– Ладно. Считай, договорились. – Ботаник бросил взгляд на наручные часы. – У меня, вообще-то, комната на Васильевском острове. В Гавани. Но тренироваться я выезжаю за город. Есть одно уютное местечко… Завтра в университете короткий день, все лекции закончатся уже в двенадцать тридцать. В три часа жду тебя на Московском вокзале. У второго перрона. Не забудь книги и сменную одежду. После тренировки в баньку мою сходим, отхлещу тебя веником. Ч-черт, заинтриговал ты меня, честное слово. Мне уже не терпится посмотреть, чему ты научился в гордом одиночестве. Ха-ха!..

Профессор снова дружески хлопнул парня по спине, решительно встал со скамейки, поднял свой потертый портфельчик.

– Я буду, обязательно. – Слава тоже поднялся. Он с искренней благодарностью смотрел на Ботаника, и его глаза светились счастьем. – Спасибо, Леонид Иванович!!!

– Только уговор, – подняв указательный палец, вполголоса сказал профессор и, словно между прочим, снова цепко осмотрелся. – Будет лучше, если про нашу сегодняшнюю и завтрашнюю встречи не будет знать ни одна живая душа. Даже твоя мама. Иначе у нас обоих могут возникнуть очень серьезные проблемы. Ты меня хорошо понимаешь?

– Да, Леонид Иванович, – кивнул Слава. – Не волнуйтесь. Я знаю, сколько стоит сегодня неосторожное слово, и умею держать язык за зубами.

– Тебе– верю. Иначе бы меня здесь не было. Ну, что? Тогда – до завтра. – Сомов протянул Корсаку ладонь. – Как говорится: вам – налево, а мне – направо. Пока…

Ярослав до сих пор помнил это самое первое рукопожатие своего будущего сэнсэя – жесткое, сухое, невероятно сильное, без капли высокомерного снисхождения к менее опытному. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что уже в тот памятный октябрьский день их встречи с Сомовым ладонь семнадцатилетнего первокурсника Славы Корсака отнюдь не напоминала хилую цыплячью лапку. Напротив – сжатая в кулак, она с кажущейся легкостью ломала два поставленных друг на друга кирпича. Что и было продемонстрировано изумленно приподнявшему брови профессору сутки спустя…

Встретившись на следующий день в оговоренное время на Московском вокзале, Слава и Леонид Иванович сели в пригородный поезд и доехали на нем почти до самой крохотной деревушки Метелица, расположенной в получасе езды от Ленинграда. Большую часть домов здесь составляли пустующие после закрытия сезона летние дачи. Несмотря на относительную близость большого города, в будни, к тому же слякотной поздней осенью, здесь было совсем немноголюдно. Если не сказать – пусто. За те примерно полчаса, которые студент и профессор, стараясь не ступать в лужи, не спеша шли от станции до деревни, на глаза им попались лишь два бредущих по раскисшей дороге к станции сильно подвыпивших мужика, рядом с которыми семенила ножками маленькая бледная девочка со сломанной куклой в руке…

Когда петляющая дорога пошла под горку и у подножия холма показалась речушка, Сомов кивнул на приземистый, выкрашенный в синий цвет маленький одноэтажный домик по левой стороне от утопающей в липкой грязи узкой проселочной дороги:

– Ну, вот мы и на месте!

Входная дверь дома, к удивлению Корсака, оказалсь заперта на «бумажный» замок, который можно было открыть первым подобранным с земли ржавым гвоздем. Да и внутри загородное жилище Леонида Ивановича оказалось более чем спартанским – кухня, одна комната с печкой и двумя окнами, минимум мебели, радио на стене. Но что больше всего поразило Славу – это книги. Их в доме Сомова было, наверное, несколько тысяч. Они лежали и стояли повсюду– на высоком, до потолка, сосновом стеллаже у стены, на каждом из подоконников, на обеденном столе и даже на полу, связанные в аккуратные стопки.

– Вы много читаете, – оглядевшись, почтительно заметил Корсак.

– Что верно, то верно, – согласился Сомов. – Люблю я это дело. В смысле знаний и новой информации. Шопенгауэр однажды сказал: «Человеческий мозг, так же как и физическое тело, постоянно нуждается в тренировке, в новых знаниях. Без них он деградирует. Это похоже на подъем по ледяной горке – если ты изо всех сил не карабкаешься вверх, то обязательно съезжаешь вниз». И я думаю, что этот умный немец был абсолютно прав!

– Хорошее сравнение с горкой, – улыбнулся Слава. – Вообще-то оно запросто подойдет не только к развитию умственных способностей. Например, к занятиям спортом. Так вообще можно сказать почти обо всем – или ты прогрессируешь, или неизбежно деградируешь, – пожал плечами Корсак.

– Логично. – Леонид Иванович слегка подтолкнул юного гостя к двери в сени. – Пойдем, покажу тебе свой личный спортзал. Ты первый из гостей, кто переступит его порог, – сообщил с полуулыбкой Сомов. И добавил чуть тише, словно самому себе: – У меня здесь вообще редко бывают гости. Можно даже сказать, что их нет совсем…

– Лучше будь один, чем вместе с кем попало? – обернувшись к Леониду Ивановичу, спросил Ярослав, озвучив расхожее высказывание кого-то из великих философов древности.

И тут же пожалел об этом. Какое он, сопливый семнадцатилетний студент, имеет право обсуждать личную жизнь профессора? А ведь вырвалось же. Трепло!

Однако Сомов, казалось, воспринял реплику парня вполне нормально:

– Именно так. Уж лучше одному. Сарай слева от бани видишь? Нам туда. – Профессор пошарил рукой под крышей крыльца и вытащил длинный черный ключ.

В отличие от дома сарай имел крепкую, обитую железным листом дверь с мощными петлями, закрытую на тяжелый амбарный замок. Неказистое снаружи, кажущееся ветхим и убогим, местами даже поросшее мхом деревянное строение, живущее двойной жизнью, так же как и его хозяин, внутри являло собой полную противоположность своему внешнему облику– это был самый настоящий маленький спортзал. С застеленным гладко оструганными досками ровным полом, перекладиной для гимнастических упраженией, подвешенным к потолку на крюке толстым карабельным канатом, двумя различными по весу брезентовыми мешками с песком для отработки ударов и даже похожим на многорукое пугало обмотанным тряпками замысловатым манекеном, служащим для той же самой цели. С потолка свисала электрическая лампочка. В дальнем углу Слава заметил приставленную к крюку в стене широкую наклонную доску с брезентовой петлей в верхней части, для тренировки мышц брюшного пресса, гири, пару гантелей, обернутую суконным армейским одеялом скамью и даже самодельную штангу с набором дисков.

– Ну, как тебе моя берлога? – спросил Сомов, не без удовольствия наблюдая произведенный на мальчишку эффект.

– Нет слов, – кивнул Корсак. Глаза его жадно и азартно блестели. Особенно когда он смотрел на манекен. – О таком тренировочном оборудовании может мечтать любой боец.

– Хм… Тогда переодевайтесь, юноша! – предложил профессор, кивая на вбитые в стенку два толстых гвоздя. – И можете пока размяться. А я баню затоплю. Как раз согреется…

Сомов вернулся минут через десять, уже в футболке и трико, весь пропахший дымом. Убедившись, что сверкающий выступившим на лице потом мальчишка достаточно разогрелся для активных телодвижений, Ботаник сбросил ботинки и предложил провести мягкий, ознакомительный, условно-контактный поединок. Для Славы Корсака настал момент истины. Он впервые получил возможность попробовать свои силы с настоящим соперником.

Леониду Ивановичу хватило полминуты, чтобы оценить уровень подготовки Славы, спустя полгода встреч на уроках немецкого языка добровольно открывшегося ему с совершенно неожиданной стороны. Несмотря на огромнейшее количество грубейших технических ошибок, вызванных «кустарным» характером прошлых тренировок и отсутствием партнера, потенциал Корсака, как самоучки, оказался гораздо выше, чем мог себе представить профессор еще пять минут назад. Казалось просто невероятным, что таких успехов в овладении приемами можно достигнуть в одиночку, без наставника, на старых китайских книгах великого учителя Лао Дзы и истовом юношеском энтузиазме. Таком, какой бывает лишь в ранней безусой юности…

В очередной раз отразив удар и проведя молниеносный захват соперника, Сомов мягко опрокинул Корсака на пол, отступил на шаг и махнул крест-накрест рукой.

– Довольно. Ты – молодец. Честно говоря, я ожидал худшего. Но ты меня удивил. Что-нибудь еще умеешь?

– Кирпичи ломать, – поднявшись с пола, скромно пожал плечами Корсак.

– И сколько?! – приподнял брови Ботаник. Сюрпризы следовали как из рога изобилия.

– Один. Иногда два. Как получится.

– Интересно, – хмыкнул Сомов. Вышел из сарая. Вернулся, неся с собой мокрую от дождя, широкую и толстую доску. Бросил ее на пол, снова вышел и принес два кирпича. – Давай!..

Деревяшку, удерживаемую Леонидом Ивановичем перед грудью в вытянутых руках, Слава легко переломил надвое ударом ноги с разворотом. С кирпичами же пришлось повозиться чуть дольше – они поддались лишь по одному. К тому же от волнения и, как следствие, недостаточной концентрации удар не получился правильно, и теперь у Славы сильно болела рука. Видя, что парень легко травмирован и сильно расстроен такой «неудачей», и без того удивленный Сомов не выдержал, подошел, по-отцовски, с широкой улыбкой, потрепал Славу по голове и сказал:

– Все здорово! Отлично. Ты просто прирожденный ниндзя.

– Кто я? – В глазах Корсака сразу мелькнул неподдельный интерес.

– Японский профессиональный убийца-невидимка, – ответил Сомов. – Элита. Лучше них нет никого. Они сильны, как боги, и неуловимы, как ветер. – Профессор сдернул с гвоздя застиранное полотенце и протянул мальчишке. – Будет время, я расскажу тебе о ниндзя подробней. Мой учитель был в свое время воспитанником ушедшего на покой ниндзя. Лучшего на Окинаве. Сейчас оботрись слегка, и милости прошу в баньку. Там уже жарко, как в пекле. И веники березовые в тазу отмокли.

– А вы были в пекле? – с улыбкой спросил Корсак.

– Я много где был, парень… Слишком много для одного…

– Я еще никогда в жизни не был в русской бане, – признался Слава. – У нас дома ванная. А родственников и друзей в деревне нет вообще.

– О-о, даже так?! – весело встрепенулся Сомов. – Ну, в таком случае сейчас, юноша, вас ждет одно из самых ярких приключений тела и духа. Вперед!

Обратно в Ленинград, опьяневший от обилия впечатлений, смертельно уставший, но необычайно счастливый, Слава уехал на самом последнем идущем в сторону Северной Пальмиры рейсовом автобусе, к остановке которого его проводил Сомов. Транспорт уже не ходил, и до дома, где как пить дать ждала, не смыкая глаз, мама, предстояло идти пешком через весь центр города.

В том, что Анастасия Михайловна не ложилась, ожидая возвращения сына, Слава не сомневался– слишком хорошо знал мамин характер. Впрочем, допоздна он задерживался крайне редко и, как правило, всегда предупреждал. Но сегодня, отправляясь на встречу с Ботаником и помня о данном профессору обещании хранить их встречи в тайне, Слава не оставил матери записку и не предупредил, что задержится. Значит, придется скрепя сердце лгать, сочинив более-менее убедительную версию причины своего столь позднего возвращения домой. Однако, как назло, в занятую совершенно другими мыслями голову ничего путного не лезло. Разве что… сказать маме, что он начал встречаться с девушкой? А что? Пожалуй, это подойдет. Как-никак уже восемнадцатый год…

Срезая путь и сворачивая с пустынной улицы в мрачную арку проходного двора, Слава не сразу заметил отделившиеся от стены и заслонившие ему проход два темных силуэта. Две тени. И только голос – грубый, хриплый, надменный – заставил его вынырнуть из своего внутреннего мира в мир реальный и остановиться:

– Эй, фраерок. Куда это ты так торопишься? Тормозни-ка. Закурить есть?

В полумраке проходного двора разглядеть лица заступивших дорогу людей было совершенно невозможно. Но угадать, что последует вслед за ответом «не курю», можно было безошибочно. Слишком типичная ситуация. Ночь. Проходной двор. Одинокий прохожий и двое угрюмых подонков, от которых за километр разит дешевым вином.

Сзади что-то зашевелилось. Слава оглянулся. Еще одна тень – третья – отлипла от дверной ниши за его спиной, отрезая будущей жертве путь к отступлению. Что ж, понятно. Если рвануть назад и попытаться убежать – придется гасить одного. Если рвануть вперед – двух. Если остаться на месте – тогда трех.

– Не курю, – буркнул Слава, как ни в чем не бывало шагнув вперед и делая вид, что намеревается быстро прошмыгнуть вдоль обшарпанной стены арки во двор.

Как и следовало ожидать, эти уроды сразу двинулись наперерез.

– А ну стоять!!! Нет сигарет – давай кошелек!!! И часы!!! – жестко потребовал все тот же голос. – Иначе хана тебе, фраерок, живым отсюда не выйдешь.

– Выворачивай карманы! – поддержал второй, сверкнув в полумраке железной фиксой. – Что в сумке?!

– Спортивная одежда, – спокойно сказал Слава. – Потная и вонючая. Майка, брюки, носки. Хочешь понюхать?

– Че… чего?! – Недоносок, ожидавший совершенно другой реакции, явно не сразу сообразил, что именно ему предлагают. А когда, спустя долгие две секунды, до его гладкого куриного мозга наконец-то дошло, что взятый на гоп-стоп плюгавый фраерок откровенно издевается, грабитель буквально взревел от ярости – Да я же тебя, с-сука!.. Бей его, пацаны!

Больше он ничего не сказал. Просто не успел. Короткий прямой в челюсть заставил подошвы битюга, бодро ринувшегося в драку, на миг оторваться от щербатого асфальта. Он пролетел добрых два метра, прежде чем мешковато рухнул навзничь, дрыгнул ногами и затих. Вслед за первым последовал другой удар, на сей раз уже ногой, в боковую часть бедра второго грабителя. Громко хрюкнув, подельник сломанной куклой повалился на бок, рыча от дикой боли. Стоявший позади Корсака третий грабитель не мог от страха сделать ни шага. Так и застыл на месте, громко и судорожно икая. Слава обернулся, потер о раскрытую ладонь левой руки пылающую, травмированную во время «показательных выступлений» у Сомова кисть правой и решительно шагнул навстречу. Отпускать этого подонка так просто он не собирался. В уличных драках великодушие победителя категорически недопустимо. Потому как всякая тварь, гниль рода человеческого, понимает лишь метод грубой силы. Корсак слишком хорошо знал: окажись на его месте неспособный постоять за себя типичный обыватель – и молить о пощаде жаждущих почесать кулаки подонков, даже в обмен на добровольно отданные ценности, было бы бессмысленно. Не видать бедолаге сострадания, как своих ушей. Вкупе с выбитыми зубами, отнятыми деньгами и снятыми с руки часами.

Видимо, Слава был слишком уверен в своем превосходстве, слишком рано расслабился, посчитав, что угроза миновала и разобраться с безвольно застывшим парализованным хулиганом не сложнее, чем чихнуть. Иначе ни за что бы не утратил бдительность и не позволил внезапно рванувшемуся в сторону подонку сунуть руку в карман, достать «выкидуху», выщелкнуть лезвие и явно набитым долгими тренировками резким и точным броском метнуть нож ему в живот. Лишь в самый последний миг Корсак успел сделать резкое движение корпусом, так что острое, как бритва, лезвие распороло пальто и застряло в нем, в каких-то паре сантиметров от печени, лишь слегка порезав поясницу. Это стало последней каплей, которая переполнила чашу его злобы. Он без труда настиг попытавшегося выбежать из арки подонка, ударом в коленный сгиб сбил его с ног, нагнулся, рывком перевернул на спину, надавил коленом на грудь, выдернул торчавший в боку, успевший напиться крови нож и приставил алое лезвие к горлу своего несостоявшегося убийцы. Прошипел сквозь плотно сжатые челюсти:

– Молись, тварь. Если умеешь…

– Не убивай! Не надо! У меня дома жена и маленький ребенок! – заверещал грабитель. – Прости, прости, брат! – И позорно разрыдался, пустив сопли. А вдобавок намочил штаны.

Упоминание о ребенке, семье и едкий запах растекшейся мочи подействовали на готового совершить непоправимое Славу как холодный душ. Он на мгновение прикрыл веки, поднял их вновь, смерил ненавидящим взглядом искаженную гримасой ужаса испитую, опухшую физиономию мужика лет двадцати пяти и медленно отвел руку с ножом от его кадыка, конвульсивно дергающегося под колючей кожей. И тут же резким движением наискосок, слева направо, рассек подонку лицо, навсегда оставив неизгладимую метку в память о сегодняшней ночи. После чего нарочито тщательно обтер лезвие о драную телогрейку урода, уперся острием в асфальт, загнал его обратно в рукоятку до щелчка и машинально сунул нож в карман своего пальто. Обернулся, наблюдая, как один из очухавшихся подельников прижатого к асфальту меченого – тот, которому от души прилетело в бедро, – пытается встать, ругаясь, охая и придерживаясь за стену. Третий грабитель по-прежнему лежал поодаль без движения, в глубоком нокауте.

– Черт с тобой, живи, – глухо сказал Корсак, убирая колено с груди подонка и поднимаясь на ноги. Раненый бок горел так, словно его ошпарило кипятком. – Скажи спасибо своему ребенку. И жене. Тля навозная…

Слава поднял сброшенную на асфальт сумку, закинул ее на плечо и, чуть прихрамывая от полыхающей в боку боли, направился в глубь длинного проходного двора-колодца.

Мама, конечно, до сих пор не спала – ждала его возвращения домой. Когда Слава вошел в квартиру, часы на комоде в гостиной показывали уже без четверти два. Едва переступив порог и встретившись взглядом с выбежавшей навстречу встревоженной мамой, он вдруг почувствовал сильное головокружение, присел на табуретку и – тут же потерял сознание…

Когда очнулся, обнаружил себя лежащим на кровати. В окно комнаты ярко светило солнце. Рядом с постелью сидели двое – мама и молодой, чуть старше Славы, милиционер в форме. Лейтенант. Заметив, что сын пришел в сознание, бледная, явно не сомкнувшая все это время глаз мама неожиданно всхлипнула, прижала к лицу скомканный в ладони платок и – улыбнулась:

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Нормально. Не волнуйся, мам. – Слава попытался улыбнуться в ответ. – Долго я тут валяюсь?

– Восемь часов. Когда ты упал в обморок, я вызвала неотложку. Доктор обработал и зашил твою рану. Говорит, что порез неопасный, в больницу тебе не обязательно. Но ты потерял очень много крови, так что придется какое-то время полежать дома. – Анастасия Михайловна посморела на лейтенанта. – С тобой хотел поговорить товарищ из милиции.

– Здравствуй, Слава, – хмуро кивнул мужчина. – Я должен снять с тебя показания для протокола.

– Надеюсь, товарищ лейтенант разрешит мне присутствовать? – в своей обычной, не терпящей возражений манере уточнила Анастасия Михайловна.

– Это не запрещено, – разрешил милиционер. Раскрыв лежащую на коленях папку, лейтенант достал чистый бланк, ручку и принялся задавать вопросы по анкете. Записав все данные Славы, перешел непосредственно к ночному нападению:

– Расскажи подробно, кто, где и при каких обстоятельствах нанес тебе ножевую рану? Имена, приметы? Важна любая деталь.