Герберт, по-прежнему сжимая окровавленный нож, бросился вслед за Джейсоном, толкнул дверь, но что-то заставило его остановиться, не позволяя сдвинуться с места. Он обернулся и увидел, как на кухне забилось в судорогах безжизненное тело Дженнифер.
– Самое время подниматься, – хмыкнул Герберт, – он ушёл.
Дверь медленно затворилась.
Дженнифер распахнула бесцветные глаза, воспарила над полом и опустилась на ноги. Она подошла к обеденному столу, взяла висящее на спинке стула белое кухонное полотенце и медленно начала промокать всё ещё кровоточащую рану на шее, глядя через окно в спину убегающему Джейсону.
– Потрудись объяснить, что ты только что сделал. – Эклс вернулся вглубь комнаты, свернул побагровевшее полотенце и положил на столешницу. – Убил Дженнифер и даже не дал её координатору ей ничего объяснить. Это не вопрос морали или моей жалости. Это план. Человек не может уйти из жизни просто так, по твоей прихоти. И где она, по-твоему, сейчас? В каком из миров? Чьё место заняла? Глобальный план какого слоя нарушила своим появлением? Ты видишь это? Можешь исправить? Нет. Ты подчинил себе чужого подопечного. Вправе ли ты это делать? Снова нет. Тогда какого рожна ты себе позволяешь?
– Теперь видишь, насколько истовые координаторы бесхребетны? За прошедшие в этом цикле пятнадцать лет без привычного глобального плана они не предприняли ничего, пустили всё на самотёк. У них даже не хватило ума остановить меня, ведь на то не было твоих указаний. – Стивен одёрнул свой кремовый пиджак и подтянул галстук, а затем двумя пальцами аккуратно достал из нагрудного кармана алый платок, в который завернул нож и положил во внутренний карман. – Вся твоя система заботы о человечестве соткана из ошибок, и главная среди них – ты. Твоя привычка ставить всех вокруг в известность относительно своих решений рано или поздно должна была сработать против тебя. Только что Герберт ранил сына и убил жену, боюсь, это зрелище сильно повредило его рассудок, скоро он станет нам неподвластен. Как же ты дальше намереваешься отслеживать движение идеи Джейсона? Не хочешь посвятить меня в свои новые планы?
Стивен расхохотался. Теперь он снова стоял в одежде Герберта.
– Жестокость – человеческая черта, Стивен. Ребёнок до конца будет чувствовать эту утрату. Мой глобальный план к нему был более гуманным.
– Ну так сотри эту эпоху, запусти её заново, как задумал. Ой, подожди, ты же не можешь этого сделать, идея-то до сих пор не исключена. – Стивен наклонился и поднял с пола ключ, силой сорвал с него остатки шнурка. – Знаешь, я должен тебя поблагодарить. Не разболтай ты мне о своих намерениях, я бы, скорее всего, не так скоро сообразил, как лишить тебя рук.
– Я до последнего заставлял себя верить, что ты делаешь всё это ради Джейсона, но в тебе нет ни капли от координатора. Именно поэтому ты недооцениваешь систему. Цикл бесконечен, следовательно, бесконечны и варианты, тем более если глобальный план рухнул. Я найду способ заставить тебя следовать правилам, и способ этот станет для тебя полной неожиданностью, – сказал Эклс, а тело Дженнифер мягко опустилось на пол.
Стивен окинул взглядом комнату, скомкал всё ещё зажатый в руке шнурок, сунул в рот, запил оставшимся в стакане соком, подбросил ключ и поймал, оттопырив нагрудный карман внезапно возникшего светло-синего пиджака, который исчез так же быстро, как и появился. Он глянул в щель для почты, прорезанную в двери, взъерошил волосы и уверенно шагнул на улицу.
Я продолжал бежать, глотая горькую слюну, прижимал к груди кровоточащую руку. Рыдал и бежал, жадно вдыхая тяжёлый воздух, так и норовивший вылететь обратно. Ноги подкашивались. Перед глазами плясали чёрные круги. Что-то мешало чувствовать боль, наверно, непрерывный стук в голове – поток обрывков фраз, голоса отца, мамы, каких-то людей, которые, возможно, тоже принимали участие в этом сне. Я был абсолютно уверен в нереальности происходящего, голоса только подтверждали это. Казалось, достаточно всего лишь посильнее зажмуриться, резко распахнуть глаза – и всё исчезнет. Стоило сомкнуть веки, как всё в самом деле тотчас изменилось. Я посмотрел на руки. Обе целы. Губы медленно вытянулись в улыбке.
Вон он и дом, совсем близко, не так-то далеко меня унесли ноги. Двинувшись в обратном направлении, я периферическим зрением выхватил что-то сбоку, но, повернув голову, увидел лишь ряды аккуратных домиков наших соседей. Затем нечто мелькнуло слева – и снова ничего. Ощущение близости незримого преследователя зазудело в затылке, заставляя ускорить шаг. Улица выглядела неправдоподобно безлюдной, и только у самой калитки моего дома стоял громадный мужчина. Он был хорошо одет, но совсем не по сезону. Зачем летом нужно пальто? Да ещё как из фильмов про детективов и гангстеров.
– Похоже, надвигается дождь, – сказал великан, – его сейчас быть не должно.
Человек посмотрел в мою сторону, но не на меня. С кем он разговаривал?
– Слышишь шум? Нет, только прислушайся… Грядёт настоящий ливень.
– Я не понимаю о чём вы, мистер. Небо ясное, нет никакого шума, даже ветра нет. – К горлу вдруг подступил кашель, и в этот момент человек по-настоящему взглянул на меня.
– Джейсон, ты не должен был знать боли, – сказал он, будто извиняясь, надел шляпу, которую держал в руках, устало улыбнулся и зашагал прочь грузной, но уверенной походкой.
«Откуда он знает моё имя?!»
– Боль – это жизнь, Джей-Джей, – прозвучал в голове сдвоенный голос. – Бойся тех, кто хочет тебя от неё избавить.
Приступ кашля едва не согнул меня пополам, не позволив вскрикнуть. Нужно было срочно идти домой и рассказать маме обо всём: о странном человеке, о голосе в голове, о кашле. Я толкнул калитку, подбежал к двери и опустил вниз ручку. Дверь отворилась с молниеносной быстротой, наружу хлынул поток воды, отбросив меня на асфальт. С неба обрушился океан.
Задыхаясь от кашля на мокром асфальте, я распахнул глаза. Вода стремительно стекала по изгибам правой руки и ныряла вглубь раны, вырываясь на поверхность алым обжигающим потоком, уносившим с собой всё больше крови. Я поднял голову и оглядел незнакомую улицу. Хотелось смеяться, но слёзы сами по себе хлынули из глаз. Всё, что произошло, произошло на самом деле. Мама мертва. Это не сон. Меня обманули. Я сам себя обманул. Встать не получалось, поэтому пришлось ползти, упираясь лбом в асфальт, помогая себе здоровой рукой. Я уже не спасался – пытался истереть себя об этот асфальт, чтобы не осталось ничего. Полз и орал, пока после очередного вопля что-то не щёлкнуло в горле и крик не сменился тихим хрипом. Потерявшее выход чувство безысходности рвалось наружу, ломало меня: спина выгибалась так сильно, что вот-вот была готова сложиться пополам; ноги беспорядочно пинали воздух, лужи, землю; левая рука драла асфальт с такой силой, что из-под ногтей начала сочиться кровь; напряжённая грудная клетка не позволяла выдохнуть. В какой-то момент всё тело вытянулось струной, застыло, а затем начало сжиматься в комок. Силы оставили меня. Я не мог даже рыдать – лишь лежал, подтянув колени ко лбу, теряя сознание от боли и замерзая под проливным дождём.
«Давай, дождь, лей! Ты должен здесь всё затопить! Утопи меня!» – Уже мысленно кричал я, усыпляемый шумом ливня.
Послышались шлепки ботинок. Я приоткрыл глаза. Впереди выделялось тёмное пятно, капли воды смазывали его контуры и стекали на землю. Пятно стремительно приближалось.
– А вот и он! – вскрикнуло сознание. – Иди сюда и закончи всё!
Попытка ползти навстречу оказалась тщетной, моих сил едва ли хватило на метр. Я снова перевернулся на спину и стал мотать головой из стороны в сторону, чтобы ни на чём не фокусироваться, чтобы, когда меня убивали, я ни о чём не думал.
Шаги замедлились, становились все ближе и ближе, потом замерли. Что-то металлическое со звоном упало на асфальт. Послышался женский крик. Шаги ускорились.
«Это мама! Слава богу, она не умерла!»
– Мама! Я здесь! – из последних сил прохрипел я.
Надо мной склонился человек в почерневшей от воды накидке, и успевшие нагреться капли дождя упали с его лица на моё.
«Кровь, – подумал я. – Кровь из пореза».
– Мама, мне страшно!
– Джейсон… – Губы человека медленно сложились в это простое слово, и я скорее догадался, чем услышал, что он снова и снова повторяет моё имя.
Пепельный овал незнакомого лица заплясал на фоне тёмного неба, медленно уплывая в сгущающийся мрак, а я, напрягая зрение, пытался разглядеть его, ухватиться за это крохотное белое пятнышко, тающее во тьме. Тьма. Она больше не казалась такой обжигающе холодной – наоборот, стала тёплой и успокаивающей. Она стала родной. Вода всё прибывала.
«Теперь уже всё равно, что будет».
– Джейсон… ДЖЕЙСОН ФОРС! Эй, Джей-Джей… Тут появился один «клиент»… Нет, ты не ослышался, советую тебе это увидеть самому, ведь… Воспоминания – хорошая штука. Ты согласен со мной, Джейсон? Я могу всё исправить, идём со мной… САНИТАРЫ! Ничего сверхъестественного, всего лишь нашатырный спирт. О чём ты говоришь? Сколько таблеток ты пьёшь? Господи, что ты творишь? Заткнись, Джейсон и слушай меня! Беги, беги ради всего святого, иначе… ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО! Ты только что совершил ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО… Кэтти… Отвратительно! Ну и как тебе окончание отпуска? Отвратительно! Не перебивай! А теперь слушай меня, «дружок»… Было выцарапано имя… ЖИВЕЕ! Остановись, бежать некуда! Да и толку от этого ноль… Есть одна река, ребята… Чай-чай-выручай, Джейсон… Тебя никогда не было… И тут она мне гово…
– …рит: «Грегор, ты точно знаешь, что делать?» А в покорёженной магнитоле что-то заклинило, и она издевательски так хрипит голосом Макферрина: «Don’t worry, be happy». Девчонка кровью истекает, а я всё думаю с этими бинтами в руках, что сегодня мой маленький Грег не отправится в путешествие, – воодушевлённо проговорил мужчина в одежде доктора, закрепляя бинт у меня на запястье.
Сзади послышался скрипучий смех.
– Не поверишь, но вот именно поэтому я и не люблю таксистов! Сам-то уже сколько за рулём? И знаю, что веду грамотно, себя не угроблю. Ни одной аварии до сих пор, веришь, нет? А эти что – газ в пол и глаза на счётчик. Не-е-ет, брат, – протянул обладатель голоса над моей головой, – нужно держать машину, а не руль, мягко вести, понимаешь? Это как нитку в ушко продевать, истерия тут ни к чему, веришь? Поцелуй меня дьявол, если не веришь!
Окружающее пространство замедлило вращение и стало складываться в кабину скорой помощи. По бокам материализовались стеллажи с каким-то оборудованием, ящички с медикаментами. Автомобиль трясся, мотор гудел. Красный свет от ревущих проблесковых маячков пробегал по стенам зданий, мелькающих за стёклами дверей. Уже стемнело, дождь закончился. Фельдшер, которого, судя по всему, звали Грегором, возился с неподатливой упаковкой шприца. Водитель над моей головой с явным африканским говором продолжал сам себя убеждать, что он мастак в вождении.
Я попытался сообразить, что здесь делаю, но чем сильнее концентрировался, тем стремительнее мысли разлетались в стороны, точно косяк рыбы, который пробивала акула моей концентрации.
– Очнулся? – улыбнулся доктор. Он был уже не молод, но ещё не стар. – Ну что, храбрец, обскакал старушку?
– Гретта совсем старая… – пробормотал я.
В руках фельдшера щёлкнула головка ампулы. Он закрепил жгут на моей левой руке.
– Сегодня тебя за это не посадят, – сказал он, – но запомни, что за пределами этой разноцветной машины подобные уколы противозаконны, так что не привыкай.
Холодная игла пронзила кожу. Жгут ослабился. По телу мгновенно разлилось тепло. Свет сделался ярче, звуки мягче, стало вдруг как-то невероятно спокойно, и я начал своё плавное падение в забытье.
Крохотная бабочка отчаянно билась о потолок кабины вокруг неровно горящего осветителя.
Подёнка [9]. Она такая несчастная.
Насекомое всё громче и громче шебуршало полупрозрачными крылышками. Тень от них плясала у меня над глазами, каждый последующий взмах длился дольше предыдущего, и, наконец, меня накрыло тьмой, точно отбросив в воду, которая приглушала свет этого крохотного солнышка, заключённого в стекло под потолком.
– И пока я хлопотал над этой бедняжкой, таксист слинял. Потом выяснилось, что машина числилась в угоне, представляешь? Я теперь начинаю побаиваться такси. Мне почему-то кажется, что однажды это может повториться…
Собственный крик привёл меня в чувства. Пиная ногами одеяло, я упёрся руками в матрац и тут же повалился обратно на подушки – правое предплечье свела судорога боли. Прижав ноющую конечность к груди, согнув туловище и подобрав под себя ноги, я кое-как присел. Пульсирующую жаром правую руку от самого запястья до плеча стягивал бинт, огибал тело под левой подмышкой и несколькими тугими оборотами крепился на поясе. Через перевязку в районе локтя проступала кровь.
Заскрипели ступеньки, щёлкнул замок, дверь распахнулась. За ней стоял перепуганный Лютер. Он мялся на месте, не выпуская дверной ручки, порываясь что-то сказать. На нём не было куфии, и его бледная шея нарочито оттеняла загорелое лицо, делая кожу почти бронзовой.
– Привет… – наконец выдавил он.
Я попытался ответить, но горло пересохло до такой степени, что голос вырвался наружу тихим хрипом.
Ступеньки снова скрипнули, и в дверном проёме с таким же испуганным видом появилась миссис Трейд. Она положила Лютеру ладони на плечи и легонько подтолкнула его к лестнице. На безымянном пальце её правой руки сверкнуло обручальное кольцо. Лютер посмотрел на меня и, не найдя что сказать, спустился вниз. Его мама шагнула в комнату, тихонько прикрыла дверь, упёршись в неё спиной.
– Джейсон, ты… Не представляю, каково тебе сейчас… – дрожащим голосом произнесла она. – Я сама до сих пор не могу поверить в то, что случилось…
Цепляясь ногтями за клеточки бинта, я поднял взгляд на казавшийся таким далёким голос миссис Трейд, пытаясь осознать смысл сказанного ею.
«Что случилось? Почему всё не может просто обернуться сном?»
– Я хочу домой. – Я щипал себя сквозь бинт. – Когда мне можно будет пойти домой?
– Не знаю, малыш, – выдохнула она, до покраснения сдавив свои ладони, стараясь не расплакаться. Ей это не удалось. Отвернувшись, она поспешила выйти из комнаты.
Но зато я теперь знал. Знал, что больше никогда не вернусь в свой дом, что отныне прежний мир перестал существовать. Я остался один. Казалось, кто-то неведомый в одночасье перечеркнул всю мою жизнь. Я упал на кровать, и слёзы сами собой потекли из глаз.
Почему это случилось именно со мной? Почему с моими родителями? – Я не знал, получу ли когда-либо ответы на эти вопросы.
О проекте
О подписке