Единственно оттого, что великий князь Василий Иванович в самом деле не гений, не преобразователь и зачинатель, не родоначальник новой эпохи, а всего лишь рачительный, дельный, ревностный продолжатель, в сущности, такой же заурядный правитель, как и они. В его не знающее перемен и потрясений правление гнев государев внезапно косит то одного, то другого из подручных князей и бояр, однако великий князь Василий Иванович ни делом, ни словом, ни побуждением, ни даже намеком или во сне не затрагивает вековечных устоев, которые достались великому княжеству от таких любезных, всего лишь несколько десятилетий назад отступивших удельных времен и с которыми ни сам он, ни тем более подручные князья и бояре не желают и не могут расстаться, если хотят не только именоваться, но и действительно быть он великим князем, а они подручными боярами и князьями: он не посягает на местничество, он не посягает на самый принцип вотчинного землевладения, он оставляет каждому из подручных князей и бояр их боевые дружины, с которыми они как будто все вместе, однако каждый в отдельности, каждый сам по себе отправляются на войну.

Во всей тогдашней Европе невозможно отыскать другого такого удачливого, благоразумного и, по правде сказать, гуманного государя, и этот гуманный, благоразумный, удачливый государь не может не помнить, и с каждым годом сильней и сильней, что обязан передать свою сбереженную, приумноженную бескровными приобретениями и прирезками отчину, свою по существу уже абсолютную власть в надежные, в умелые руки, но кому же он их передаст? Он может передать свою отчину и свою власть только братьям, но его братья, как веем известно, малоспособны, ничтожны, недеятельны, им не по уму, не силам и собственные уделы, достанься любому из них верховная власть, им не смирить внутренне всё ещё не смирившихся князей и бояр, не отбиться от внешних врагов, которые только и ждут удобного случая, чтобы и с востока, и с юга, и с запада ворваться в Московскую Русь, вырвать из её единого целого Великий Новгород, Псков и Смоленск, а Москву превратить в смиренную данницу, вся история Русской земли научила и отца его и его самого, что этот порядок наследования, заведенный ещё воинственным Святославом, не может не повести к самым губительным следствиям, к распадению только что завоеванного единства, если не к полной утрате всего отцовского и приумноженного им достояния, то непременно к длительной смуте, к братоубийству, к бессмысленной кровавой резне, без которой никогда не обходится тщеславная, самолюбивая битва за власть.

И на его собственной совести тоже зияет то и дело отдающая болью гнойная рана. Дело в том, что Московская Русь слишком ещё молода и потому не имеет членораздельного закона о престолонаследии, как не имеет и многих других образующих государство законов, без которых не заводится устойчивого порядка, не складывается государства как определенной системы органов управления и распределения власти от самого верха до самого низа. Лишь одно правило более или менее обозначилось здесь в течение двух последних столетий: едва заслыша приближение смерти, отец по духовному завещанию передает отчину своим сыновьям, оговорив до последнего межевого столба все выгоды и размеры уделов, считаясь единственно с иерархией старшинства, и, как издревле повелось, вскоре после кончины отца сыновья ввергаются в братоубийственную резню, чтобы переделить уделы по-своему, не по очередности и праву рождения, а по праву и убедительной силе меча.

Несмотря на неисчислимые бедствия, которые приносит этот хоть и древний, однако в высшей степени неразумный порядок наследования в течение нескольких кровопролитных столетий Русской земле, этот порядок наследования благополучно доживает до конца пятнадцатого века и вступает в шестнадцатый век, так что Иоанн Васильевич Третий незадолго до смерти делит свою отчину между пятью сыновьями, хотя и оставляет своему любимцу Василию не равную долю с прочими четырьмя, но две трети своего достояния, в том числе и Москву.

Исторический опыт все-таки учит московских великих князей, что необходимо тем или иным способом покончить с этим погубительным, неразумным порядком наследования, и понемногу, исподволь обозначается новый порядок: передавать отчину в руки старшего сына, чтобы тем самым оберечь от разрушения самое ядро Московского великого княжества. Ещё великий князь Василий Васильевич, прозванный Темным, измышляет, казалось бы, верное средство, чтобы упрочить этот более благодетельный порядок наследования и ещё при жизни назначает старшего сына Ивана своим соправителем. Его сын поступает по примеру отца и так же при своей жизни назначает соправителем старшего сына от первой жены. Однако, к несчастью, старший сын умирает прежде отца, и тут выясняется, к немалому затруднению и великого князя и его подручных князей и бояр, что новый порядок наследования может быть так же несовершенен и погубителен, как несовершенен и погубителен древний порядок наследования по старшинству в большой семье великого князя, когда покойному наследовал не сын, а брат.

Затруднение объявилось именно в том, что от этого прежде отца умершего сына остался сын Дмитрий, которому в согласии с логикой нового порядка наследования должна в будущем перейти верховная власть московского великого князя. Так бы этому и суждено было быть, когда бы Иван Васильевич не вступил во второй брак и от второго брака не пошли сыновья, после чего поневоле возник неразрешимый вопрос, кому передавать владения и власть и титул московского великого князя: старшему внуку от первого брака или старшему сыну от новой жены?

Понятия о законности, о правопорядке настолько ещё спутаны, смутны на необустроенной Русской земле, что оба решения представляются равно сомнительными, и проблема, как обыкновенно в подобном стечении обстоятельств, разрешается не законом, но случаем, всенепременным русским авось, то есть не разумом, не ясным пониманием пользы для всего государства, а действием человеческих пылких и оттого неразумных страстей.

Софья Палеолог, вторая жена Ивана Васильевича, теоретическая наследница выброшенных из стольного града Константинополя императоров Восточной Римской империи, по вполне понятным причинам затевает интригу в пользу своего сына Василия, тоже теоретического наследника тех же потерпевших поражений императоров, и разгневанный великий князь, ей муж, не желая, чтобы женщина вмешивалась в серьезные мужские дела, венчает на великокняжеский стол старшего внука, причем для упрочения этого малоубедительного решения наскоро фабрикует подходящий обряд и венчает по этому обряду старшего внука в успенском соборе, причем венчание совершает митрополит, та что сама православная церковь освящает гневливую волю великого князя, что по тем временам должно представляться сильнее и выше закона.

Казалось бы, этим политическим и церковным обрядом устанавливается новый порядок наследования и впредь Московское великое княжение станет передаваться только от старшего сына к старшему сыну. В действительности ничего нового не происходит, несмотря на благословение митрополита. В Московском великом княжестве между светской властью великого князя и духовной властью митрополита мало-помалу углубляется и расширяется глубокая трещина. Православная церковь, хотя ещё сохраняет авторитет и могучую власть над умами и душами верующих как вокруг трона, так и в стране, но уже не является последней инстанцией в разрешении многосложных и часто запутанных государственных дел. Великий князь обыкновенно поступает как ему вздумается, как почитает разумным и полезным для благополучного течения государственных дел, а митрополит всего лишь соглашается с ним.

Вот почему венчание старшего внука на великокняжеский стол, в унижение церкви, не оставляющей честолюбивой надежды возвыситься над светской властью, оказывается и очень непрочным и очень недолговечным. Софья Палеолог, хитроумная византийка, в конце концов возвращает себе расположение капризного мужа, после чего в затуманенных женским коварством глазах Ивана Васильевича права сына Василия становятся более весомыми, чем права внука Дмитрия и права Юрия, во втором браке старшего сына, так что внук Дмитрий ни с того ни с сего попадает в темницу, под неусыпную стражу, в железы, а между Юрием и Василием составляет уговор о старшинстве, в согласии с которым чадолюбивый отец жалует Василия, в обход Юрия, великим князем и самодержцем Московской Руси.

Таким образом, единодержавная воля московского великого князя, из каприза, из бабьих интриг, бесцеремонно, бесстыдно нарушает и стародавний обычай, и ею же предложенный порядок престолонаследия, и почтенную святость религиозных обрядов, при этом не вызвав ни возмущения церкви, ни тем более возмущения засмиренных подручных князей и бояр.

Вместо прочного, бесчувственного закона устанавливается вольная воля, горячо любимая предрасположенной к анархизму русской душой. После кончины великого князя его сыну Василию предоставляется на выбор: либо принять его завещание, сделанное в обход и старшего племянника и старшего брата, либо рискнуть и выпустить на свободу безвинно страдающего племянника, либо, для полноты справедливости, передать московское великое княжение Юрию, старшему брату, то есть предлагается поступить единственно так, как левая нога или чуткая совесть подскажет, однако, по слабости человеческой, он не делает ни того, ни другого: несчастный племянник так и оканчивает свои безвестные дни в глухом заточении, а старший брат Юрий решительно отстраняется от всех государственных дел. Такой выбор означает только одно: великий князь Василий Иванович добросовестно исполняет предсмертную волю отца, однако перед своей совестью поступает бесчестно.

Он не ограничивается этим первым бесчестьем, которое тем не менее приносит ощутимую пользу московскому великому княжеству, предотвратив междоусобие, разор и разброд, он всеми правдами и неправдами не позволяет своим кровным братьям жениться, чтобы его братья не имели наследников прежде, чем у него появится сын, и этим вполне естественным актом не принесли жестоких бедствий на Русь, надолго запомнившей бесчинства Шемяки. Наследник может быть только у него одного, таким необычным распоряжением пытается он разрубить сложный вопрос о престолонаследии, а вместе с ним и запутанную судьбу самой династической идеи на Русской земле, только вот наследника ему Господь не дает, не иначе как за грехи.

Скоро уже двадцать лет как он женат на Соломонии Юрьевне из довольно невзрачного рода сабуровых, по мнению многих, женщине добродетельной, благочестивой и скромной, и все эти долгие годы Соломония не имеет детей, то есть не дает государю и мужу наследника, продолжателя многотрудного дела московских великих князей отовсюду терзаемого великого княжества, причем все эти годы для всех остается неразрешимой загадкой, он ли бесплоден, она ли не способна зачать, поскольку оба люди безупречно нравственной жизни, так что ни жене, ни мужу и в голову не приходит поискать истины на стороне.

Между тем, мужчина представительной внешности, с миловидным лицом, с сердцем мягким, даже сентиментальным, что мало вяжется с основным настроением сурового времени и с его по необходимости жестким обращением с подручными боярами и князьями, нежный и верный супруг, великий князь Василий Иванович создан не только для рачительного правления, но и для тихого семейного счастья и не представляет себе семьи без детей, точно так же, как не может позволить себе ввергнуть дело правления в чужие, неизвестные, случайные руки, захватившие власть единственно по праву меча.

Люди такого душевного склада во все времена тяжело непоправимую бесплодность супруги или свое собственное бессилий дать новую жизнь, все-таки великий князь Василий Иванович все эти долгие годы строго таит свое личное горе, поскольку, обремененный многими трудами правления, не имеет права обнажать свое слабое место и, со всех сторон окруженный врагами, всегда должен представляться могучим и сильным.

Так, почти неприметно, в трудах и боях, в ожидании естественного чуда рождения, он приближается к пятидесяти годам, к тому преклонному возрасту, до которого в его воинственное, смертельно опасное время доживают лишь самые большие счастливцы. Какой срок отпущен ему для зачатия, какой срок отпущен ему на земле, ведомо, как свято он убежден, единственно Богу. Сам великий князь Василий Иванович может только предполагать, что срок остается слишком короткий, что медлить больше нельзя, что если даже ему повезет и у него родится наследник, наследника надобно вырастить, воспитать, приготовить к трудам и мукам правления, что, стало быть, с Соломонией необходимо расстаться и выбрать, на благо себе и княжению, другую жену.