Ехать по новой железнодорожной ветке до города Хида, неподалёку от которого в шахте Камиока располагался «Супер-Камиоканде», предстояло чуть меньше часа. Зои сама поражалась собственной доверчивости, но всем своим естеством ощущала, что поступала правильно. Другая возможность экспериментально подтвердить, опровергнуть или же пересмотреть их общую с Луи теорию мироустройства могла подвернуться нескоро. Если это вообще не единственный шанс, учитывая аномальные условия для экспериментов.

Большая часть заслуг в теории, правда, принадлежала Луи, но и в одиночку Зои значительно продвинулась. А началось всё, как и в её научно-популярном произведении, действительно с серии экспериментов по измерению массы бозона Хиггса. С самого обнаружения «Частицы Бога» и до недавнего по меркам науки времени её масса считалась неизменной – 125 гигаэлектронвольт. Число само по себе поразительно и наделало немало шума в своё время.

Заяц был зарыт³⁶ в массе частицы. Всё указывало на то, что, измерив массу Хиггса, учёные выяснят, живём ли мы в Суперсимметрии или же в Мультивселенной. Первое подтвердилось бы, окажись масса равной 115 ГэВ. Второе – в случае массы частицы в 140 гигаэлектронвольт. Однако квантовый мир подкинул очередную головоломку и показал 125 ГэВ. Как говорится, никто не выходил из гостиницы³⁷.

Уже после модернизации коллайдера команда, в которой работал Луи, провела серию новых экспериментов на повышенных мощностях. Им удалось зафиксировать нечто ещё более странное. Бозон Хиггса не обладал стабильной массой. Вне зависимости от условий эксперимента, он мог показать и 115, и 125 и 140 ГэВ. Единственное, что отличало зафиксированную массу, как думали изначально, было типом детектора, но в какой-то момент и этот логичный порядок начал давать сбой, ведь устройства, которые ранее указывали на 125, стали показывать 140 гигаэлектронвольт. Начался хаос, объяснить который никто не мог. Никто, кроме Луи.

Вместо того, чтобы фокусироваться на настройках ускорителя с детекторами и искать источники возможного технического влияния на чистоту эксперимента, он взглянул на своих коллег. Его вывод оказался слишком безумным для бездоказательного обнародования, и по этой причине длительное время о нём никто не знал.

По наблюдениям Луи, масса бозона Хиггса зависела от того, какой теории мироустройства придерживалось большинство участвующих в эксперименте. Если в общей массе инженеров и физиков, непосредственно управлявших процессами и анализирующими результаты, было больше сторонников того, что мы живём в Суперсимметрии, то бозон весил 115 ГэВ. Когда состав экспериментаторов менялся, и в нём начинали преобладать сторонники Мультивселенной, частица внезапно набирала в весе до 140 гигаэлектронвольт. 125 же Хиггс демонстрировал в случае паритета мнений.

Что же это означало? То, что на бозон Хиггса, а следовательно, и на поле Хиггса, влиял наблюдатель. Мир мог быть одновременно как Суперсимметрмей, так и Мультивселенной словно по заказу. А это уже ставило под сомнение и ряд других устоявшихся выводов в квантовой физике. Да впрочем, и саму физику в привычном всем виде.

Сбросив скорость, состав замедлился и поскользил к платформе. Оторвавшись от воспоминаний, Зои прильнула к окну, увидев противоположную многолюдному Токио картину. Городишко был небольшой, ленивый, по сравнению с мегаполисом, и в свете вечерних фонарей какой-то ненастоящий, точно с открытки. Близилось уже к одиннадцати вечера, и людей на станции оказалось немного.

Селис жадно изучала непривычную её взгляду картину и неосознанно поглаживала тактильный браслет. В голове снова встрепенулись и начали акулами наматывать круги прежние мысли, жаждущие ответов. Главная из них, кажется, была обречена остаться ни с чем – никто не мог ответить, насколько независимы в своих существовании и знаниях были люди. Раз уж все человеческие чувства и мысли завязаны на плавающих в поле Хиггса бозонах и липтонах, а сам Хиггс обратно зависим от того, что мы чувствуем и думаем, то вывод становился очевиден: сознание и Вселенная едины. Вся соль была только в том, чьё именно это сознание?

– Не хочу отвлекать вас от размышлений, – наклонился к ней Каору, – но боюсь мы не можем себе позволить терять время.

По опустевшему вагону в их сторону уже двигался проводник. Яманаси заговорил с ним по-японски. Зои размяла затёкшую шею и двинулась к выходу. Навстречу ударил поток прохлады остывающего города.

Новая машина уже ждала возле станции. Селис могла бы поклясться, что перед ней всё тот же юный водитель и то же шоколадное авто, что были в Токио, но понимала: быстрее поезда добраться досюда невозможно.

– Как вы объясняете такой интенсивный поток нейтрино? – спросила она у Каору, когда он сел рядом.

– Мне нравится ваша гипотеза о влиянии наблюдателя, – опять уклонился от прямого ответа учёный. – Однако могу вам гарантировать, что подобную картину сейчас регистрируют и на нейтринных телескопах другого типа в других странах и с другими научными подходами.

– Что вы имеете в виду?

– Вы что-нибудь слышали о российском галлий-германиевом нейтринном телескопе? – спросил он. – «ГГНТ» входит в состав Баксанской нейтринной обсерватории внутри Кавказских гор.

– Они тоже фиксируют вспышки? – предположила Зои.

– На «ГГНТ» нет фотоумножителей, – пояснил Яманаси. – Если изъясняться простыми словами, наши коллеги из РАН в качестве детектора используют пятьдесят тонн жидкого галлия, который, улавливая солнечные нейтрино, преобразуется в ядра германия и электроны. Обычно в течение месяца нейтрино создают в этих пятидесяти тоннах галлия около тридцати атомов германия. Отыскать их там конечно непросто, но частота реакции вам, полагаю, ясна и не требует пояснений…

– Подождите, мне сейчас сорвёт пломбу³⁸, – остановила его Зои. – Только не говорите, что галлий…

– Весь стал германием, – кивнул Каору и даже щёлкнул пальцами. – Вот так. Пятьдесят тонн галлия мгновенно превратились в германий.

– То есть по-вашему, мы имеем дело с проявлением параллельной Вселенной? – уточнила Селис. – Почему же вы не думаете, что… А, я поняла, это стало происходить само по себе до начала наших наблюдений…

– Верно, – подтвердил Яманаси. – И у нас тут на Земле явно отсутствует наблюдатель необходимого для таких событий масштаба. Ну или, если хотите, нет достаточно количества наблюдателей с единым мироощущением. Как бы то ни было, вашей теории это противоречит только лишь в исключительности роли наблюдателя. По существу же мы стали свидетелями одномоментных проявлений и Суперсимметрии, и Гипервселенной³⁹.

Автомобиль миновал перекрытый ремонтной бригадой прямой асфальтовый въезд в шахту Камиока, остановившись чуть в стороне у начала грунтовой дороги. В бесформенных от запылённых фар пятнах света виднелась тянущаяся к подножью горы аллея клоками покрасневших осенних зубчатых дубов. Дальше требовалось идти пешком. Двигатель смолк. Водитель приоткрыл Зои дверь.

В свете Луны, покрытой чешуйчатым панцирем солнечных батарей, ветер шумел в пёстрых кронах, сбивая с них редкую листву. А высоко-высоко над деревьями развернулся пульсирующий рукав Млечного пути. Городской световой шум больше не скрывал его. Зои вдохнула полной грудью, точно пытаясь втянуть аромат далёких звёзд, и вдруг поймала себя на мысли, что даже не помнила, когда в последний раз ими любовалась. В суете между научными конференциями по мировым мегаполисам она не могла выкроить и минутку, чтобы просто замереть и оглянуться. Какое-то неприятно подтачивающее внутренне чувство подсказывало Селис, что следовало вдоволь насладиться моментом, каких больше уже никогда на Земле для неё не повторится.

Комки высохшего гравия с хрустом лопались под подошвами Каору и заставляли Зои то и дело спотыкаться на подламывающихся ногах. Туфли с высоким каблуком, показавшиеся ей хорошим выбором для более эффектной осанки на презентации, оказались худшим вариантом для посещения нейтринного телескопа. Яманаси придержал её за локоть, и та сбросила обувь, зашлёпав дальше по уплотнённой почве босыми ногами. Дорога казалась по-зимнему ледяной, а комочки грунта впивались в кожу, но Селис уже не думала о дискомфорте – всё её сознание было устремлено туда, к «Супер-Камиоканде».

Детектор «Супер-К» представлял собой скрытый в горной шахте на глубине в один километр цилиндрический резервуар из нержавеющей стали почти сорок один с половиной метр в высоту и чуть больше тридцати девяти метров в диаметре. Внутренние поверхности цилиндра сплошь покрывали сферические стеклянные фотоэлектрические умножители, способные улавливать черенковское излучение⁴⁰. Весь объем обычно полностью заполняла специально очищенная вода, однако сейчас телескоп был почти пуст – лишь немного жидкости оставили на дне, чтобы можно было по ней проплыть внутрь на резиновой платформе, не повредив нижние детекторы.

Если кому-то счастливилось бывать здесь раньше, он наблюдал изнутри сверкающий золотыми сферами умножителей вертикальный тоннель, однако перед сидящей в надувном плоту Селис, которой выдали тёмные очки для защиты глаз, предстало совершенно иное зрелище. Фотоумножители со сцинтилляционной⁴¹ жидкостью внутри, при попадании в которые даже одного кванта света генерировались импульсы, теперь словно не регистрировали сияние, а излучали его – светились изумрудными лампочками даже без очищенной воды вокруг. Было невозможно представить интенсивность потока нейтрино, который бы заставил умножители срабатывать таким образом.

Пронзающий планету поток нейтрино всегда был колоссален – ежесекундно через каждые два с половиной сантиметра поверхности человеческого тела бесследно проникало около ста миллиардов нейтрино. Проходя же через жидкость в резервуаре «Супер-К», эти частицы оставляли след из мюонов, которые в свою очередь регистрировались умножителями. Однако сейчас Землю пронзало что-то другое, одновременно и тождественное привычным нейтрино, и противоположное им.

Свет лился ровным потоком, но при этом в нём узнавался скрытый ритм. Заметить его визуально было невозможно – только почувствовать кожей. И Зои ощущала его как что-то хорошо знакомое. Импульсы совпадали с теми, которые пару часов назад воспроизводил её браслет.

Селис повернулась к сидящему рядом Яманаси. На его лице были такие же, как у неё, плотно прилегающие к лицу тёмные очки на резинках.

– Вы тоже это чувствуете? – спросила она.

Эхо дважды облетело цилиндр нейтринного телескопа.

Каору кивнул и ударами указательного пальца по воздуху воспроизвёл ритм излучения: З – О – И.

– Это ведь не нейтрино? – уже шёпотом высказала она свою догадку.

Прозвучало всё равно достаточно громко.

– Антинейтрино.