К 2115 году один из этих блоков планировалось направить для работы на луну. Такими являлись НС (научные содружества), работали они как единая обсерватория по изучению планетарных земных явлений и космических исследований, включая такие явления как стремящиеся до сих пор к Земле тела в виде метеоритов и комет.

Такая научная программа стартовала сразу же после того, когда пятьдесят лет назад Земля почувствовала всю мощь влияния большой кометы. В 2028 году произошло масштабное разрушение большинства европейской части Земли. Внеорбитальное тело, в диаметре чуть меньше половины диаметра луны, пронеслось со скоростью в 700 км/ч, наибольшие влияние принеся на юго-западные части планеты и грандиозные катаклизмы и разрушения половине человечества.

Некоторые из стран, находясь в стороне от централитета, разбились на объединения. В одних из которых присутствовал дух новых буржуа, такие как Иран и Израиль, были заинтересованы только своей прибылью и занимались лишь одной торговлей. С юга из-за новых вспышек эпидемий и революций к 2052 году Палестина вообще закрыла свою границу, объявив себя суверенитетом.

«Паларус», космический челнок. В отличие от первых орбитальных моделей девяностых годов прошлого века, выглядел иначе. Больше стало сильночувствительной аппаратуры, также благодаря нанотехнологии российской индустрии, когда еще начиналось ее развитие в начале XXI века. Никто и не предполагал, что эта наука будет способствовать дальнейшему и блестящему изучению солнечной галактики, а так же мест за ее пределами. Благодаря российским ученым обшивка корабля была из легких сплавов, что позволяло развить большую скорость. Сама конусовидная форма корабля больше напоминала аэроплан, выступавшая на не большом расстоянии от «дорожки», – так шутливо называли между собой космонавты держатели ракет, считая стропы дорогой вверх.

Для Андрея все было обычно, однако произошли изменения в усилении журналистов-телерепортеров, в сравнении перед полетами на спутник Земли, их количество умножилось. Значительно увеличилась численность зевак. Кто-то прибыл специально с других уголков мира, чтобы запечатлеть для себя исторический момент.

По периметру полигона не было заграждений, ни одного ультразвукового столба. Толпа удерживалась живым ограждением полиции. Откуда-то из толпы раздавались голоса пикетчиков, людей недовольных новыми изменениями правительства. Среди собравшихся зевак нередко появлялись разноцветные плакаты, но благодаря дежурным, наблюдавшим за порядком, тут же исчезали. Ястребов стоял на трапе. Он заметил, как в вдалеке двое из дежурных оттесняли среди собравшегося народа какого-то человека, схватили и потащили беднягу к полицейской машине.

Следуя в шлюз третьим за Джоанной, Ястребов долго не мог забыть задержанного мужчину.

«В чем, интересно, провинился этот бедолага», – думал про себя Андрей.

Он зашел в узкое помещение со спецоборудованием.

«Видимо, политический режим настолько отстает … хм, – ухмыльнулся он, – но еще каких-то сто лет назад аббревиатура была такой же, как сейчас, не хватает только одной буквы. Впрочем, такая новая расшифровка даже звучит: содружество стран России, хм. А раньше…»

– Джоанн, – он обратился к девушке, – вы не помните, как раньше, при коммунизме, расшифровывалось СССР? Союз… как дальше?

Согласно численному расчету астронавтов, уже находилась в третьей криокамере по левую сторону от Ястребова. Переговорное устройство располагалось внутри шлема возле рта, позволяя вести переговоры, как с Землей, так и с экипажем.

– Откровенно говоря, я не знаю, Андрей, – Линдау мало интересовалась историей России.

– Это была страна советов, мой мальчик, – в ушном микрофоне послышался отеческий

голос Миссина. – Союз Советских Социалистических Республик, Андрей. Когда он разваливался, в то время родился как раз мой отец.

Связь с кораблем шла из разных частей планеты, мировое наблюдение за полетами велось из ЦУП США, России, Японии, Бранденбурга.

Должности командира не было, но ответственность за состояние корабля, как и экипажа, по решению руководителей возлагалась более опытному. Вместо назначенного на должность старшего корейца Лао, был назначен человек из стратегической базы. Как старший экипажа, Янсон вел переговоры с кем-то из руководителей полетов.

Сквозь прозрачные капсулы можно было видеть, как снаряжены каждый из членов полета. Астронавты были одеты в одинаковые корабельные комбинезоны (ТИК – тепловой изоляционный костюм для космических полетов), различаясь лишь маленькими флажками на воротнике, места рождения, с нашивками фамилий и имен на груди. Ястребову было хорошо видно шевеление губ старшего в экипаже, находившегося напротив него в метре, он вел передачу с центром управления.

Внутри криокамеры зажегся светодиод, предвещая отсчет времени. Как и ожидалось, послышался женский голос. Андрей заметил, что этот голос был более мелодичный из всех ему знакомых.

– Наверное, она очень юна, и ей, наверное, только исполнилось двадцать лет, – подумал он и улыбнулся, и попытался представить почему-то веснушчатую брюнетку с хвостиком.

– Добро пожаловать на борт корабля «Паларус», – продолжал приятный голос, – на протяжении полета, в течение месяца, вы будете находиться в искусственном сне, поддерживаемом криокамерой. Ваш биостатус будет контролироваться. Удачного вам полета.

Минуты через две тот же голос вновь зазвучал в каждом из наушников пилота.

– Прошу приготовиться к старту. Старт будет дан через десять секунд, девять, восемь, семь…

В этот момент Андрею вспомнился полет на вертолете, над разлившейся и оледенелой рекой, он, тогда летел к своему товарищу. Это место находилось где-то под Архангельском. Поселение, где жил друг, осталось нетронутым разливом воды. Почему-то вспомнился Днепропетровск, там жила его тетя, которую он иногда навещал в краткосрочные отпуска.

– Четыре, три… – голос словно терялся где-то в полутьме.

Последний отсчет он уже не слышал, в этот момент Андрей крепко спал. Оператор досчитал последние секунды, и стопоры отпустили, нетерпеливый и тут же взвившийся в голубую бездну носитель космического корабля…

В центральном управлении все замерло. Через несколько минут локатор, наконец, показал путь перемещения объекта. Бортовой компьютер судна передал о стабильном жизнеобеспечении экипажа корабля. И после недолгого обсуждения о том, как удачно был запущен первый космический аппарат с людьми в сторону четвертой планеты, все, кто находился в большом зале с мониторами, понемногу успокоились.

Миссин, как и остальные ученые, остался продолжать наблюдать за полетом.

На кухне раздался мелодичный звонок. Анна Михайловна подошла к телефону, висевшему на стене, и нажала на кнопку блокиратора.

– Да?

– Здравствуй, сестра, – в динамике она услышала голос Миссина, – вот хотел бы рассказать тебе, как ты и просила. Прошло три дня, и пока все без изменений, то есть, Аннушка, все в порядке. Древние племена инков бы сказали «халлями!».

– Ой, Женя, спасибо, что позвонил, а то я новостям не очень-то сейчас и верю. А сам-то приехал бы как-нибудь, посидели бы, поговорили.

– Нет, Анечка, спасибо. Я сам сейчас в центре. Мы сутками дежурим, ну, – Миссин не предполагал, что так долго будет задерживаться на работе, – как и предполагалось. Но через месяц будет усиление, потому что произойдет кардинальный период полета экипажа и потребуются свежие силы для наблюдения. Они должны выйти на связь, так я освобожусь на недельку и к тебе первым же рейсом. А так буду звонить, спрашивать. Как ты сама, хорошо? – Миссин не хотел рассказывать о том, что экипаж может не выйти на связь, как в нужный момент, так и в последующее время. Потеря корабля была бы грандиозной утратой не только для Земли, но и колоссальной болью родственникам погибшего экипажа космического корабля.

– Конечно, Женя, звони, я буду ждать.

– Да, скажи, как Тори?

– Да все в порядке. Моя соседка как узнала, что у меня появился пес, тут же решила, что будет приносить ему косточки или что-нибудь из еды.

– Ну, хорошо, до свидания Анюта. Еще созвонимся.

– Хорошо, Женя, звони, до свидания.

В двадцать один час, три минуты, две секунды первый межпланетный челнок «Паларус»

вышел с орбиты Земли. Его космический маршрут был направлен к Марсу, планете солнечной системы.

Спустя тридцать дней с момента запуска корабля, внутри каждой из капсул, где в искусственно поддерживаемом сне находились пилоты, поочередно зажегся инфракрасный легкий свет. Постепенно в звездолете загоралось внутреннее освещение. Поочередно криокамеры возвращались в вертикальное положение. Освобождаясь от замков, выпускали кислородную смесь, преобразуя в шипящий пар.

Первым, кто открыл глаза, был Луалазье. С трудом, выйдя наружу из камеры, удостоверившись в том, что гравитация равнялась норме, он первым делом проверил работу других капсул. Все было в норме. Осталось пройти в рубку и проследить за работой навигации.

После установления контакта с Землей в главном отсеке Янсон решил собрать весь экипаж.

– Значит так, господа, – говорил он на установившемся за тридцать лет международном русском языке. Но пробивавшийся акцент напоминал о инозвучии, родной язык его был английский.

– Из шести намеченных месяцев полета в бодрствующем состоянии, я имею в виду обычный рабочий распорядок на корабле, придется провести четыре, остальные два в анабиозном состоянии, то есть в искусственном сне.

– Ну, – Янсон замешкался, – один-то мы уже…

– Вот как, – бросил шутку Ястребов, – а я уже думал, нам тут от скуки придется завянуть, как сардинам в консервной банке.

Крутясь в кресле пилота, он заметил, как Линдау отреагировала на его дополнительную шутку едва заметной улыбкой.

– Уже трое суток прошло, а мои конечности до сих пор как в сиропе, – с иронией сказал Ястребов.

– Non bene ho sonno. Sì, esattamente.¹ Хотя я и первым проснулся, мои ноги, словно тампоны, – сказал Луалазье, желая что-нибудь сострить, но ни у одного не появилось даже улыбки на лице.

– Ну так, Домин, попробуй, сделать физзарядку. Вас в центре подготовки всяко учили, что делать в подобных ситуациях? – пошутил Ястребов.

– Конечно, мы занимались спортом, каждый день уделялось по два часа на бег, упражнения для рук, ног, на упражнения от затекания мышц.

– Для рук, для ног, говоришь, а для головы? – сказал Андрей, сдерживая улыбку.

– Не понял? – удивился итальянец.

– Ну, постоять, например, на голове? – Ястребов заметил, что тот не уловил его шутки, – походить вниз головой, например.

Андрей сделал серьезное предложение, чтобы вывести оппонента из непонимания.

– Quindi, non avrebbe. Это бесполезно, Андрей, – Луалазье принял шутку Андрея за чистую монету, – пусть даже при частичной невесомости в десять атмосфер, это бесполезно. Кровь может застояться в венах. Другие фигуры можно делать при частичной невесомости более шестидесяти атмосфер, но не более пятнадцати минут. Иначе, – на лице итальянца появилась улыбка, – может получиться кровоизлияние, как при первой стадии невесомости.

Подпитал информацией русского итальянец.

Ястребов, выслушав коллегу, не знал, что ответить. Отвечать на заумность друга он не решился, терять времени на первые и не первые уже дни полета не хотелось.

– Это вам Джоанн так сказала? – Ястребов все же не удержался от сарказма.

– Нет, это мое личное мнение, – ответил итальянец.

– У-у брат, да у тебя, я вижу, нервишки. Ничего, полтора годика на Марсе среди пяти человек, в общем, это тебе не в казарме с ее марш-бросками.

– È, russo, sempre in dubbio in italiano logic,² – без злости отшпарил Луалазье, – я был в армии, – добавил лингвист, защищая себя.

– Полгода?! Друг.

– Шесть месяцев, – с гордостью утвердил итальянец. – У нас идут в армию, чтобы отдать долг. А не по принуждению…

Луалазье хотел задеть по самолюбию российского пилота, но того трудно было чем уязвить. В рубке снова появился Янсон.

– Господа астронавты, – сказал он.

– Предлагаю что-нибудь перекусить, на камбузе, потом, кто захочет, может отдохнуть. А завтра будет рабочий день. И 6 октября по полудню у нас отчет на Землю о проделанной работе. Я имею в виду телеэфир экипажа с Землей.

Янсон имел мощное телосложение. Нижняя губа его чуть была больше, что по физиогномике представляло натуру упрямую, однако, и любвеобильную. Приплюснутый большой нос Янсона говорил о его добродетели, уши без мочек. Острый взгляд. Все говорило о мудрости. Луалазье полностью противоречил старшему члену экипажа. Они сходились лишь в остроте внутреннего восприятия.

– Это очень важно, – воодушевленно произнес итальянский ученый, – этого никак нельзя пропустить.

У Луалазье после разговора с Ястребовым заметно поднялось настроение. Однако лингвист был скорее скептик, чем острослов, что, впрочем, было очень заметно.

– Представьте, нас увидят миллионы землян тогда, когда мы находимся в миллион миль от родной планеты.

В его словах улавливалась нотка грусти.

– Не переживай, Домин, меня не бывало дома по полтора года, и ничего. Всегда возвращался обратно. Я нес службу даже без отпуска, представляешь, Дон? – сыронизировал Ястребов, хотя у него не было никакого желания шутить. Но итальянец не понимал русского юмора.

– Вот вернешься, женишься, – Ястребов старался приподнять настроение Луалазье, расплываясь в дружелюбной улыбке. Он перевел взгляд. Напротив него за столом сидела Джоанн.

– У меня нет невесты. Questa tenuta, сеньор.

– Что же так?

Ястребов отправил в рот последний кусок сардельки и через трубочку хотел попить остывший кофе.

– Это долгая и, я считаю, неинтересная история, – итальянский астронавт доел котлету и закрыл обеденный контейнер.

Ястребов заметил, он не дотронулся до стаканчика с кофе.

– Все же, что дальше?

Ястребов, как и остальные члены экипажа, закончив трапезу, молча ждал, что скажет Доминик.

Корабль двигался в оперативном режиме. Времени на разговор было теперь предостаточно. Кухонный блок включал стерилизованный воздух, здесь можно было даже затянуть немного ароматизированного дымка.

– У нас много времени, амигос, и если тебя что-то беспокоит, лучше, я думаю, рассказать. Это поможет, я тебя уверяю.

– Но у нас тут нет элементарных для этого вещей, – сказал, притворяясь изумленно Луалазье.

– Чего же? – удивился Ястребов.

– Ну, – задумался итальянец, вспоминая русские посиделки, – кружечки пива, например, – улыбнулся Луалазье.

– Э, брат, ты просто отвлекаешься, – заметил астронавт. – У нас в России это можно и без стакана, просто поговорить по душам.

– По душам? – Луалазье внимательно посмотрел на русского. Он отогнул кусочек трубки и глотнул кофе.

– Вообще-то она очень хорошая девушка, – сказал Дон.

– Не сомневаюсь, – Ястребов заметил, что итальянец идет на контакт, – что дальше?

Россиянин заметил вакуум в разговоре и, чтобы не потерять из виду «пациента», решил, не напирая, продолжить с ним беседу.

Такое состояние изучалось на психологических курсах. Человек за время долгого проведения в открытом космосе мог потерять контроль над собой, и личность превращается во что-то вроде пространства, которое не живет, а проводит существование. Ученые по парапсихологии считают, что в невесомости при малой работе мышц такой процесс происходит при учащении работ фагоанимов, в биоинженерии это называется снижением энергии, вырабатываемой генами. Что приводит к застою этой невидимой невооруженному глазу субстанции энегеники. В быту это хроническая усталость, депрессия.

Луалазье не спешил, он сделал еще несколько глотков уже успевшего остыть в пластмассовом стаканчике кофе.

– А что дальше?! Она вышла замуж, моя вина лишь в том, что я скрывал свои чувства… это моя вина.

– Э-э браток, это ты так думаешь, а вот послушай, а если бы она согласилась быть с тобой?..

Андрей Волон, который все это время молча сидел, доедал свой обед, встал из-за стола, впихнул свой пищевой контейнер в бак для мусора. Вышел из кухни.