Дойдя до станции метро, продавец Козлов обогнул ее и двинулся вдоль длинного ряда домов, которые тускло терялись в позднем вечернем мраке.
Мы с Алешкой шли за ним по очереди. Из рассказов папы мы знали, что именно так оперативники «ведут» подозреваемого. Чтобы он не заметил слежки.
Иногда мы даже переходили на другую сторону улицы. И шли такой цепочкой: я, например, не теряя из вида Козлова, а Алешка – меня. Потом мы менялись. И за все время, хотя продавец иногда осторожно оглядывался, он не заметил одного и того же пацана, подозрительно идущего следом за ним.
Правда, я думаю, озирался он, опасаясь вовсе не пацанов, а девчонки. Вернее, ее собаки с белыми зубами.
Вскоре Козлов свернул во двор большого дома старой постройки – со всякими неказистыми архитектурными излишествами – и вошел в подъезд с высокими дубовыми дверями.
Мы немного погодя шмыгнули за ним и затаились на лестнице, возле почтовых ящиков, среди разбросанных рекламных листков и другого мусора.
Громко запахнулись дверцы лифта, и он, поскрипывая, пошел наверх.
– Считаем! – сказал я Алешке.
– Чего считаем? – не понял он. – Ступеньки?
– Время! – отмахнулся я, считая секунды и прислушиваясь к ходу лифта.
– Двадцать четыре, запомни, – сказал я Алешке, когда услышал, что лифт остановился где-то наверху.
– А зачем? – все еще не догадывался он.
– Этаж узнаем, понял? Где его квартира находится.
– Здорово! – сказал Алешка. – Молодец! – и вызвал лифт.
Мы вошли в кабину и нажали кнопку двенадцатого этажа. Дверцы закрылись, лифт пошел наверх, я начал отсчет…
– Двадцать четыре! – и Лешка нажал кнопку «стоп».
Лифт остановился. На табло над дверью светилась цифра «четыре».
– На четвертом живет, – сказал Алешка. – А дальше что?
– Поехали вниз, а потом опять поднимемся. На четвертый этаж.
Нажали кнопку первого этажа. Но лифт не среагировал. Нажали «двенадцатый» – та же реакция. Вернее – никакой!
Когда я перенажимал все кнопки без всякого результата, Алешка схватил меня за руку и сказал:
– Не старайся, Дим. Надо было сначала вот это прочитать, – и показал на бумажку, приклеенную к стенке кабины скотчем.
На ней было написано:
«Уважаемые жильцы! Убедительная просьба не пользоваться кнопкой «стоп» ввиду ее неисправности». А внизу, буквами поменьше, добавлено, что кнопка вызова диспетчера тоже не работает.
– Влипли, – сказал Алешка. – Ночевать здесь будем, да?
Я еще потыкал всеми пальцами во все кнопки. На всякий случай. И без всякой пользы.
– Родители с ума сойдут, – вздохнул Алешка. – Зато как они завтра нам обрадуются!
Меня такая перспектива не очень устраивала. Ему-то, может, и обрадуются, а на меня, как на старшего, все шишки повалятся.
Ну не ночевать же здесь, в самом деле! Я со зла пнул ногой дверцы, попробовал их раздвинуть.
– У нас шоколад есть, – напомнил Алешка. – С голоду не умрем, – он опустился на корточки и прижался спиной к стенке кабины. – С водой вот плохо, жажда замучает.
– То, что с водой плохо, – сказал я, – это как раз хорошо.
– Ага, – согласился Алешка. – И шоколадку пока есть не будем. Сбережем. Неизвестно, сколько мы тут просидим.
Словно в ответ на его слова, лифт дрогнул и пошел вниз. Наверное, его кто-то вызвал и он сработал, несмотря на неисправную кнопку «стоп».
Едва на первом этаже распахнулись дверцы, мы выскочили из лифта как ошпаренные. И чуть не сбили с ног… Лену с собакой и Саньком.
– Вы откуда? – спросил я.
– Кроссовки мои не потерял? – спросил Алешка.
– А мы за вами пошли, – ответила Лена. – На всякий случай.
Надежная девчонка. Настоящий друг.
– Как же мы вас не заметили?
– А мы по другой стороне улицы шли. И все время менялись.
– Это кто же вас научил? – с подозрением спросил Алешка.
– Жизнь научит, – вздохнул Санек. – А вы этого жулика проследили?
– Этаж установили. А дальше не успели, лифт застрял.
– Поехали, посмотрим, – Санек нажал кнопку вызова, и дверцы лифта коварно разошлись. – Какой этаж?
Нет уж, я в эту ловушку больше не полезу.
– Подождите меня здесь, – сказал я и пошел наверх пешком.
Конечно, я не надеялся, что на двери одной из квартир будет написано крупными буквами: «Здесь живет Козлов В.А. по кличке «Кэн», который присвоил чужую старинную монету стоимостью миллион долларов». Нет, так не бывает, но хотя бы нужно номера квартир на четвертом этаже запомнить, а уж потом разберемся. Методом исключения, как папа говорит.
Но на четвертом этаже меня ждал сюрприз. Как раз такой, на который я и не рассчитывал. Там было четыре квартиры. За красивыми филенчатыми дверями. Под номерами: 13, 14, 15 и 16. И на двери тринадцатой квартиры желтела медная дощечка, окруженная медными листочками. А на ней были четко и красиво выбиты слова: «В.А.Козлов, к.э.н.».
Подозрительная удача.
Спустившись к подъезду, я «доложил по команде» результаты разведки. И сказал:
– Завтра утром этот Козлов куда-то собирается. Наверняка – кому-то показывать вашу «Гречанку». Нужно его незаметно проводить и узнать, к кому он пойдет.
– У нас завтра уроков нет! – поспешил соврать Санек. – Я пойду его провожать.
Мы согласились, потому что у нас-то уроки были.
– Только никакой инициативы не проявляй, понял? Или мы тебя исключим из состава опергруппы. Ты и так уже сегодня чуть все не испортил.
– Я погорячился, – признался Санек. – Хотел этого гада на испуг взять. Больше не буду.
Мы пошли по домам. По дороге разделили шоколадку. На всех пятерых, включая Норда.
А дома мы застали маленький кавардак. Наши родители, которые уже вернулись от своих родителей, что-то искали по всей квартире.
Сначала мы подумали, что нас. Но когда мама стала шарить шваброй под тахтой, а папа, став на стул, заглядывал на верх стенки, то от этой мысли отказались. Тем более что мама, увидев нас, выпрямилась и строго спросила:
– Ну? Куда вы его дели?
– Кого? – немного растерялись мы. Потому что на такой вопрос многое можно ответить. Что мы только не девали!
– Мясо! – сказала мама. – Последний кусок из морозилки! Два килограмма! Я оставила его в раковине размораживаться! Вы что, его съели? Сырым?
Мы переглянулись и сделали совершенно глупые глаза.
А сами подумали: «Эх, Норд! А мы его еще шоколадом угощали!»
Из школы мы с Алешкой возвращались вместе: он меня немного подождал, а я немного раньше смылся.
На лестнице, возле дверей нашей квартиры, уже сидел, дожидаясь нас, Санек. Теребил шнурки Лешкиных кроссовок и пытался дотянуться до них зубами.
– Все ты! – сказал он Алешке вместо «здравствуй». – «Потуже завязывай», «потуже завязывай»… Вот я и затужил. До сих пор развязать не могу.
– А как же ты спал? В кроссовках?
– Ну и что? – искренне удивился Санек. – Я их вечером помыл, перед сном. Прямо вместе с ногами. В стиральном порошке.
Кроссовки и впрямь сияли – они даже новыми такими чистыми не были.
Санек отчаялся справиться со шнурками, махнул на них рукой и, порывшись в карманах, протянул мне клочок бумаги:
– Вот!
– Что «вот»?
– Адрес. Деда одного. Кондратом его зовут.
– А зачем он нам, твой Кондрат?
– Ну вы даете! – возмутился Санек и снова взялся за шнурки. – Это к нему сегодня утром наш Козел бегал.
Тут я совсем растерялся: не было у нас никакого козла.
– Какой еще козел?
– Ну… этот… Козлов по кличке Кэн. И, между прочим, он выскочил от деда как сумасшедший, я сам видел. Глаза, – Санек во всю ширь развел руки, – вот такие! И пасть – до ушей от радости. И еще, между прочим, – этот дед Кондрат, он, оказывается, тоже коллекционер, в монетах здорово разбирается. Мне одна бабка у подъезда рассказала…
Начинается… Дедки, бабки, козлы…
И как эту информацию оценивать? С одной стороны, вроде она положительная. Косвенно подтверждает, что монета у Козлова и что он с помощью деда Кондрата установил ее ценность. А с другой стороны, Козлов начнет искать, кому бы ее сбагрить. Если уже не сбагрил. Тому же деду Кондрату, например. Или своему торговому начальнику Гургену Ашотычу…
– Санек, а куда он от этого деда пошел, не знаешь?
– Куда-куда? В свою палатку, Раиску сменять.
Так… Нужно срочно выходить на знатока монет Кондрата, нельзя терять следы «Гречанки». А как?
Тут распахнулись дверцы лифта, и из него вышли Лена и Норд с галошей в зубах. Он помахал нам хвостом и положил галошу перед Саньком. И посмотрел на него преданно и радостно – ждал благодарности за хорошую работу.
А вот Санек поступил очень странно и надежд Норда не оправдал. Он только сказал ему:
– Молодец, спасибо, – взял галошу, поднялся по лестничному пролету к мусоропроводу, сбросил ее туда и помахал ей вслед.
Норд с таким недоумением и обидой на него глянул, что Санек вынужден был объяснить свой странный поступок:
– А зачем она теперь? Другую-то я еще вчера выбросил. Чтоб дед не расстраивался.
Да, какая-то логика здесь есть. Правда, не очень понятная, подумал я.
Лена с Нордом тоже уселись на ступеньках, и мы рассказали про деда Кондрата.
Лена подумала и спросила:
– Он один живет, без родственников?
– Один, – кивнул Санек, вновь пытаясь впиться зубами в шнурок. – Пенсионер в отставке.
– Это как так? – удивилась Лена. – Без пенсии, что ли?
– Да нет, он полковник в отставке. Военный пенсионер.
А неплохо, надо сказать, Санек задачу выполнил.
Лена встала – Норд, конечно, тут же вскочил.
– Я с ним познакомлюсь, – решительно и уверенно сказала она. – Думаю, у меня получится – одинокие люди очень отзывчивы на внимание.
Тут Лешка что-то неразборчиво пробормотал, и на его лице я увидел явное неодобрение. Похоже, он хотел сказать, что не совсем это здорово: проявить к старому человеку внимание только для того, чтобы что-то у него выведать. Мне это тоже не очень понравилось. А что делать? Ленкиного деда надо ведь выручать.
А Лена и Норд уже спускались по лестнице – Лена легко и беззвучно, а Норд, будто нарочно, цокая когтями по ступеням.
– А как твой дедушка? – я перевесился через перила.
Лена остановилась, подняла голову:
– В порядке. Копилку потряс и успокоился. Я в нее всяких мелких железяк напихала.
И они ушли. Знакомиться с дедом Кондратом.
– Лех, – поднял голову от кроссовки Санек, – принеси вилку, а? Я вилкой попробую узел подковырнуть.
– Да пошли к нам, – сказал я. – Там подковырнешь.
Мы дали Саньку вилку, он уселся в прихожей на пол, согнулся крючком.
– Кроссовку-то сними, – посоветовал я, – удобнее будет.
– Да, сними, – буркнул Санек. – А если я и вилкой узел не развяжу – опять на одной ноге прыгать?
И мы занялись каждый своим делом. Алешка уселся списывать домашнее задание у своего друга-отличника, я, тяжко вздохнув, снова взялся за магнитофон, а Санек пыхтел в прихожей над кроссовкой.
…А тем временем по улице бодрым строевым шагом шел из магазина крепкий еще старичок в поношенном военном мундире с сияющими на солнце пуговицами. В руке – сумка с продуктами.
Старичка обогнала девочка с собакой.
– Давайте, дедушка, мы вам поможем, – вежливо предложила девочка старичку и, не дожидаясь ответа, взяла его сумку и передала собаке.
Собака, подхватив сумку в зубы и высоко и гордо задрав голову и хвост, важно пошла впереди. А старичок и девочка – за ней, рядом.
– Умная собака, – похвалил старичок Норда.
– Очень! Они все умные, – подхватила Лена. – И очень добрые. Добрее, чем люди. И честнее намного.
– Это уж точно, – как-то задумчиво, с горечью в голосе произнес старичок. – Собака никогда обманывать не станет. А вот люди…
Лена при этих словах чуть смутилась и немного покраснела.
Они перешли улицу, миновали небольшой сквер и вошли во двор высокого дома-башни.
– Вот и пришли, – сказал старичок. – Спасибо вам за помощь. Меня зовут Кондрат Тимофеевич. Дед Кондрат – старый солдат, – он весело рассмеялся и сразу помолодел. – А вас, друзья, как зовут?
– Меня – Лена, а его – Норд.
Норд опустил сумку возле двери подъезда, сел, протянул старичку лапу и откровенно облизнулся.
– Вас понял, – улыбнулся старый солдат. – Перехожу на прием. Приглашаю вас на чашку чая. И собачке что-нибудь найдется, добрые поступки надо поощрять.
– Спасибо… Не знаю… – Лена сделала вид, будто сомневается. – Родители и учителя нам всегда говорят, что нельзя заходить к незнакомым людям.
– И правильно говорят! – Кондрат Тимофеевич взял сумку. – Да мы-то ведь теперь знакомые! Шагом марш!
И через пять минут новые знакомые дружно пили чай и грызли косточку.
Лена даже на какое-то время почему-то забыла, зачем она познакомилась с «пенсионером в отставке»: так ей стало интересно.
Однокомнатная квартирка была похожа на маленький и уютный семейный музей. Над письменным столом висела старая-престарая фотография мальчика в солдатской шапке-ушанке, с большим автоматом на груди и с большим кинжалом на поясе…
– Это я, – похвалился дед Кондрат. – Во время Великой Отечественной войны. Я был сыном полка, разведчиком.
По обе стороны фотографии висели старинная шпага и старая шашка в черных кожаных ножнах с медными колечками…
– Эту шпагу, – опять похвалился дед Кондрат, – отбил в 1812 году один мой предок у французского офицера на Бородинском поле. А с этой шашкой мой дед воевал с немцами в 1914 году.
У окна стояла длинная подставка, вроде турника, и на ней висели красивые, позеленевшие от времени колокола. Не очень большие, конечно, но самые настоящие. На них даже были видны старые славянские буквы…
– Это моя коллекция, – в третий раз, с особой гордостью, похвалился дед Кондрат. – Небольшая, конечно, но мною очень любимая. Вот этому колоколу, – Кондрат Тимофеевич легонько тронул ладонью самый большой из них, и тот послушно отозвался тихим, ровным и долгим гулом, – «Сысой» ему прозвание – больше тысячи лет. По преданию, висел он на колокольне в небольшой деревушке южнее города Рязани и предупреждал своим звоном о нашествии татар. Чтобы жители успели приготовиться к бою.
О проекте
О подписке