Глава 4
Под перекрестным огнем

Комзвена Долгушин до последнего не верил, что сможет совершить свой третий вылет – как раз зашли «Ме-110». Стали в круг и с пикирования принялись обстреливать стоянку самолетов.

Хоть там и остались одни ломаные да битые, а все равно жалко.

Перед выходом из пикирования тяжелые двухмоторные «Мессершмитты» сбрасывали «бомбы-лягушки» СД-2.

Огонь был очень мощный, два «И-16» упали, подбитые на взлете.

Бомбы рвались с черным дымом и пылью, оставляя небольшие воронки.

«Ишачок», только что заправленный, с еще горячим мотором, взлетел, и Долгушин завертел рукоятку, убирая шасси. Надо было сделать сорок три оборота, да вот только немцы церемониться не стали, открыли огонь.

Проклиная «чертова ишака», немцев, все на свете, Сергей набрал-таки высоту, не сверзившись вниз. Оглянувшись, он малость успокоился – все три ведомых шли за ним, крутя головами во все стороны. А ведь учили их!

Это комзвена просматривает воздушное пространство по часовой стрелке, слева направо; передняя полусфера сверху вниз, правая снизу вверх, затем левая – снова сверху вниз.

В звене же, когда один ведомый идет слева, а два справа от ведущего, обзор пространства ведется иначе: командир смотрит вперед – влево и вправо, вверх и вниз; левый ведомый оглядывает по часовой стрелке, правые же, наоборот, против ее хода.

Вдобавок экипажи делают отвороты то в одну, то в другую сторону, высматривая, нет ли врага на хвосте.

– Балбесы… – буркнул Сергей.

Жаль, что на «И-16» не стоят рации. Очень жаль.

Долгушин глянул на машину комэска Кулева: тот должен был дать команду на перестроение. Вот!

Самолет комэска покачал крыльями, подавая сигнал: «Перестроить боевой порядок в правый пеленг звеньев». Долгушин с ведомыми приотстал, давая возможность левому звену встать куда положено.

Внизу зеркальной лентой сверкнул Неман, а с запада наплывали целые облака пыли – она выбивалась из-под гусениц, копыт и колес гигантской колонны.

Немцы наступали.

Вдали клубились бурые облака дыма от пожаров, виднелись разрывы бомб и снарядов, сверкавших красными и малиновыми искрами. Дым, пыль и гарь поднялись до двух километров высоты.

Самолет Кулева дернулся, словно поплавок, когда рыба клюет.

Это означало: «За мной, в атаку!»

С пятисот метров истребители ринулись вниз, обстреливая головные автомашины вражеской колонны. Навстречу понеслись очереди из «Эрликонов» и мелкие снаряды зениток.

Долгушин ощущал злое торжество, наблюдая, как пушки его «ястребка» рвут капоты «Опелей», кромсают покатые крыши легковушек, косят разбегавшуюся пехоту.

Чуть ли не у самой земли комзвена вывел самолет из пикирования, боевым разворотом ушел вверх и снова бросился с высоты на неприятельскую колонну, на этого стального змия, что вполз на его родную землю.

Теперь «ишачки» терзали хвост змия, чтобы застопорить его пресмыкание на восток. Когда и там загорелось, спикировали на середину колонны.

Не повезло Сашке, ведомому, что шел слева – напоролся на пару снарядов и просыпался вниз, прямо на горевшие грузовики.

Командир эскадрильи подал сигнал на выход из атаки – несколько раз переложил самолет с крыла на крыло.

Потрепанная эскадрилья прекратила штурмовку, построилась в боевой порядок и легла на обратный курс. Шесть «И-16» догорали на земле…^[16]

Пройдя над Новым Двором, Долгушин увидел, что по полю выложен крест: садиться нельзя. Да это и так ясно – воронка на воронке.

«Мессершмитты» появились снизу.

Быстро набирая высоту, «худые» набросились на толстолобых «ишачков». И закрутилось огненное колесо воздушного боя, складывались, перекрещивались в небе выхлопы моторов.

«И-16» Стоянова сошелся в лобовой атаке с «Мессером», вот только немец попался упертый, и вскоре два горящих истребителя уже неслись друг другу навстречу – никто не желал уступить.

Мгновение – и огненные шары столкнулись в воздухе, вспыхнув общим взрывом.

Долгушин кусал губы от ярости – Ишанов подбит, Чубук, Стоянов, Плющ!

«Мессершмитт» будто сам вплыл в рамку прицела, и Сергей до боли вдавил палец в гашетку. Всего два снаряда выпустили стволы.

Боезапас – йок, как говорит Марат Гияттулин.

«Мессер» шарахнулся в сторону, и ведомый мигом добавил оборотов двигателю, устремляясь за фашистом. С пятидесяти – семидесяти метров он прошил немецкий истребитель длинной очередью, почти переломив того пополам.

– Есть!

Сверху уходил в пике «худой», и Долгушин рванул за ним.

Высота резко падала: 1500… 1000… 800… 600 метров.

«Мессершмитт» выкрутился на «горку», взмыл вертикально вверх.

Глаза Сергея словно застлала темная ночь, но в следующую секунду он снова увидел противника. Врага! Гадину, которую надо раздавить!

Опять отвесное пикирование, дистанция быстро сокращалась: 400… 300… 200 метров, высота 800.

Немец рванул вверх, зависая на долгий миг – пулеметы застрочили, исполняя немузыкальный реквием. «Мессер» перевернулся через крыло и грохнулся на шоссейную дорогу, по которой ползли серые машины фрицев.

– Собаке – собачья смерть, – процедил Долгушин.

«Повторяем атаку!» – покачиванием крыльев просигналил комэск.

И пятерка «И-16» снова вошла в пике…

В эскадрилье было восемнадцать самолетов. После третьего вылета их осталось четыре. Соединили две АЭ в одну и вылетели в четвертый раз.

И тут Долгушин впервые за долгие часы войны ощутил довольство – шестнадцать «ишачков» почти сразу наткнулись на бомбардировщик «Ю-88», возвращавшийся после налета на Минск. Никакие «Мессеры» их не прикрывали – «худым» не хватило бы бензина на обратный путь.

Сергея бесила эта немецкая наглость – гитлеровцы до того уверовали в собственную непобедимость, что даже не дали бомбовозам сопровождения! Они, выходит, и в грош не ставили советских летчиков или были убеждены, что тех, вместе с самолетами, пожгут на земле. Гады…

«Ишачки», как и было задумано, разделились на четыре четверки и напали на строй бомберов. Генерал Рычагов, когда мотался по округу, всех убеждал, что биться надо не тройками, как следовало по уставам, а парами и четверками. Командиры с комиссарами держались уставов, опасались нового или воспринимали идею в штыки, зато пилоты быстро разобрались в сути дела.

Да и чего тут разбираться: тройка – это когда один ведущий и два ведомых – сковывает маневр, а пара – тут крутись, как хочешь.

Говорят, кого-то из командиров полков Рычагов бросил уговаривать и сунул тому дуло пистолета под подбородок. Наорал на упертого. Дескать, для победы над врагом можно хоть задом наперед летать, главное – бить этого врага в хвост и в гриву! Понял, мать твою? Комполка оказался понятливым…

«И-16» Долгушина подобрался к «Юнкерсу» снизу и выдал очередь по двигателю. Пара пулеметов ШКАС особого ущерба немцам не причинила, зато две пушки ШВАК наделали делов – задымил бомбовоз.

Винт его замедлил вращение, крутнулся и замер, дым повалил гуще. Показалось пламя, полыхнуло, разгорелось… «Юнкерс» накренился, и гансы полезли с парашютами прыгать.

– Сигайте, сигайте…

Сергей спустил истребитель с «горки» и снова нырнул под брюхо очередному бомберу. Тот, чуя смерть свою, лег на крыло, пытаясь свалить, да не тут-то было. Даже трассеры из подфюзеляжной гондолы Долгушина не остановили – снаряды продолбили по «Юнкерсу», нащупывая бензобаки, и нащупали-таки – фюзеляж вывернуло, словно крышку у консервной банки, и наружу ударил фонтан огня. «Подфюзеляжник» мигом смолк.

Вот, тоже мне, додумались, – мелькнуло у Сергея, – куда засунуть стрелка! Главное, в кабине все сидят, как фон-бароны, а этот лежа!

Тут его едва не подловили с подлетавшего «Юнкерса».

Два или три пулемета у «88-го» были нацелены вперед, правда, изо всех этих установок огонь вел один стрелок-бомбардир, но все равно получить очередь – это неприятно.

Конец ознакомительного фрагмента.