готова и баню протопить.

Капитолина. Хорошо, хорошо, Варя! Затопи. К вечеру сгодится – попаримся. Поленья-то помнишь, где? (Варвара делает знаки.) Правильно, под козырьком сарая. (Варвара берет топор, нож и выходит.) Ты знаешь, Люба, из рук все валится. А вдруг с ним что случилось?

Любовь. Да бог с тобой. У него здоровья на двоих. Разве ж на ноги жалуется.

Капитолина. Это Афганистан. Его там сильно ранило.

Любовь. Не причитай: он крепкий, как полено.

Капитолина. Эх, кабы так. Брата моего вспомни: мотор решил одним пальцем поднять – похвастал, а «машинка» возьми и лопни. Нет, Люба, мужики хорохорятся, а болячек у них больше нашего.

Любовь. Пьют много…

Капитолина. Пьют-то пьют, да не с радости, а так – от бессилия. Загоняют нас куда-то, а дороги не знают.

Любовь. Твоя правда: Россия как одинокая собака, все на нее лают, а она только огрызается.

Капитолина (беззлобно). Черти б тебя нюхали, Люба. Какая тебе Россия собака. Вон Колю моего возьми. Он и не пил сильно. А умер – и чего в нем только не нашли. Ровно молью выеденный – весь изнутри поизносился. В молодости Камазом звали: огромный, силы за троих, работал не покладая рук, а не заметила, как уездили его на стройках. Тогда что ни стройка – стройка века. Думала, сносу ему нет, а он – хруп, и поломался. (Смотрит на стенку, где развешены фотографии.) Говорят: «Нашему роду нет переводу». Вот они все: сынка Чечня забрала, а кого и так, без спроса. Из моих только двоюродный брат в Ангарске, а так – всех Господь прибрал. (Достает из сумки часы-ходики, прилаживает их к стенке.)

Любовь. А это зачем?

Капитолина. Пусть здесь тикают. Тут и место их было. Видишь, пятно на обоях?

Любовь. Чего-то ты затеваешь, подруга? Или Петровича сюда заманить надумала?

Капитолина. Его жалеть надо: начинал героем, а потом сорвался. Правду говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся».

Любовь. Жена – та у него ох какой стервой оказалась: разве можно, такой человек, а она возьми да с детьми к другому ушла…

Капитолина. Один он, как в скорлупе. Такого разве заманишь. (Оглядывает дом.) Все думаю, вернусь-ка я сюда, Люба. Вот пенсию получу, дом отремонтирую и сюда переберусь. Квартиру сдам. Чего город? Так, суета… А здесь все тебе родное… (Смотрит в окно.) Какие поля здесь, какие урожаи были при той власти… А сейчас все бурьяном поросло!

Любовь. Смотри, куда ее понесло: «Вернусь!» С кем жить-то будешь, одна? Сюда уже и проехать нельзя. Вон по задам разве. Мост и тот износился: перила сикось-накось, балки на ладан дышат, того и гляди, рухнет. А речку как языком слизало, одна жижа от дождя пукает.

Капитолина. Зато демократия: кляни кого хочешь – только смеются.

Любовь. Какая демократия: старые памятники всюду, в мавзолее Ленин, звезды красные кругом…

Капитолина. Ну и что?

Любовь. А то! У власти те же, что и в семнадцатом. Но разница все-таки есть: при той власти порядок был, а при этой только разговор о порядке.

Капитолина. Не поэтому памятники оставили. Должен быть этот… кон… консенсус.

Любовь. И что это такое этот твой… констентус?

Капитолина. Не констентус, а консенсус. Это для того, чтобы не ссорились. Вот поселимся здесь, будем в гости ходить, жить-поживать и перестанем ссориться. Кстати, многие сегодня к земле потянулись, на ней выжить легче. Я сюда вернусь, может, и другие потянутся. А мост не беда – наладим. Чай, не Крымский полуостров. Жить правильно будем – так все наладим.

Любовь. Где так ты умная, Капа, а тут раньше других закопать себя хочешь. Глупо! Кончилась здесь жизнь. Ни у кого рук сюда не доходило – мало нас осталось. К тому же волки появились, теленка в Кокорино сожрали.

Капитолина. Мне все время мать снится, ругает, что дом бросила. Нет, Люба, надо возвращаться… Да и тебе сюда не мешало бы… А что волки – верно. Они под селением – к недороду или к войне.

Любовь. Да я что, рехнулась, сюда возвращаться? Миллион дай – не поеду. Чего я здесь одна куковать буду? В избе щели, сквозняк, печь коптит… Мне и в городе хорошо. Да у меня и дети в Туле. Все пристроены, работают, в гости ходим. Я еще, может… Слушай, Капа, а если без шуток, раз уж разговорились: все хочу тебя спросить да стесняюсь.

Капитолина (настороженно). А чего это ты стесняешься?

Любовь. А если мы с Петровичем сойдемся, ты как, ничего на это?

Капитолина (не веря своим ушам). Что-что?

Любовь. Если мы сойдемся, ты ничего, не возражаешь? Ведь два года топчемся обе около этого вопроса, а никуда не двинулись.

Капитолина. Тебе мое благословение нужно, так, что ли? Не получишь!

Долгая пауза.

Любовь. Почему?

Капитолина. С арифметикой у тебя плохо.

Любовь. Не понимаю.

Капитолина. Трое у тебя было – и не задержались. Ты, прости, блестишь, а греть не можешь. Душа у тебя, прости, только для себя. Один убег, другой к первой жене вернулся, а старичка схоронила. Глаз у тебя на мужиков, прости, заколдованный. А Петрович – человек-душа. Я ему вреда не пожелаю. Вот тебе ответ, Люба. Не сердись!

Любовь. Не стыдно тебе? Ведь не блудила я, просто не везло. А ты из меня сатану в юбке сочинила. (Резко.) Зря сказала! Наше это дело – не твое!

Капитолина. Вот вдвоем и решайте. Тут я лицо… (Пауза.) Ну да ладно, хорошо, хоть сказала. (Вбегает Варвара, машет руками, показывает на что-то за окном.) Петрович, что ли? (Варвара отрицает.) Кто-то идет? (Варвара показывает руками руль автомобиля.) К нам машина? (Варвара утвердительно кивает головой.) Господи, кого это нелегкая несет?

Отчетливо слышен шум подъезжающей машины. Женщины встревоженно вглядываются в окна.

Любовь. Машина, черный «форд»! Чего его сюда занесло?

Женщины выбегают наружу. Некоторое время доносятся отдаленный разговор, мужской хохот… Наконец в дом входят в сопровождении хозяйки трое мужчин с поклажей. У одного за спиной рюкзак, у молодого человека – гитара и сумка, третий – с дипломатом.

Капитолина. Проходите, пожалуйста! Вот вода. (Подает кружку воды.)

Эдуард. Спасибо, спасибо… (Оглядывается.) А мы думали, в деревне жизни нет. А тут дымок из трубы и три красавицы в доме. Тепло, печь топится, прямо-таки сказка… Семи богатырей не хватает?

Любовь. Так трое уже есть!.. Располагайтесь. Меня зовут Люба, я самая близкая подруга хозяйки, а это – Варя. Раздевайтесь, чайком угостим. (Мужчины снимают куртки, устраиваются.)

Эдуард. Спасибо за приглашение. Мы ненадолго. Отогреемся и – вперед. Однако давайте знакомиться: Эдуард Михаевич – эксперт по оценке живописи, икон, монет…

Любовь (в сторону Капитолины). А это хозяйка, Капитолина.

Эдуард. Очень приятно. (Рукой указывает в сторону спутников.) Это Григорий Иванович, а этот, с гитарой, – Сергей. Мои помощники.

Любовь. Значит, вы эксперты? Странно, у нас здесь на километры живой души не встретишь, а вы здесь оказались. И кого же вы оцениваете?

Эдуард. А что, у вас есть антикварные изделия?

Любовь. Надо подумать. Да вот хотя бы эта икона в углу. Капа, можно я ее экспертам покажу?

Капитолина. Какая ж ты неугомонная, Люба. Люди только порог переступили, а ты не свое готова продать.

Любовь. Не продать, Капа, а оценить.

Капитолина. Это дедова икона. Нельзя ее трогать. Пусть так смотрят.

Эдуард. Правильно, икона – это заступница. Не каждому ее давать можно. Григорий, достань гостинец, угощай женщин. Перекусим – да в дорогу. Надо засветло до города добраться.

Григорий раскрывает рюкзак и начинает быстро выкладывать на стол запасы еды.

Григорий. Сейчас не стол, а скатерть-самобранка будет. Давай, Михаевич, садись. Разговорами сыт не будешь.

Эдуард. Обо мне не беспокойся. Ты хозяев угощай, Григорий Иванович. Он у нас за питание отвечает. А я пока на эту икону все-таки взгляну. (Проходит в угол столовой и рассматривает икону.) Икона без оклада, поэтому ценность ее невелика. Но ваша икона имеет любопытную историю.

Любовь. Вот видишь, Капа, а ты рассердилась. И что в ней особенного?

Эдуард. Хотите знать?

Любовь. Конечно. Вдруг драгоценность какая-нибудь?

Эдуард. В 20–30 годы иконы советской властью реквизировались или прятались священством. Такими смельчаками были монахи Толгского монастыря, что на Волге. Вот здесь, с угла, аккуратно отмечено «Тол». Это характерный знак на таких иконах. Значит, икона оттуда.

Капитолина (радостно). Верно, дед говорил, что он привез икону издалека.

Любовь. Слава богу, после этой экспертизы я успокоилась. Вы уж простите меня, Эдуард Михаевич, но я приняла вас за проходимцев. Даже хотела, чтобы вы документы показали. Мало ли здесь отморозков по окрестностям шныряет.

Варвара незаметно выходит из дома.

Эдуард. Я так и понял по вашим расспросам. Не бойтесь нас.

Любовь (кокетливо). Вас я не боюсь, а вот у Григория Ивановича плохой глаз, рассматривает меня со всех сторон, словно я модель голливудская.

Эдуард. Григорий Иванович – реставратор. Он на вас смотрит как на красивую натуру.

Григорий. Михаич, я сейчас больше на стол смотрю. Выпить хочется, продрог в дороге. Давайте к столу.

Эдуард. Сережа, а ты что там застрял, проходи, закусим…

Сергей. Гитара понадобится?

Эдуард. Это как хозяйка, можно и под гитару посидеть. (Капитолине.) Что касается вашей иконы, хозяйка, то, если хотите, составим реестровый номер, и купим вашу икону. Будут живые деньги.

Капитолина. Нет-нет, это наше, давнишнее, и она не продается.

Любовь. И много у вас работы в наших краях?

Эдуард. К сожалению, мало. Мы к тому же разрабатываем алгоритм спасения уникальных объектов, в том числе имеющих статус всемирного наследия ЮНЕСКО. Но и этого, к сожалению, нет в вашем районе. Поэтому погостим, попьем чайку и поедем дальше. Как говорится – волка кормят ноги, а гаишника дороги.

Капитолина. Понятно. Очень приятно. (Протягивает руку.) Капитолина Козлова – уроженка здешних мест. Сейчас, правда, живу… в городе Туле.

Эдуард (пожимая руку). Дом, стало быть, ваш?

Капитолина. Родителей. Вернее, еще деда.

Эдуард. Значит, сюда наездами?

Капитолина. Картошку приехали обобрать. Ну, морковь, лук… Что с весны посадили.

Григорий. А урожай-то есть?

Капитолина. Конечно, каждой картошке рады.

Эдуард. Это хорошо! Стало быть, не забываете родные пенаты?

Любовь. Не положено, товарищи эксперты.

Эдуард. Хорошо у вас. (К Любе.) А вы, стало быть, нездешняя?

Любовь (кокетничая). А что, заметно?

Эдуард. Вы, как чайник, кипите.

Любовь. Мы все здесь кипяток. Правда, Капа? Я городская! Город-то наш знаете?

Эдуард. Тулу? Знаем. Давайте сядем, что ли? Угощайтесь. (Все сосредотачиваются около стола.) Сережа, когда поешь, крестовину посмотри у машины, что-то стучит.

Сергей (делает основательный бутерброд). Сейчас, Эдуард Михаевич.

Эдуард. До районного РУВД у вас здесь сколько километров?

Люба. Какое здесь РУВД! Вон в Больших Степанцах есть один бывший доходяга, так он у нас теперь по рангу и РУВД, и ФСБ. Выдвинулся, когда завязал. Кто в эту дыру полезет. Взяток не дают… бабы молодые все в город подались…

Эдуард. Вы, я вижу, не кипяток, а перец, Люба.

Любовь. С перцем горячее! А вам зачем РУВД?

Эдуард. Интернет нужен. Сообщить, где мы. Ну так что, перекусим? Не возражаете, хозяйка?

Капитолина (кладет на стол привезенное съестное). Так мы только рады будем. Вот сами собирались закусить. Тут курица, гречневая каша с луком, котлеты… Кажется, недожаренные…

Григорий. Закусить – это хорошо, но и горлышко открыть бы неплохо, Эдуард Михаевич.

Эдуард. С тобой, Григорий Иванович, возиться, что в крапиву садиться. Впрочем, по рюмочке не мешало бы. Наливай! Дорога выматывает. А что-то я третью не вижу, где она?

Капитолина. Баню топит. (Хлопочет около стола.)