Одарив старшего сержанта еще одним дружеским хлопком по спине, он быстро и на удивление легко для такой махины пошел к выходу.

Проводив прапорщика медленным взглядом, Юрка взял нож, подцепил масло и с удовольствием намазал его на ноздреватый кусок свежего хлеба.

После обеда он немного послонялся по территории части, выпил стакан холодного лимонада в буфете, вернулся в казарму и завалился спать.

Вечернее построение внесло некоторое разнообразие в скучное течение жизни части. Возбужденный полковник держал перед строем речь, в основном состоящую из угроз отправить всех в дисбат. По-видимому, стоящие в строю к этому привыкли и явно скучали. Только Самохин внимательно слушал командира и наслаждался его умением выстраивать сложные словесные конструкции практически из одного отборного мата. Наконец полковник выдохся, безнадежно махнул рукой и дал команду разойтись. Бойцы строем проследовали в казарму.

Днем Самохин отлично выспался, поэтому решил предпринять вылазку в город, осмотреть окрестности. Ввиду последних событий надеяться на увольнительную не приходилось, оставалось одно – «самоход».

Присев рядом с подшивающим воротничок Свистуновым, Юра вполголоса спросил у него, как удобнее свалить из части. Свистунов воровато оглянулся и так же тихо объяснил, что в той стороне забора, которая примыкает к винзаводу, несколько досок болтаются на одном гвозде.

– Из завода выберешься, и направо. До городского парка на автобусе, – завершил Свистунов.

Уже через пять минут Юрка нашел лаз на территорию винзавода, там перемахнул еще один невысокий забор и оказался на широкой пустынной улице. Следуя инструкциям ефрейтора, он направился к видневшейся невдалеке автобусной остановке.

Щербатая скамейка под железным козырьком оказалась пыльной, и он остался стоять, чтобы не пачкать новенькое х/б. Парадку десантника Юра не надел, рассудив, что так проще уходить от патруля.

Минут через пять подошел абсолютно пустой автобус. Он довольно долго и уныло тащился мимо бесконечных заборов с возвышающимися за ними ангарами; изредка на обочине попадались пыльные деревья, людей вообще не было видно. Поворот за поворотом, одна улица промзоны за другой – казалось, скучный пейзаж никогда не кончится… Но вот автобус вывернул на довольно оживленный проспект, и на очередной остановке толпа народа мигом заполнила пустой салон. Через некоторое время Самохин услышал нужное ему название «Городской парк» и стал торопливо протискиваться к двери.

После автобуса на улице дышалось особенно легко. Воздух, наполненный запахом близкого моря и маслянистым ароматом кипарисов, слегка кружил голову. Юра огляделся и заметил огромные кованые ворота – вход в городской парк. Привычным движением одернув китель, он не спеша двинулся в ту сторону.

Довольно долго он бродил по аллеям, наслаждаясь буйством зелени вокруг. Давно он не видел ее в таком количестве: там, где он воевал, деревья почти не растут. Навстречу ему попадались пожилые пары, медленно прогуливающиеся под ручку; на скамейках целовались влюбленные; компании молодняка смеялись над чем-то, гомонили. Наблюдая за играющей на детской площадке ребятней, Самохин думал: «Вот она, мирная жизнь, о которой мы мечтали в горах: беззаботные люди вокруг, и нет стрельбы, крови и погибших товарищей… Что может нарушить такое банальное, но очень дорогое спокойствие?..»

– Война, все может изменить война, – вслух сказал парень сам себе и, усмехнувшись, тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. – Лезет всякая дрянь…

Начинало смеркаться, и он направился к выходу из парка.

Автобус пришлось ждать довольно долго, и это оказался последний рейс на сегодня. Один в пустом салоне, он добрался до места и выскочил в темноту, но тут же остановился – неподалеку шла драка. Юра пригляделся: шестеро молодых парней в штатском пытались свалить дюжего военного, а тот отбивался от них, как медведь от своры собак. Один из нападавших висел у гиганта на спине, обхватив за шею, остальные как попало наносили удары. Решив, что это не его дело, Самохин уже хотел проскочить мимо, но неожиданно понял: это же Калмык!

Недолго думая, он сунул пилотку за поясной ремень и рванул на помощь. Напавшие на прапорщика не сразу сообразили, что к драке еще кто-то присоединился. Только когда от удара по почкам на землю с диким воплем рухнул висящий на Калмыке парень, они повернулись к Самохину. Но момент был упущен. Юрка бил профессионально, наверняка: пальцами в печень, сапогом в колено – и вот уже трое валяются на земле, корчась от боли. Освободившийся от захвата Калмык молча расправился с остальными. Размашистыми ударами он уложил их на землю и стал добивать ногами. Немного понаблюдав, Самохин дернул прапора за рукав и кивком предложил сваливать на территорию части. Калмык с сожалением прервал свое занятие, пнул кого-то еще разок и последовал за старшим сержантом.

Юрка думал перебраться через забор винзавода, но Калмык повлек его в сторону, к небольшой металлической калитке. Все еще тяжело дыша, он достал из кармана ключи.

Спустя пять минут они уже сидели в каптёрке у Калмыка. Тот стянул разорванную рубаху и под краном стал смывать кровь и пот с расцарапанной физиономии. В сложенных ковшиком ладонях умещалось не меньше пол-литра воды.

– Ты откуда появился? – спросил он, распрямляясь и протягивая руку за полотенцем.

– Из города на автобусе приехал. Гляжу – тебя убивают. Решил встрять.

Калмык небрежно махнул рукой.

– Убивалка у них еще не выросла. Это братья Гончаровы с корешами. Решили меня поучить… Нажрались – и герои! Вот увидишь, завтра с пузырем придут мириться.

Юра с сомнением покачал головой.

– Завтра они лечиться будут. Мы их от души… А чё хотели-то?

– Вроде как я у них телку отбил.

– А ты не отбивал?

– Да я ее и видел всего один раз! Прикинь, она к Егорову бегала, а эти дебилы решили, что ко мне. Ну, теперь я им устрою веселую жизнь…

Юра хохотнул:

– Они уже веселятся. Недели две отходить будут.

Прапорщик согласно кивнул, затем вытянул вперед руку с выпрямленными пальцами и ткнул ими воздух.

– Где так насобачился? Я думал, в десантуре только руками махать учат, а ты прям как в кино. Три удара – восемь дырок.

Самохин слегка поморщился. Обычно он не любил распространяться на такие темы, но отчего-то гигант прапорщик вызывал у него симпатию.

– Я же в спецназе служил. До этого боксом четыре года занимался. Да и командир в Афгане гонял нас, как собак.

Калмык удивленно поднял брови.

– Так вы вот это, – удивленно подняв брови, Калмык опять повторил ладонью Юркин удар, – друг на друге отрабатывали?

– Нет, на пленных.

– Как так? – поразился прапорщик.

– Как, как – молча! – психанул Юрка. – Просто отрабатывали на живом человеке разные точки: куда бить, рукой или ножом, чтобы с первого раза, чтобы раз – и все! В бою секунды решают, начнешь возиться – тут тебе и конец. «Духи» тоже ребята подготовленные, воевать умеют.

– А ты… много людей убил?

Юрка усмехнулся.

– Не знаю. Я девять раз в засады ходил. Когда бьешь из калаша – не считаешь.

Калмык понимающе покивал и, неожиданно хлопнув старшего сержанта по плечу, полез в шкаф.

Через секунду на столе появились банка мясных консервов, копченая колбаса, хлеб и бутылка вина. Отработанным движением Калмык вскрыл консервы, содрал оболочку с колбасы, нарезал ее крупными кусками, затем накромсал хлеб и выдернул штопором пробку из бутылки. Юра молча наблюдал за приготовлениями, но когда в стаканы полилась янтарная жидкость, протестующе поднял руку, отказываясь от выпивки. Калмык удивленно уставился на него.

– Чё так?

– Да как-то привык без этого, – поморщился Юрка, – всегда спортивный режим соблюдал.

– И в Афгане не пил? – искренне поразился прапорщик.

– Там было, но в меру. А здесь все нужно начинать сначала.

– В спорт вернуться собираешься?

– Хотелось бы. Доктор сказал, что скоро я должен полностью восстановиться.

– Ну вот и начнем путь к полному восстановлению. Вино отличное, кладовщица с винзавода подогнала. Тем более мы ж без фанатизма – по стаканчику.

Юра поднял стакан и понюхал: терпкий аромат сухого вина с нежными нотками фруктов, интимный и очень приятный. Он согласно кивнул и, чокнувшись с Калмыком, отпил глоток. Вино действительно было очень хорошее.

– Для райкома делают, – прокомментировал Калмык, ставя пустой стакан на стол. – Умеют, когда захотят! Горбатый, сука, им весь бизнес поломал. Виноградники вырубили: то ли под арбузы, то ли под кладбища. Хрен поймешь этих придурков…

Юрка молчал, опустив глаза. Там, откуда он прибыл, подобные речи звучали часто, но здесь, в Союзе, он еще не знал, как реагировать.

Видимо, Калмык понял, и небрежно пояснил:

– Ты привыкай. Этих козлов уже никто не уважает. Сами, сволочи, с жиру бесятся, а народу что остается? Что скомуниздил, то и сожрал… Вот если нечего переть, тогда приходится жить честно, с восьми до пяти.

Вместо ответа Самохин залпом осушил свой стакан.

– Да ладно, Миша, я уже давно по этому поводу не заморачиваюсь. Ты бы видел, что наша верхушка в Афгане творит! Тащат все подряд, как перед потопом. За деньги все продают. Даже звания, ордена, должности. Транспортники битком забитые барахлом в Союз улетают. Бойцы, кто попроворнее, тоже стараются не отставать…

– Ну и правильно делают! – кивнул Калмык. – А ты, я так понимаю, пустой прикатил?

– Как-то не срослось у меня со шмотками. Главное – живой и здоровый.

Миша снова плеснул в стаканы.

– Ну, тогда за главное!

***

Самохин открыл дверь в родной боксерский зал, и в нос ему ударил густой запах пота. На тренировке им пропитано все: перчатки, майки, трусы. Это амбре начисто глушило попытки системы вентиляции облагородить атмосферу. Юра глубоко вдохнул неповторимый запах детства, запах успеха и побед, запах, который снился ему два года…

Несколько «мальков», неуклюже разбрасывая руки, яростно лупцевали боксерские груши и мешки, еще двое, постарше, крутили скакалки. На ринге шел спарринг. Парни лет семнадцати довольно грамотно боксировали под наблюдением совсем молодого тренера в мятом, с разводами высохшего пота, спортивном костюме. Юра невольно поморщился. Он с малолетства был приучен матерью к чистоте и порядку, а служба в армии только усугубила это качество.

Старательно обходя разложенные маты, он приблизился к рингу и стал наблюдать за боем. Непривычные шлемы – надевать их любителей обязали недавно – скрывали лица боксеров.

Наконец тренер остановил бой и начал разбирать ошибки. Прислушиваясь к замечаниям, Юрка засомневался в его квалификации. Советы были не то чтобы совсем бесполезные, но какие-то академические и звучали как заученный урок. Перестав слушать, он поискал глазами Иваныча, но тут неопрятный тренер обернулся.

– Молодой человек! Вы что тут забыли?

Высокомерный, резкий тон вызвал раздражение, захотелось осадить незнакомца. Однако Юра сдержался: не дело унижать тренера перед учениками. Он не ответил, а нахал продолжал наезжать.

– Ты что, глухой?

Самохин стиснул зубы, а затем, внешне совершенно спокойно, проговорил:

– Да вот, искал партнера для спарринга, но не вижу тут боксеров, одни «быки».

Лицо у тренера перекосилось.

– Это ты, что ли, боксер?

Юра пожал плечами.

– Я из армии вернулся, просто хотел размяться.

Тренер окинул его оценивающим взглядом: спортивный костюм, кроссовки – все какое-то не модное, не современное. Пожав плечами, сделал приглашающий жест.

– Могу показать тебе пару ударов, если не зассышь.

Юра кашлянул в кулак, чтобы не рассмеяться, и ловко нырнул под канаты. Один из парней попытался что-то сказать тренеру, но тот резко оборвал его и приказал валить в душ.

Когда боксер снял шлем, Самохин его признал, подмигнул и попросил одолжить перчатки и бинт. Тот быстро метнулся в раздевалку и принес сухие бинты. Из дверей душевой несколько ребят с любопытством наблюдали, как Юра бинтует руки.

Месяц до дембеля прошел не зря. Пытаясь восстановить форму, он ежедневно тренировался. Все, что было для этого нужно, добыл Калмык. Мало того, он стал Юркиным спарринг-партнером, терпеливо выдерживая нагрузки. Похоже, ему самому было интересно познавать премудрости боксерской науки. Самохина поражало, как быстро новый друг усваивает необходимые навыки. Уже через две недели прапорщик прилично двигался и научился правильно наносить удары. Единственное, что ему пока не давалось, – это защитная стойка. Он не мог удержать руки перед лицом и часто пропускал удары, однако это с лихвой компенсировалось его выносливостью и физической силой. Сам он бил так, что запросто мог одним ударом отправить Юрку в нокаут – того спасало только превосходство в технике и движении. Самохин не сомневался, что если бы Миша с детства занимался боксом, то мог бы стать отличным супертяжеловесом чемпионского уровня.

Закончив приготовления, Юрий сделал несколько разминочных движений и вышел на середину ринга. Хамоватый тренер сразу ринулся в атаку, пытаясь достать его прямыми ударами. Технику парня можно было оценить как достойную, он неплохо двигался, пытался готовить атаки, однако ему было далеко даже до растерявшего форму дембеля. Юра несколько раз технично ушел от ударов, а когда тренер попер буром, поднырнул под его руку и провел хук снизу в челюсть. Противник резко выдохнул и рухнул на колени. Самохин обеспокоенно склонился над ним, опасаясь, не переборщил ли, но тот довольно быстро пришел в себя и вскочил на ноги. «Избиение младенцев» не входило в Юркины планы, он решил прекратить бой.

И в этот самый момент за спиной раздался строгий и до боли родной голос:

– Что тут происходит?

Молодой тренер растерянно застыл, лихорадочно пытаясь стянуть с рук перчатки. Юра не торопился оборачиваться. Он освободил руки, начал разматывать бинты и только тогда повернулся к Иванычу лицом.

– По-онятно, – протянул пожилой тренер и, улыбаясь, направился к канатам. Выпрыгнув из ринга, Юрка сразу попал в его объятия. Иваныч растроганно похлопывал своего воспитанника по спине, потом отстранился и с нежностью ткнул кулаком Юрке в челюсть.

– Засранец, за два года два письма! А мне гадать, где ты и что… Только у матери твоей и узнавал новости.

Юрка виновато развел руками.

– Не обижайтесь, Виктор Иваныч. Просто служба – какие там новости? А за то, что маме помогали, огромное спасибо!

– Когда приехал? – легонько двинув его по шее, спросил Терехов.

– Вчера вечером. Даже на учет не встал – сразу к вам.

Тренер довольно хмыкнул.

– А матери почему только через месяц позвонил, что ранен?

– Виктор Иваныч, – Юрка нахмурился, – ну хоть вы не воспитывайте! Заживать стало, тогда сообщил. В общем, все нормально. Здоров полностью. Как у вас дела?

Старик неопределенно взмахнул рукой.

– С Генкой, я вижу, уже познакомился? Он у меня молодых тренирует.

Гена открыл рот, собираясь вклиниться в разговор, но Иваныч осадил:

– Помолчи уже. С тобой я еще поговорю. Ты хоть понимаешь, с кем спарринг устроил? Да он тебя в первом раунде положит, даже с поломанной рукой!

Увлекая Самохина к окну, он проворчал:

– Его дело парней натаскивать, а не спарринги устраивать! Помощничек… Но без него никак, у меня ж теперь два зала, Юрок. Вначале прямо на складе отгородили небольшое помещение, сделали душевую, раздевалку и небольшой зальчик. А год назад я убедил директора обогатительного комбината открыть при предприятии секцию бокса для детей. Он распорядился для занятий целый этаж административного здания выделить, ремонт сделали – получился отличный спортзал с рингом на помосте. Интересно стало работать. Есть пацаны перспективные, но, если честно, таких, как ты, нет. Ты у меня один такой… КМС в семнадцать лет!

– Так это и ваша заслуга! – отозвался Самохин с искренней благодарностью.

Терехов довольно улыбнулся и спросил:

– Ну а ты как? Уже решил, чем будешь заниматься?

Юрка потянулся и резко ударил по ближайшей боксерской груше.

– Через год в институт попробую, а сейчас найду работу. Ну и бокс, само собой. Очень соскучился я по всему этому.

Виктор Иванович подхватил его под руку и потащил к выходу.

– Пойдем, новый зал покажу, здесь недалеко.

Он привел Юру в просторный светлый зал с рингом на помосте. Канаты, маты, груши – все было добротное, новое, и вообще зал блистал чистотой и порядком. Несмотря на то, что сейчас здесь тренировалось около двадцати человек, воздух был довольно свеж и прохладен.

– Неужели и кондиционеры поставили? – удивился Юра.

Терехов рассмеялся.

– Ну, ты уж совсем замахнулся! Просто промышленные вентиляторы с шахты. Тянут так, что к решетке присасывает.

Юра уважительно покачал головой.

– Честно говоря, не ожидал. Это кто же так раскошелился?

– Я же говорю, директор, Малахов Ваня. Помнишь его? Он иногда тренироваться приходил. Любит бокс.

Юра вспомнил, что примерно раз в неделю у них в зале появлялся человек в строгом костюме. Он приходил довольно поздно, когда тренировка уже заканчивалась, переодевался в спортивную форму и начинал колотить грушу. С пацанами он никогда не общался.

– Кстати, это он тогда не дал тебя посадить, – неожиданно выдал Терехов.

– Честно говоря, я думал, это вы меня отмазали, – удивленно распахнул глаза Юра.

Тренер скривился:

– Что за жаргон, сынок?! Отмазали… Восстановили справедливость! Ну, я, можно сказать, тоже поучаствовал. Когда Косматенко позвонил, я сразу к Малахову – так тот даже утра дожидаться не стал, прямо ночью к начальнику милиции домой, он ему кум. Ну а утром они уже всех собрали и придумали, как тебя… как справедливость восстановить. Вот так все было.

Юра молчал. Он мысленно вернулся в прошлое. За время службы он проделывал это неоднократно, вновь оценивая случившееся, и каждый раз в нем всё больше и больше крепла уверенность в том, что поступил правильно. Да, жизнь могла сложиться по-другому – проще, легче, – но тогда сегодня он бы не чувствовал себя настолько уверенно, до сих пор оставался бы напыщенным, восторженным юнцом. Служба и война практически полностью изменили его взгляды на жизнь. В каком-то смысле он стал циничнее, многие прошлые проблемы и мечты теперь казались мелкими и никчемными. В принципе, не всё ли равно, кто сыграл главную роль в его судьбе? Ясно одно: есть близкие люди, которым он дорог и которые дороги ему, а остальные просто должны не мешать им жить. Всё просто и понятно, как армейский устав.

После минутной паузы Юра пожал плечами и подвел итог разговору:

– Всё! Отболело. Теперь другая жизнь, будем смотреть вперед.

Терехов согласно кивнул. Хлопнула входная дверь. Юрка не успел обернуться, как кто-то запрыгнул ему на спину. От неожиданности он на секунду застыл, потом захватил руку нападавшего, рванул ее вниз и резко упал на колено. Через мгновение он уже всем телом прижимал к полу широкоплечего, модно одетого парня, налегая предплечьем ему на кадык. Тот хрипел, судорожно перебирал ногами, тщетно пытаясь сбросить с себя тяжелое тело. Только через пару секунд Юрка смог рассмотреть нападавшего в лицо и разом отстранился.

– Витал, ты?!

Он вскочил на ноги и помог Виталику подняться. Парень явно пребывал в шоке, потирал горло, громко откашливался и отплевывался. Виктор Иванович гневно прикрикнул:

– Нашел где плеваться! А ну-ка прекрати!

Юрка укоризненно взглянул на тренера, покачал головой. Он хотел обнять друга детства, но тот уперся ему рукой в грудь. Виталик всё еще не мог прийти в себя, делал глубокие вдохи, жмурил глаза. Наконец хрипло проговорил:

– Юрок, ты чё, рехнулся? Так и придушить мог!

Самохин схватил его за плечи, на секунду прижал к себе.

– Прости, братуха, инстинкт сработал. Не отошел я еще.

Виктор Иванович, скрестив руки на груди, наблюдал за друзьями. Он понял, что его воспитанник очень изменился, только не мог решить, хорошо ли это.

– Ну что, Виктор Иваныч, мы пойдем? – обернулся Юрка к тренеру. – Завтра мне во сколько можно прийти?

Терехов неопределенно мотнул головой.