– Никак ревнуешь? – игриво поддел дамский угодник. – Вот что я тебе скажу, Мария, – темная ты женщина! Да будет тебе известно: приятный вечер в компании интересного мужчины элементарно заменяет сеанс высококлассной терапии. Заметь – даром и без всякой очереди! Мечта любой пекущейся о своем здоровье дамы. Кстати, роман на стороне – отличное лекарственное средство. Даже медики рекомендуют время от времени прием этого допинга. Для профилактики семейных отношений, так сказать. Фитнес просто отдыхает!

– Шел бы ты, знахарь, куда подальше! Поищи для своих любовных утех кого-нибудь другого, а Настю оставь в покое.

– Маня, не нервируй меня! – шутливо потребовал оператор и, снова оглянувшись, послал Насте воздушный поцелуй. – Учти, она тебе этого не простит! – пригрозил он. – Хотел оказать гуманитарную помощь одинокой женщине. Безвозмездно и абсолютно бескорыстно.

– А с чего это ты взял, что она одинокая? У нее семья, сын.

– Сын? Возможно. А вот мужа нет! И мужика, кстати, тоже!

– Кто это тебе сказал?

– А я и без слов вижу. У нее в глазах все написано.

– Тоже мне Фрейд! – уколола Маша. – Половой альтруист!

Остаток дня коллеги беззлобно шутили и пикировались.

Заехав после пуска на местную телестудию и перегнав материал в Москву, телевизионщики вернулись в гостиницу. Оператор в ней не задержался и почти мгновенно ускользнул. Маша посетила магазин и, устроившись в кресле, включила телевизор. Приближалось время новостей. Не отрываясь от приготовления ужина, она просмотрела сюжет и с удовлетворением отметила качественный видеоряд. Коллеги были правы – у Никиты действительно оказалась очень легкая рука. Кроме того, он обладал ярко выраженным художественным мышлением. Лучший ракурс, чем он, не выбрал бы никто. За те пять лет, что Маша провела в стенах Останкино, так легко ей ни с кем не работалось.

Сам пуск прошел без видимых осложнений, в светлое время суток и ясную погоду, что случалось крайне редко. Удалось даже отснять так называемое «зависание», когда тело ракеты какое-то мгновение как бы парит над землей, словно та не желает выпускать его из дружеских объятий, а потом вдруг уступает напору безудержной мощи и без сожаления выталкивает строптивое дитя в свободный полет. Ажурный шлейф, который оставила ракета сегодня, с подачи Никиты превратился в пышную фату новобрачной и очень удачно был увенчан крестообразной диадемой ее прощальных огней. «Шеф останется доволен», – отметила Маша, снимая трубку звонившего за ее спиной телефона. На том конце провода звучала громкая музыка.

– Маня, как тебе картинка? – явно набивался на комплимент слегка хмельной оператор.

– Мастерство, как известно…

– …не пропьешь, – хвастливо промурчал он. – Официально сообщаю: я вне зоны досягаемости. Вполне возможно, дружественный визит затянется до утра. Какие есть пожелания?

– Не теряй лицо!

– И тебе не кашлять.

Никита был неисправим, что, впрочем, никак не сказывалось на результатах его работы: он ни разу не опоздал и не сорвал съемку.

Маша улыбнулась, вернула трубку на место и посмотрела на часы. Было поздно, а от мужа так и не появилось ни единой весточки. Андрей собирался прилететь еще утром, но за весь день они почему-то ни разу не пересеклись. Досаждать мужу звонками она не привыкла. С давних пор у них существовал уговор, что при деловом визите супруг выходит на связь только в случае крайней необходимости. Как офицерская жена со стажем, Маша научилась терпеливо ждать своего часа. Переживая, она тревожно металась по комнате, меряя шагами пространство от окна к двери и обратно, поочередно прислушиваясь то к звукам на улице, то к шуму в коридоре.

Андрей появился, как обычно, внезапно. Жена обняла его и прослезилась. Тополевский устало улыбнулся: «Все уже позади, просто было много работы. Ты же знаешь, как далеко площадка и сколько прибыло гостей. Вырваться невозможно. Кстати, тебе давно пора перестать волноваться: я умею за нас постоять».

Муж переоделся и направился в душ. Маша прислонилась к дверному косяку и проводила его нежным взглядом: уверенность Андрея действовала на нее убаюкивающе.

– Есть хочу! – выйдя из ванной, шутливо потребовал он.

– Все готово.

– Надеюсь, чай с «курарой»?

– Как обычно. С чего начнем?

– Стыдно признаться, – лукаво подмигнул Тополевский и, обхватив жену огромным полотенцем, притянул ее к себе. – С тебя!

– Сначала подкрепись, – смутилась недотрога.

– Звучит многообещающе, – игриво прищурился Андрей. – Не помню, говорил ли я сегодня…

– …как сильно люблю тебя, – выдохнули они разом.

– Мне нравится ход твоей мысли, – нежно шепнул муж и передвинулся ближе. – Может, а ну его, этот ужин?

– Не спеши… – многозначительно улыбнулась Маша.

Тополевский радостно потер ладони.

– Кстати, почему мы не встретились на НП?

– Никите захотелось снять с крыши МИКа – картинка колоритнее. А я была на подхвате – мало ли что. Он же у нас парень неопытный.

– В который раз крыша! – нахмурился Андрей. – Ты же обещала!

Он не на шутку рассердился. Видя это, Маша, угостила его конфетой. Тополевский обхватил ее ладонь, нежно поцеловал в запястье и укоризненно посмотрел в глаза: «Не подлизывайся! Ты ведь уже не раз обещала обходить крышу МИКа стороной. Это не место для променада. Работать там крайне опасно!» Жена виновато опустила глаза:

– Все позади. Забудем. Следующий раз сдержу слово.

– Следующий раз? – нервно переспросил супруг. – Значит, будет и следующий раз! – он швырнул чайную ложечку на стол. – Ты так и не научилась отличать прогулку по площадке от реальной опасности, которая исходит от стартующей ракеты! Ради красного словца готова рисковать своей и чужой жизнью! С Никиты какой спрос? Мальчишка, новичок! Но ты же дока в подобных делах. Неужели забыла, чем может обернуться подобная беспечность?

Маша смутилась, но по привычке тихо возразила:

– Но ведь ракета летит в противоположную сторону.

– В большинстве случаев, да. Но были и аварийные пуски, когда еще при запуске двигателей отваливался один из ее боковых блоков, и «раненая» ракета падала как раз в сторону МИКа. И горе тем, кто самовольно оказывался рядом! – Андрей встал и нервно прошелся по комнате. – Справедливости ради стоит признаться, – он, наконец, улыбнулся, – что никто из наших «партизан» ни разу не пострадал. Удивительный факт: от страха они умудрялись проскакивать в крошечные щели, будучи одетыми по-зимнему, а в нормальных условиях не могли протиснуться туда даже нагишом.

Маша незаметно подняла полотенце и обняла мужа сзади.

– Ты Головина имеешь ввиду?

– Нет, Федор у нас, по выражению командующего, победитель в номинации «псевдорепортаж». Находясь после запуска в пультовой бункера, он монотонно бубнил в микрофон: «Двадцать секунд – полет нормальный. Тридцать секунд – полет нормальный». А ракета тем временем пикировала к земле.

– Помню, как отреагировал Петров, – рассмеялась Маша.

– Стало неловко перед гостями. Вот и не сдержался.

– Победил в номинации «самый хлесткий комментарий». Выхватил у связиста микрофон и заорал что есть мочи: «Головин, прекращай отсчет, твою мать! Пуск аварийный!»

Андрей обнял ее и посмотрел в глаза:

– Давай не будем сводить серьезный разговор к шутке. Я хочу, чтобы ты помнила, что каждый пуск таит в себе опасность. Каждый! – акцентировал он.

– Но ведь сегодня все прошло в штатном режиме.

– Только на первый взгляд.

– Выходит, зря мы так оптимистично рапортовали об успехах? – опешила Маша. – На пуске я опять что-то упустила?

– В процессе его подготовки, – успокоил супруг.

– Опять спишут на присутствие женщин!

– Ты же знаешь, я в эти приметы не верю, – Тополевский нежно щелкнул жену по носу. – Просто в очередной раз проявился «визит-эффект». Не зря же Митрофанов любил повторять: раз гости в дом – огрехи все наружу. И действительно, пока официальные лица не прибыли на старт, все шло строго по плану. А потом…

– …ракету все же сглазили, – нахмурилась Маша.

– Я привык оперировать только фактами: в дренажном клапане верхней ступени образовалась внушительная течь.

– Жидкий кислород?!

Андрей кивнул, возвращаясь мыслями на три часа назад.

…Ракета возвышалась над стартом в белоснежных клубах испаряющегося жидкого кислорода. Высокопоставленные гости откровенно любовались завораживающим зрелищем. Они были очарованы грандиозностью происходящего и с удовольствием фотографировались на память.

Тополевский, стоя чуть поодаль, с тревогой наблюдал за хорошо заметной течью. Командующий приветливо улыбнулся ему и сообщил делегации, что в недавнем прошлом полковник Тополевский успешно руководил научной и испытательной работой космодрома, был участником не одной сотни пусков. «А во главе этого сложнейшего хозяйства стоял генерал-полковник Уральцев», – добавил Андрей, настороженно глядя в глаза бывшему командиру. «Да, нам здесь каждый винтик знаком», – согласился тот. Краем глаза он, профессионал, уловил немой вопрос, перевел взгляд на ракету и тоже заметил течь. Проработав вместе много лет, они поняли друг друга без слов. Стараясь не привлекать внимания, Андрей поспешил к бункеру управления. «Друзья мои, до начала пуска осталось чуть более получаса. Предлагаю переместиться на наблюдательный пункт», – прозвучал за его спиной шутливый голос командующего. Уральцев даже в минуты опасности не терял самообладания, заражая своим оптимизмом окружающих.

Тополевский старался идти как можно быстрее. «Спокойно, – уверенно стучало в висках. – Нельзя привлекать внимание, потому что бегущий полковник, даже бывший, в мирное время вызывает смех, а в военное – панику. Именно на этом старте произошла катастрофа, а потому вслед за первым бегущим бросятся все остальные. Таков негласный закон стартовиков».

– Здорово, Андрей! – окликнул кто-то сзади. – Есть дело, задержись.

– Привет, Володя! Давай не сейчас. Я обязательно найду тебя после пуска, обещаю, – не замедляя хода, пообещал он.

– «Узок круг этих людей, слишком далеки они от народа», – недоверчиво усмехнулся вслед приятель.

В пультовой заправки было тихо. На лицах присутствующих читалось недоумение. Офицеры обнаружили течь, но не могли установить ее причину и, главное, не знали, как обеспечить безопасность пуска, до которого оставались считанные минуты. Андрей поздоровался нарочито громко, выводя людей из ступора своей уверенностью.

– Вручную можно закрыть подпиточный клапан? – сухо уточнил он.

– Да, – оживился начальник команды. – А что это даст?

– За время, оставшееся до пуска, излишки кислорода должны испариться, и его уровень в баке ракеты придет в норму, что позволит набрать команду на пуск.

– А если не успеет испариться?

– Давай считать вместе. Возьми из журнала статистики среднюю скорость испарения кислорода и объем гарантийных запасов топлива в этом баке.

Майор начал лихорадочно листать журнал, что-то выписывая.

– А теперь раздели вторую цифру на первую: получишь время, за которое должен испариться лишний кислород.

Офицер считал шепотом, волнуясь и сбиваясь. Зачеркнув столбик цифр, нервно начал заново. Наконец, поднял глаза и радостно сообщил:

– Времени хватит! Но кто возьмет ответственность на себя?

– Оформляй техническое решение, – Андрей оглянулся. – А я свяжусь с командующим, – он выразительно посмотрел на стоящего рядом связиста. Тот все понял.

– Слушаю: Уральцев, – прозвучал в трубке подчеркнуто твердый голос генерала. Он был спокоен и выдержан в любой обстановке.

Тополевский доложил, что все необходимые меры уже приняты и попросил утвердить решение на проведение пуска.

– Вы уверены? – уточнил генерал.

– Расчеты показывают: излишки кислорода испарятся до пуска.

– Спасибо. Идем на пуск. Жду вас с подробностями на НП.

В оставшиеся до расчетного времени минуты на стартовом комплексе царило оживление. Убедившись, что все в порядке, офицеры и солдаты по команде направились в укрытие.

На одной из площадок колонны обслуживания сержант стряхнул с рукавицы иней и посмотрел вниз. С высоты птичьего полета разноцветные кроны деревьев, сливаясь воедино, напоминали замысловатый узор домотканого ковра. «Лепота!» – восхитился молодой человек, но, видя напряженное ожидание в глазах товарища, посмотрел на часы и дал отмашку. Солдат, сияя от гордости и значимости, четко вывел поверх снежной изморози на борту ракеты четыре ровные буквы: НАДЯ.

Летописцы истории космодрома разошлись во мнении по поводу возникновения этой традиции. Одни убеждены, что своим именем ракета наречена по фамилии первого командира части полковника Надеждина. Другие придерживаются романтической версии. Мол, в день первого запуска солдат получил письмо от своей девушки и от полноты чувств начертил имя любимой поверх кислородной «шубы». Как бы то ни было, но уже более полувека эти четыре заглавные буквы считаются талисманом удачи. Боевой расчет может закрыть глаза на факт присутствия на старте женщины, но после заправки обязательно проверит, появился ли на борту ракеты символ успешного пуска. В тот трагический день, когда прогремел взрыв, написать НАДЯ попросту не успели…

На наблюдательном пункте было многолюдно. Гости старались держаться подчеркнуто степенно, но во взгляде новичков читалось предчувствие чего-то необыкновенно значимого. Иностранные специалисты, чья аппаратура была установлена на спутнике, коротая время, оживленно переговаривались, отчаянно жестикулируя.

Уральцев, военные и промышленники внимательно вслушивались в каждое слово, транслируемое по громкой связи. Как такты метронома, над затихшей тайгой мелодично звучали емкие команды: «Ключ на старт», «Ключ на дренаж», «Протяжка»… Ежась от неприятного вечернего холодка, собравшиеся на НП с напряжением ждали развязки сюжета. Затаив дыхание, они следили за колебанием воздуха. Плавной стрелой поплыла непривычно длинная тень отошедшей от ракеты заправочной мачты. После наддува баков с ракеты, искрясь и обгоняя друг друга, посыпались крупинки намерзшей во время заправки жидким кислородом «шубы», тая на лету. В тишине отчетливо прозвучало: «Пуск». В это же мгновение воздух сотряс мощный хлопок. Из-под ракеты вырвались огненные языки ярко-рыжего пламени, провалившиеся в белоснежное облако клубящегося газа. Пространство на много километров вокруг озарилось ярчайшим светом. Выглянувшая из-за облаков круглолицая луна «померкла» на фоне разыгравшейся феерии. Ракета на мгновение зависла, словно прикидывая, стоит ли ей расставаться с землянами, в руках которых она какое-то время была тихой и послушной, затем напряглась, вздрогнула и, плавно раскачиваясь, медленно поползла вверх. Казалось, сама природа аплодировала всепобеждающей симфонии человеческого разума. Бескрайний массив тайги на мгновение стал частью и продолжением огненной стихии. Торжественно и вместе с тем трогательно ракета простилась с Землей, устремившись в заоблачные дали.

В это время нарастающий гул ракетных двигателей достиг наблюдательного пункта. Создалось впечатление, что непривычно мощные звуковые колебания вдавливают брюшную полость собравшихся там людей до самого позвоночника. Уши заложило так, что с непривычки хотелось кричать. От сильной вибрации воздуха казалось, что комок застрял в горле и, разрывая грудь, норовит вырваться наружу. Видимо, и поэтому тоже зрачки гостей расширились до размера глазных яблок. В них, как в зеркале, отражалось блестящее тело земной посланницы, стремительно уходящей ввысь. На глазах присутствующих то ли от напряжения, то ли от гордости навернулись слезы. Через несколько минут звук стал постепенно затихать, а в области слабо мерцающей звездочки, в которую на высоте успела превратиться ракета, стало просматриваться подобие «креста». Вскоре и он пропал из вида, но люди в установившейся разом тишине не расходились и все еще продолжали чего-то ждать. Отсчет времени они вели ударами собственных сердец. Одна минута, две, три… девять. Наконец, по громкой связи прозвучало долгожданное сообщение: «Космический аппарат вышел на заданную орбиту». Только после этих слов, необратимо свидетельствующих об успехе запуска, раскатисто грянуло громогласное «ура». Взволнованные иностранцы, бросая вверх головные уборы, шумно приветствовали друг друга и по-детски непосредственно радовались, что сопричастны рождению чуда. Кто-то из них с заметным акцентом процитировал: «Кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали». Тополевский с уважением посмотрел на знатока российской словесности и улыбнулся в ответ. Генеральный конструктор облегченно вздохнул и незаметно перекрестился. Командующий поднял глаза к небу. Кого он благодарил в это мгновение, было не ясно, но он, как никто другой, доподлинно знал, насколько сложно боевому расчету работать на технике, созданной полвека назад. Солидный запас ее прочности не может быть вечным. Генерал-полковник отчетливее кого бы то ни было понимал, что за каждым таким пуском стоят, прежде всего, жизни и судьбы сотен тружеников космодрома.

Рассадив гостей по машинам, Уральцев нагнал Тополевского.

– Андрей Васильевич, хочу поблагодарить вас за найденное решение. Иначе бы пуск сегодня не состоялся. А это значит, что высокие гости, которых я пригласил на космодром специально, не смогли бы «лично приобщиться» к столь важному делу. Их помощь и, чего греха таить, финансовая поддержка в нынешних условиях, когда каждый хочет только урвать, а не поделиться, военному космосу весьма кстати.

– Это моя работа, товарищ командующий. В свое время вы учили нас искать решения. Так что спасибо за науку.

– Вас подвезти?

– Благодарю, мне выделили машину. Доберусь сам.

– Жду на ужине, – пожал ему руку Уральцев. – Будете?

– Не обещаю: здесь по телевизионным делам моя супруга. Хотелось бы пообщаться, а то скоро опять разъедемся.

– Так вместе и приходите!..

Андрей умолк, устало улыбнувшись. Маша, по-детски подперев щеки кулачками, слушала мужа, не перебивая и не задавая вопросов. Переживая, она по привычке злоупотребляла сладостями, а потому время от времени таскала из вазы конфеты. Через полчаса на блюдце выросла внушительная горка разноцветных фантиков.

– Не ешь на ночь много углеводов, – шутливо укорил муж.

– Вечер начинался так многообещающе…

– Намек понял, – Тополевский подхватил жену на руки.

Спустя время, они, обнявшись и затихнув, лежали в постели. В комнату сочился лунный свет, и в его серебристых лучах пространство вокруг приобретало причудливые очертания. У Маши разыгралось воображение. Стены спальни превратились вдруг в своды средневекового замка. Сквозь приоткрытые ресницы массивные шторы на окнах показались старинными портьерами, а незамысловатый штампованный светильник под потолком напомнил роскошную кованую люстру. Словно по мановению волшебной палочки просторная кровать трансформировалась в мягкое старинное ложе. Через оконные щели проникал едва уловимый свет, будто за стеклом горели не уличные фонари, а мерцающие факелы. Маша улыбнулась своим витиеватым фантазиям и, подобно скульптору, игриво провела пальцем по профилю мужа, губами нежно касаясь его груди. Улыбку Андрея выдала белизна зубов.

– Бог мой, послезавтра опять разлука… – шепнула она.