Демидовы
Зачинатели горного дела

Демид Антуфеев (или Антуфьев) в селе Павшино был знаменит тем, что умел знатно рвать зубы. И то сказать: а кому же еще, как не кузнецу, было этим заниматься, когда на дворе стоял XVII век, докторов по селам не было, а у бабок-знахарок на такое серьезное дело сил просто не хватало? У кузнеца же и клещи есть, и сила. И шел народ из окрестных деревень в маленькую кузенку. А вот чего не любил Демид, так это когда его просили подковать лошадь. Не пристало ему, кузнецу-оружейнику, знающему секрет «белого железа», заниматься такой простой работой. Но «должность» деревенского кузнеца, хотя и жившего недалеко от Тулы, оружейного центра России, накладывала свои обязательства, и ковать лошадей время от времени все-таки приходилось.

Царская воля

Переезд Демида Антуфеева с семьей в Тулу и его приписка к казенным спискам ствольных заварщиков были вполне понятны. Где как не в оружейной слободе раскрыться таланту подлинного молотобойца и литейщика? Уже к 1680 году у Демида в слободе был свой дом, двор и довольно солидная мастерская. Казалось бы, сыну Никите есть где и у кого учиться кузнечному делу, однако Демид отдал его в подмастерья к знакомому кузнецу. Тому было несколько причин. Во-первых, родного сына учить работать по-настоящему не так просто, ибо сразу встает вопрос о наказаниях. Во-вторых, на стороне сын может узнать чужие секреты, которые позже пригодятся для развития семейного бизнеса. Да и рекрутерам найти потенциального солдата сложно будет: придут они, что называется, по месту жительства, спросят: «Где тут такой Никита, сын Демидов», ан нету его, а где есть – неизвестно.

Начинал трудовую жизнь Никита с малого, с алтына за неделю. Первые заработанные пять алтын, как гласит одна из легенд, он принес матери. Принес и сказал: «Вот тебе, матушка, за то, что ты меня кормила и поила». После этого, посчитав свой сыновний долг исполненным, Никита стал работать уже на себя. Когда работавший по соседству мастер, захотев переманить способного юношу к себе, предложил ему вместо одного три алтына, он сразу пошел к своему мастеру и честно ему все рассказал. Мастер не поскупился и сам поднял жалованье любимому ученику. Было за что: ученик-то способный и до работы жадный.

О знакомстве кузнеца Никиты с царем в народе сложены две легенды. Ни одна из них не подкреплена документально, но ни одна и не опровергнута, поэтому перескажу обе.

По одной, вначале услугами кузнеца воспользовался царский фаворит Петр Шафиров. У него сломался немецкий пистоль. Никто не брался чинить, боясь доломать дорогую вещь и тем навлечь на себя гнев царского друга. А Никита не побоялся. Более того, он не только починил оружие, но и сделал еще его точную копию. Впрочем, одно отличие было: на копии вместо немецкого стояло клеймо российского производителя. Шафиров подарил этот пистоль своему царственному приятелю и, конечно, рассказал о замечательном тульском «самоделкине».

По другой легенде, царь Петр познакомился с Никитой в 1695 году, будучи проездом в Туле по пути в Воронеж, где тогда рождался российский флот. Остановившись в городе оружейников, он велел позвать к себе лучших кузнецов. Зная крутой нрав царя, большинство из них решили «отсидеться»: ничего хорошего от встреч на столь высоком уровне народ тогда не ждал. Получилось так, что на встречу с царем пришел только Никита, сын Демидов. Царь был настроен вполне благодушно и, увидев статного, высокого и мускулистого молотобойца, заявил: «Вот молодец, годится и в Преображенский полк, в гренадеры». Самому кузнецу царева похвала не понравилась. Он побледнел, упал в ноги Петру и начал убеждать государя, что никак ему нельзя в солдаты, хотя служить и рад, да дома престарелая мать, и он ее единственный кормилец. Тут Никита покривил душой, «позабыв» про двух своих братьев, которые тоже вполне могли прокормить матушку. Царь решил воспользоваться создавшейся ситуацией. «Хорошо, – сказал он и протянул мастеру боевой топор новейшей немецкой конструкции, – я помилую тебя, если ты скуешь мне 300 алебард по сему образцу». – «Да что 300, я 400 за месяц скую, государь! И лучше скую!» – воскликнул благодарный кузнец.

И ведь сковал. Ровно через месяц царь принимал в Воронеже его работу. Она так ему понравилась, что он заплатил кузнецу втрое больше, чем просил за алебарды Никита. Кроме того, он подарил кузнецу отрез немецкого сукна и серебряный ковш.

Еще через месяц царь Петр вновь встретился с кузнецом. Теперь он уже не вызывал его к себе, а по-простому «зашел в гости». Специально для этого случая купив у заезжих купцов самое дорогое виноградное вино, Никита подал его царю в кубке на серебряном подносе. «Неприлично купцу пить такое вино», – заявил Петр и дал Никите пощечину. После чего потребовал принести себе «рюмку простяка». Выпив водочки, Петр «залакировал» ее стаканом пива, а затем добавил кружку меда, которую поднесла ему молодая жена Никиты. На закуску царь поцеловал молодую хозяйку в губы. Он повел Никиту в свою ставку, где дал ему новенькое немецкое ружье и велел сделать шесть штук таких же.

Никита ослушался царя, он сделал не совсем такие же ружья. Его ружья превосходили во многом немецкие прототипы. Царю они так понравились, что он сверх оговоренной уже цены дал мастеру 100 рублей (совершенно сумасшедшая сумма по тем временам) и тут же, не откладывая дела в долгий ящик, продиктовал дьяку указ, по которому Никите, сыну Демида Антуфеева, отводилось близ Тулы несколько десятин казенной земли «для копания руды и жжения из леса угля». На прощание царь заявил кузнецу: «Постарайся, Демидыч, распространить фабрику свою, а уж я тебя не оставлю».

Теперь можно отойти от легенд и продолжать рассказ, опираясь исключительно на факты. Получив от царя землю и благословение, Никита развил бурную деятельность. Вместе с сыном Акинфием он за полтора года построил крупнейший в России того времени чугунолитейный завод, открыл несколько новых рудоносных месторождений, испытал новые сорта только что найденной уральской руды и доложил государю, что «железо самое доброе… к оружейному делу лучше свицкого».

А еще спустя три года началась долгая, затянувшаяся на 21 год Северная война, которая помогла новому заводчику не только закрепиться на освоенных рубежах, но и занять новые высоты, о чем ни Никита, ни Акинфий раньше и мечтать не могли. Достигнуто это было благодаря высокому качеству продукции и правильной маркетинговой политике. Понимая заинтересованность государя в поставках ружей, все российские (а вместе с ними и западные) производители взвинтили цены – с восьми до десяти рублей за ружье. Никита не поднял, а, наоборот, снизил цену. Он предложил заплатить из казны за каждый ствол не по восемь и даже не по четыре рубля, а лишь по рублю восемьдесят. Демпинговый прием сработал: отныне государство покупало оружие только у Никиты Демидова, приказу артиллерии было дано распоряжение покупать железо только с демидовского завода, а большинство конкурентов сложили голову на царской плахе «за алчность».

Уже через год завод в Туле по царскому указу перешел в собственность Никиты, сына Демидова (до этого он считался кем-то вроде арендатора), еще через год Петр отдал ему уральские заводы – только что построенный Невьянский (на Нейве) и старый, построенный еще при Алексее Михайловиче, Верхотурский. Чтобы развивалось производство, ему были предоставлены небывалые льготы и права, вплоть до разрешения покупать крепостных крестьян, что для человека недворянского сословия было, вообще говоря, немыслимо.

Никита Демидович Демидов (Антуфеев)

Его сын, Акинфий Никитич Демидов

Раз заводик, два заводик

Заметив, как быстро исчезают леса вокруг демидовского комбината, тульский воевода начал бить царю челом, говоря, что еще чуть-чуть – и лесов совсем не останется. В апреле 1703 года тульский завод «бережения лесов ради» был передан воеводе с тем, чтобы он вел на нем работы до исчерпания запасов произведенного уже угля, после чего следовало «заводы все разорить и домны разломать». Впрочем, семья Демидовых от этого не пострадала: государь повелел выдать бывшему владельцу солидную денежную компенсацию.

Совсем разорить заводы не получилось, ибо спустя три года планы государства изменились. Тульский завод был вновь передан Демидовым. Только теперь им управлял уже Акинфий. Никита же полностью переключился на более богатый, перспективный и далекий от начальства Урал. Он рубил леса, строил заводы, принимал на работу и укрывал от власти беглых крепостных и каторжан, переманивал с казенных заводов лучших мастеров. На все жалобы из столицы приходили ответы: Никита Антуфеев все делает с ведома царя и на благо государства, так что к нему с проверками никому лучше не лезть.

За девять лет, с 1716 по 1725 год, Никита, имевший в то время чин комиссара (генерал от снабжения), построил еще четыре завода на Урале и один на Оке. Его производство было вне конкуренции. Только Невьянский завод выпускал чугуна в пять раз больше, чем все казенные заводы вместе взятые. На демидовских заводах лили чугун, плавили медь, делали железо, собирали часы, изготовляли металлический инструмент, посуду, котлы, трубы, отливали якоря… «Таких заводов не токмо в Швеции, но и во всей Европе не обретается», – писали в своих отчетах инспектора от Берг-коллегии.

Дворянство

В 1720 году Никита Антуфеев получил официально фамилию Демидов. Вместе с дворянским званием. Дворянство Никите было вроде и ни к чему. Он не торопился закрепить его получение государственными бумагами: дипломы о дворянстве Петровской канцелярией были полностью подготовлены, но на подпись к государю так и не поступили. До конца своей жизни Никита остался купцом, хотя владел восемью из двадцати двух российских металлургических заводов.

Петр I скончался ранним утром 28 января 1725 года. Никита пережил своего царственного друга и покровителя всего на десять месяцев и умер 17 ноября того же года.

Сыновья его, Акинфий и Григорий, гораздо лучше разбирались в сословных выгодах и сумели протолкнуть застрявший в недрах бюрократической машины указ о присвоении потомственного дворянства. Уже в марте 1726 года они получили дворянские дипломы, да не простые, а «с привилегией против других дворян ни в какие службы не выбирать и не употреблять». Вместе с дипломами Демидовы получили фамильный герб и девиз «Acta non Verba» – «Не словами, а делами».

На гербе Демидовых изображены старинный шлем и щит, в верхней части которого на серебряном поле расположены три зеленые рудоискательные лозы, а в нижней – серебряный молоток

После смерти Никиты Демидова руководство металлургической компанией полностью перешло в руки старшего сына – Акинфия. И в этом руководстве он преуспел изрядно. Достаточно сказать, что, приняв от отца восемь заводов, он за свою жизнь добавил к ним еще семнадцать. Его геологоразведочные экспедиции открыли на Урале более тридцати богатейших рудных месторождений, включая знаменитое Змеиногорское, из руд которого было отлито первое российское серебро, а позднее и золото. Правда, злые языки утверждают, что это месторождение было открыто демидовскими поисковиками задолго до официального объявления в 1743 году, а до этого на базе месторождения Акинфий организовал подпольный цех, взяв на себя нелегкую задачу помощи Монетному двору в деле чеканки российских денег. Подтверждения этой легенде нет, хотя очень похоже на правду – уж слишком авантюрный склад характера был у старшего брата Демидова.

Разветвление древа

Одна из причуд Акинфия Никитича стала известна, когда после его смерти было вскрыто завещание. По нему все заводы и бóльшая часть капитала отходили к младшему из трех сыновей – Никите. По тем временам это было неслыханно, ведь приоритет в дележе всегда отдавался старшему сыну. И старшие, Прокофий и Григорий, не пустили это дело на самотек, а обратились за заступничеством к самой императрице Елизавете Петровне. «Учинил мой родитель между братьями разделение, которого от света не слыхано и во всех государствах того не имеется и что натуре противно, – писал Прокофий Акинфиевич, старший из братьев. – А именно пожаловал мне только из движимого и недвижимого 5000 рублей и более ничего, не только чем пожаловать, но и посуду всю обобрал и в одних рубахах спустил… Имею пропитание довольное, однако своего жаль». Императрица вникла в проблемы братьев и своим указом велела поделить имущество поровну, а алтайские рудники забрать в казну.

С этого момента род Демидовых разделился на три ветви. Кстати, весьма символично, что на утвержденном в 1726 году гербе семьи были изображены именно три рудоискательные лозы.

Прокофий Акинфиевич к металлургии был совершенно безразличен. Получив наследство, он быстро продал отошедшие к нему невьянские заводы откупщику Савве Яковлеву (Собакину), а сам занялся тем, что ему было больше по душе, – наукой и благотворительностью. Из наук Прокофий Акинфиевич предпочитал ботанику. В своем московском имении Нескучное он создал потрясающей красоты ботанический сад, который потом был передан в дар Москве. Нескучный сад и сейчас является излюбленным местом отдыха многих москвичей. Из его благотворительных актов наиболее известны строительство московского Воспитательного дома (1 107 000 рублей) и открытие первого в России коммерческого училища для купеческих детей. Всего на благотворительность Прокофий Акинфиевич потратил более 4 000 000 рублей.

Прокофий Акинфиевич Демидов (1710–1786). Скульптурный портрет 1779 года

По свидетельству современников, у него было очень доброе сердце. Иногда совершались странные акции, последствия которых не мог предвидеть даже сам благодетель. В 1778 году, например, он решил устроить в Петербурге народные гулянья, равных которым по размаху еще не было. В результате 500 человек умерло от чрезмерного количества выпитого алкоголя.

За колокольней церкви Святой Софии здесь виден Воспитательный дом (одно из крупнейших московских зданий второй половины XVIII века; здание построено в 1764–1770 годах в стиле классицизма). До Октябрьской революции это был детский дом, приют для незаконнорожденных детей и детей бедняков, где они находились до 18 лет – жили и получали образование: мальчиков готовили к поступлению на медицинский факультет университета, а девочек выучивали на акушерок и гувернанток