Глава 1

Пятница, 2 января. Полдень

Вашингтон, Белый дом

Джек Даунинг, понурившись в гадкой интеллигентской привычке, рассеянно следил за президентом. Форд вышагивал от окна к камину и обратно, топча драгоценный ковер Красной комнаты.

«Ну и обстановочка…» – мелькнуло у Даунинга.

Взявшись со скуки за ремонт, Жаклин Кеннеди переборщила с алыми шпалерами, придав залу для совещаний игривый оттенок будуара. И президент в интерьере выглядел несерьезно. Ни дать ни взять актеришка из провинциального театра.

Сложив руки за прямою спиной, сжав зубы и гоняя желваки, Форд играл жесткого отца нации, а получалось напыщенно и старомодно.

Джек подавил улыбку. Не с ним, кадровым разведчиком, тягаться в лицедействе Первому Джентльмену! Тут даже разбор эмоций не надобен – от старины Джеральда веет раздражением и растерянностью, но причина такого настроя вовсе не провал миссии «Некст». Президента куда больше беспокоит, не потерял ли он лицо, как выражаются японцы. Ведь получается, что русские провели его, словно тупого фермера на ярмарке!

Даунинг скосил глаза на Киссинджера. Этот умный и хитрый еврей, подмявший под себя Госдеп, был непробиваемо спокоен. Удобно раскинувшись на ампирном диване, Генри благодушно, с легкой флегмой следил за метаниями босса. А тот вдруг остановился и резко спросил, засовывая руки в карманы, отчего налет лоска тотчас же облез:

– Ваше мнение, Джек? Обо всей этой истории?

Даунинг медленно выпрямился. За последний месяц он насмотрелся всякого. Их трясло ФБР, выводя из себя нудными допросами, раскладывая дни и недели чуть ли не посекундно. Где был, что делал, с кем спал, о чем говорил. Кому именно? А сколько было свидетелей? Вспомните первую реакцию русского агента!

Джек успел пережить позор, и теперь лишь ждал окончания затянувшегося спектакля. Он загодя смирился с тем, что на его карьере поставлен жирный размашистый крест. Отставку Колби президент вот-вот примет, затем наступит его очередь…

Наверное, поэтому Даунинг, бывший куратор русского «перебежчика», не испытывал опасений – хуже точно не будет.

– Сэр, – заговорил он спокойно и устало, – я бы обратил ваше внимание на один очевидный факт: поражение в тайной войне потерпели не мы, а русские. Да, мы повелись, приняв агента КГБ за настоящего Миху, но и сами же раскрыли обман, вычислили истину! Разумеется, все эти соображения не обеляют ни меня, ни Фултона, ни Колби. Мой немудреный анализ всего лишь подводит к элементарному выводу – русские чекисты сами до сих пор ищут предиктора! В ином случае КГБ не стал бы засылать его копию…

– Полностью согласен с Джеком! – неожиданно вмешался Киссинджер. – Не могу себя назвать спецом, познавшим загадочную русскую душу, но кое в чем я таки разбираюсь. Если бы Миха находился в руках Андропова, то КГБ никогда и ни при каких обстоятельствах не поделился бы с нами знанием будущего. Но коли уж русские пошли на это, то вся постановка со Лже-Михой есть не что иное, как операция прикрытия! Миха за год с небольшим стал новым фактором силы. Как минимум трое членов Политбюро пользуются его… м-м… подсказками, выверяя курс партии – и ослабляя наши позиции. Простите, Джек, что перебил…

– Да, КГБ просто отвлек наше внимание от собственных поисков, – продолжил Даунинг, отмахнувшись от извинений. – И заметьте, сэр: все предсказания, которые дошли до нас, сбылись полностью и в точности! Уверен, что и те рекомендации, которые агент, представлявшийся Михой, передал вам вот в этой самой комнате, также являются правдой. Я просто убежден в этом, сэр. На сто процентов! Ну какой интерес русским наносить урон? Напротив, они получают прямую выгоду от вашего избрания! Находясь на волне благодарности и доверия, вы могли бы… ну, не знаю… расширить сотрудничество с СССР, продолжить курс на разрядку международной напряженности… А вот потом и могла бы начаться игра! Допустим, вы бы встретились с Брежневым в Ялте и негласно поделили мир на сферы влияния… Возможно даже, что нас стали бы дозированно информировать о будущих событиях – о ценах на нефть, к примеру, или о дате смерти Мао Цзэдуна. Поэтому я по-прежнему остаюсь резко против тактики, выбранной Колби и нашим ленинградским резидентом. Да, мы должны были узнать, кто есть кто, но зачем же раскрывать этого русского? Пусть бы и дальше отыгрывал свою роль – под нашим постоянным контролем! По-моему, так.

Джеральд Форд заметно успокоился, повеселел даже.

– Будем считать, Джек, что вы меня убедили, – добродушно проворчал он. – Прошение об отставке Колби я уже подписал, а вам следует завтра же вылететь в Москву. Замените Фултона в должности нашего резидента.

Сердце Даунинга пропустило удар – и заколотилось, толкая кровь к щекам.

– Допущенные ошибки надо исправлять! – Холеная ладонь президента звонко шлепнула по мраморной каминной доске. – Коли уж Миха остался в СССР и по-прежнему неуловим, ваш долг, Джек, отыскать его первым!

Суббота, 3 января. Перед обедом

Московская область, Архангельское

Черная «Волга» плавно подкатила к госдаче маршала Советского Союза. Не оборачиваясь, водитель пристально глянул на пассажира в зеркальце и кивнул.

– Я быстро, – буркнул офицер-ликвидатор, рассевшийся на заднем сиденье.

Стараясь ничего не касаться правой рукой, он вылез из машины, прихватив кожаную папку с бумагами. Мельком огляделся и двинул к воротам деловитой походкой курьера.

Гречко обосновался в красивом месте. Зимой и летом близкий лес очаровывал, навевая мысли о русских народных сказках. В холода всё тут пахло снежной свежестью, а в жару наплывал смолистый дух хвои. Благорастворение воздухов.

«Теремок» министра обороны возвели бойцы стройбата, подневольные маршальскому приказу… Губы ликвидатора дрогнули, складываясь в беглую усмешку – тем легче будет выполнить задание. Комчванства он не выносил.

Ворота стояли распахнутые настежь. Охранники дружно ширкали лопатами, сгребая снег с аллеи. За частыми росчерками голых ветвей проглядывала сама госдача, а к высокой ограде тулился флигель – над его трубой дрожало марево.

Дорогу офицеру-ликвидатору заступил майор Родионов, бесстрастный, как Гойко Митич в роли апача.

– Вы к кому?.. – Обшарив взглядом штатское пальто гостя, начохр вскинул внимательные глаза.

– К товарищу Гречко, – последовал спокойный ответ. – Мне поручено передать ему бумаги из министерства. Вот мои документы.

Майор посопел, изучая удостоверение, и сказал с запинкой:

– Андрей Антонович не велел пускать… Пройдите сами.

Офицер-ликвидатор уловил в голосе начохра просительные нотки, но сберег невозмутимое выражение лица, словно подыгрывая «краснокожему брату». Согласно кивнув, он пошагал к флигелю.

Нервы, подстегнутые смертельной опасностью, натягивались позванивавшими струнками, однако тренированная воля держала тело в узде. Постучавшись, ликвидатор обождал немножко и толкнул дверь левой рукой, сжимавшей папку.

Высокий, статный маршал с породистым и надменным лицом камергера вышел навстречу, не скрывая явной досады.

– Здравствуйте, товарищ Гречко, – мягко улыбнулся офицер, протягивая правую руку. Министр обороны, машинально, вяло пожал ее. Маршальские брови тотчас же вздернулись, отвечая слабым удивлением на неожиданную крепость пальцев штатского. – Тут вам передали кое-какие сводки, ознакомьтесь, пожалуйста. А завтра я за ними заеду.

– Это всё? – Гречко нетерпеливо отобрал папку.

– Всё.

– Свободен.

Ликвидатор удалился, отвесив небрежный поклон. Министр обороны вышел следом – набросил на плечи шинель и прошелся по чисто выметенной, чуть ли не пропылесошенной дорожке, хмуро взглядывая на Родионова. Начохр виновато потупился, а маршал передернул плечами, словно сбрасывая раздражение.

Кивнув майору на ходу, как бы сочувствуя, офицер-ликвидатор пошагал к машине, унимая нетерпение. И лишь нырнув на заднее сиденье, поспешно вынул из кармана заветную коробочку.

Водитель молча помог ему натянуть на левую руку хирургическую перчатку и отвернулся, тут же плавно трогаясь с места. Заскользила назад высокая ограда, мелькнул солдатик с метлой…

Достав из коробочки влажную салфетку, ликвидатор тщательно протер правую ладонь. От салфетки шибало чем-то больничным, резким и едким, и лишь минуту спустя в носу защекотало от вкрадчивых ноток яда.

«Всё! Можно! Можно!» – суетились мысли, но офицер сперва сложил салфетку – на ней уже проступили бурые пятна, – осторожно стянул перчатку и спрятал обе «улики» в коробочку. Вот теперь можно.

Морщась от собственной поспешности, он вынул пузырек с антидотом и опорожнил его одним глотком. В пищеводе потеплело, как от доброй порции коньяка, вот только послевкусие отвратное – полное впечатление, что бензин из шланга втянул ненароком…

– Может, сразу в баню? – В зеркальце качнулись серьезные серые глаза водителя. – Попаришься?

– А давай! – Ликвидатор облегченно откинулся на спинку. Отпускает потихоньку… Ладонь красная, горит, но это пройдет. Вряд ли парная выведет токсины быстрей, чем обычно, но хоть душа успокоится. А то всё ей лишь бы закружиться, загуляться…

Пропустив грохотавший цементовоз, «Волга» выехала на шоссе и пошла в разгон – заснеженная обочина сливалась в белую ленту с размытыми черными промельками деревьев.

«И какой же русский не любит…»

Понедельник, 5 января. Три часа дня

Москва, проспект Вернадского

Везет мне, однако, – общаюсь накоротке с лучшими умами человечества. В пятницу чай дул у Колмогорова – с брусничным вареньем, да после баньки… Классика!

«Ежи» с «ежихами» во дворе резвятся, снежки пуляют… Одни мы с академиком солидно рассуждаем о непознанном и непознаваемом. Выросли мы из детских забав…

А нынче я шагаю по длиннющему светлому коридору Института управления народным хозяйством. ИУНХ. Аббревиатура смахивает на клич гоблинов…

А вот и она, «Проблемная лаборатория». Вотчина самого Канторовича, обыкновенного гения. Воистину, место силы…

В судьбе Леонида Витальевича есть нечто прометеевское. Величайший математик, он мог бы парить на высотах чистой науки, недосягаемый для житейских мелочей.

Канторович уловил понятие функтора за много лет до Гротендика, первым понял значение обобщенных функций, но отдал тему на растерзание Лорану Шварцу, сочтя прорывное достижение пустяковым. Зато он вечно спускался на грешную землю, чтобы помочь смертным. Вон, внедрил безотходный раскрой фанеры, отладил работу такси…

А нынче скрещивает плановую экономику с теорией оптимального распределения ресурсов. За одно это ему надо памятник поставить. При жизни.

Я вежливо постучался и вошел, ожидая застать академика корпящим над бумагами. Застал. Только Канторович не высиживал за столом, визируя входящие с исходящими, а ползал на четвереньках, рассматривая выложенные на полу «простыни» чертежей. Лоб наморщен, очки зависли на кончике носа, губы шевелятся, палец ползет по ватману, вторя загогулистой кривой…

– Леонид Витальевич…

– Минуточку… Да? – Блеснули очки. – А, это вы стучали?

– Я, – пришлось мне признаться. – Простите, что помешал. Андрей Николаевич сказал, что звонил вам…

– А-а! Да-да! – встрепенулся Канторович и тяжело поднялся, упираясь рукой в колено. – Так вы тот самый Миша?

– Ну, звать меня «тем самым» рановато, – улыбнулся я. – Не дорос.

Коротко рассмеявшись, Леонид Витальевич отряхнул брюки и вернулся за стол.

– Слушаю вас, Миша.

– Ну, если без долгих предисловий, суть вот в чем. – Освободив стул от пухлых папок, я присел. – У меня там кой-какие программы понаписаны… они касаются электронной почты. Сам почтовый сервер уже работает, хотя и в тестовом режиме… но это временно. Мы наладили связь между Москвой и Зеленоградом, между Зеленоградом и Первомайском – это на Украине. Доводить до ума что «железо», что программное обеспечение будем еще долго – полгода как минимум, однако проблема в ином. В принципе, если установить здесь микроЭВМ, вы прямо сейчас могли бы набрать текст на клавиатуре… как на пишущей машинке, и отправить письмо коллеге в Новосибирск, в Ленинград… Да хоть в Лондон или Нью-Йорк! Через минуту адресат прочтет послание на экране своего монитора. Но! Чтобы письмо дошло до получателя, каждый пользователь ЭВМ должен получить совершенно особый УДН-адрес, единственный и неповторимый двенадцатизначный буквенно-цифровой код. И каждый такой адрес должен быть уникален! Строго обязательно! Если встретятся хотя бы два одинаковых адреса, то коллизия передачи данных может стать глобальной. УДН – это сокращенно: «управление доступом к носителю». УДН-48, если полностью. Адрес-идентификатор длиной в сорок восемь бит. Он будет прошиваться в ПЗУ сетевой карты, а пользователь эту сетевуху покупает… вставляет в свой комп… э-э… ЭВМ – и юзает на здоровье! Хочу, чтобы вы, Леонид Витальевич, прониклись… – сказал с чувством и полез в темные IT-дебри, вещая, жестикулируя, набрасывая схемы…

Полчаса спустя я упивался стаканом боржома, смачивая пересохшее горло и следя глазами за Канторовичем, нарезавшим круги вокруг стола. Леонид Витальевич проникся.

– Генерация УДН-адресов… – со вкусом повторил он, кивая своим мыслям. – Да, вы правы, здесь нужен ха-ароший коллектив и настоящий Центр сертификации! Вы надеетесь, что… э-э… «Е-мэйл» способна принести прибыль?