Оттолкнувшись, я полетел «как бы наверх» – главная ось станции, сочлененная из трех базовых блоков, вытягивалась от Земли по вертикали. Ничем не перекрытый атриум на стыке между нижним и средним базовым впустил меня в знаменитый «садик», разросшийся в переходном отсеке, а единственного человека, встреченного мною по дороге, я заметил в просторном верхнем базовом блоке – некто в серебристом комбинезоне просунулся в спальную капсулу, и что-то там перетряхивал.

А прямо передо мной, на сегментированной крышке люка, значилось: «Орбитальный док «Надир». Ниже висела табличка с намалеванным черепом и грозной надписью: «Проверь герметизацию!»

Я боязливо крутанул ручку – воздух не зашипел, вырываясь в вакуум – и потянул крышку на себя. Вцепившись в залючину, оглядел блок. Пусто.

Неужто население станции и впрямь попряталось? Или просто занято работой?

«Во-во…»

Пятый стыковочный узел открылся легко и просто, как дверца моей «волжанки». Цепляясь за поручни, я вплыл в тесный кессон. Закрыл внешний люк и отворил внутренний. Пахнуло нежилым запахом, какой отстаивается в брошенной квартире.

Служебный отсек. Точно такой же, как в тренажере «Зари» – там, на Земле, в ЦПК. Только в том было тесно, а тут объем трехмерный. Я заглянул в командный отсек, и отплыл в обитаемый, где мне и место, командированному.

ТМК – значит «тяжелый межпланетный корабль». «Зорька» реально нелегка – семьдесят тонн, но вот насчет межпланетных сообщений конструкторы поторопились. Пока что «Заря-2» слетала лишь к Венере. Ученые вдоволь поснимали планету с орбиты, спустили ровер на Землю Иштар и еще пять зондов вдобавок. Однако человек пока что не ступил на раскаленный венерианский грунт, на дно углекислого марева.

Упорно ходят слухи, что наши вот-вот полетят к Марсу, но секретарю ЦК по науке известно лучше. Проект есть, но на его реализацию лет десять уйдет точно. Полноценной ядерной ракеты у нас пока нет – «Буревестник» не в счет…

Покрутившись в воздухе, я быстро нашел оправдание неуемному любопытству – надо же проверить, на месте мои приборы или где!

И я храбро сунулся в рубку. Осторожно проплыл мимо главного пульта с темным обзорным экраном, и втиснулся в маленький переходной отсек – он вел в носовую часть, в пристыкованный посадочный модуль. На месте…

Я пошлепал по серебристому боку грузный контейнер. Скорей всего, мы перестарались с Кивриным – напихали всего подряд. Диагностеры, тестеры, детекторы…

Какие кудеса и диковины подкинула Бур Бурычу Луна? Да он и сам не знает…

Обратно я возвращался, задумчив и серьезен. Вовремя – в кессон по очереди пролезли Римантас с Пахой.

– Командированный! Принимай!

В мою сторону поплыл пластмассовый ящик с пищевыми рационами, а следом – плотно упакованный тюк.

– Почта, что ли?

– Она, родимая! Плохо выбритые луняне с тоской смотрят на Землю бессонными ночами…

– …Роняя скупую мужскую слезу, – подсказал я, и Станкавичюс захихикал, вплывая в командный отсек.

– Молчи, презренный, – величаво помавая руками, как плавниками, Почтарь завис надо мною. – К старту готов?

– Всегда готов! – я бойко вскинул руку в пионерском салюте…

…Получасом позже «Заря-3» отстыковалась и выдала тридцатисекундный импульс, восходя на орбиту повыше.

– Двигатели на разгон! – скомандовал Пашка.

– Есть – двигатели на разгон, – будничным голосом отрепетовал Римантас.

Внизу вертелась Земля, незаметно отдаляясь. В правый иллюминатор светила Луна.

Там же, позже

Посадочный модуль скользил над кратерами, плавно снижаясь. Почтарь сидел ниже палубы, горбясь над пультом, и был виден по пояс.

– Сядем сразу у «Порт-Иридиума», – сообщил он. – Бур Бурыч сейчас ходит в начальниках станции, а Янин с Дворским у него в помощниках. Так что… Встреча пройдет в теплой, дружеской обстановке… – Его голос построжел: – Готовность к посадке! Высота семьдесят пять метров… Вертикальная скорость снижения – ноль четыре в секунду…

ПМ завис, подрагивая, и опустился с быстротою лифта. Суставчатые опоры толкнулись в древние базальты, сгибаясь и гася удар.

– Станция «Порт-Иридиум», – бодро объявил Почтарь. – Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны…

Мозг мой еще сомневался, в действительности ли его на Луну занесло, или это иллюзия, а вот сердце частило – оно верило.

Скафандр нисколько не стеснял движений, хотя его вес и ощущался. На Земле в этом «Кречете» тяжко было бы, а на Луне… Полное впечатление, что у тебя за плечами битком набитый рюкзак.

По очень несерьезной, тоненькой лесенке я спустился на ту самую лунную пыль. Впечатал свои космические сапоги в рыхлый реголит – выхлоп не разнес его, вычистив лаву лишь в кругу под дюзой.

– Прием, прием… – толкнулось в уши. – Проверка связи!

– Маленький шаг для человека, – с пафосом выразился я, – он и есть маленький шаг! Как слышно?

– Как в театре! Вон, едут уже…

– Ты мне грузовой люк откроешь?

– Щас!

Квадратная плита обрисовалась четким контуром на белом борту модуля, и мягко опустилась, как аппарель. А от далеких куполов и лежачих цилиндров станции неслись танкетки-краулеры. Они нещадно копотили пылью, но та вела себя явно не по земному – не висела, клубясь, а тут же оседала. Падающая пыль…

«Да-а, такое только на Луне увидишь!»

– Михаил Петрович? – проскрипели наушники.

– Он самый, Борис Борисович! – порадовался я. – Прибыл в ваше распоряжение!

– Привет, Миша!

– О, Федор Дмитриевич! Вам привет от Инны! И еще гостинец – пирог с малиной!

– У-у-у!

– Зря признались, Михаил Петрович, – послышался ехидный голос Леонова. – Пирог я реквизирую, как контрабанду!

Дружное хихиканье перебил задышливый баритон:

– Обжо-оры… Товарищ Гарин, меня зовут Валентин Лаврентьевич, я тут… скажем так… пытаюсь вести раскопки… У меня вопрос: вас куда подбросить? На станцию сначала, обсудить за обедом, или сразу на базу?

– Сразу! – твердо ответил я.

В эфире зафыркали.

– Алексей Архипович, вы проспорили!

– Ладно, ладно… – заворчал директор базы. – С меня пирог.

– Како-ой пирог?

– Контрабандный!

Когда хохочущие светила подкатили, я их сразу запряг:

– Там почта и мой багаж. Осторожно – и не кантовать!

Неуклюже пожав руки в перчатках, занял место Леонова, пока тот перетаскивал тюк с письмами и бандеролями.

– О, как! – комически изумился Алексей Архипыч, присаживаясь на решетку багажника, и спросил с подковыркой: – Михаил Петрович, а это правда, что вы у нас член Политбюро?

– Еще не член! – рассмеялся я. – Кандидат только. Трогайте!

Краулер отозвался вибрацией, развернулся на месте и помчал, набирая скорость.

Меня спрашивали о чем-то, я отвечал «на автомате» – Залив Радуги стелился вокруг, удивительно плоский, с наметами реголита, а в небе плыла половинка яркой Земли, словно мяч в черной воде.

Посмеиваясь, старички-разбойнички умолкли, а оба краулера неслись по набитой колее, заворачивая от станции к Юрским горам.

Меня впервые за всё время покинуло нетерпение – сказочным было всё вокруг! Море Дождей за спиной, ясный земной свет, блестящие фигуры в скафандрах… Чудом больше, чудом меньше – какая разница? Я и так полон впечатлений, как бокал, в который перелили квасу!

И все же, стоило «ползунам» заехать в кольцевые пределы базы пришельцев, как у меня сбилось дыхание. Равнодушное время давно стерло всякие приметы цивилизации рептилоидов – там, по ту сторону галактики, – а здесь, на Луне, иной разум оставил свои следы.

Похоже, что встречающие испытывали нечто подобное – наушники доносили смущенное покашливание.

– Нам вниз, – буркнул Кудряшов, досадуя на слабость духа, и вся наша пятерка уместилась на площадке подъемника.

Секунда – и мы погрузились в тень. Мимо проплывали пологие пандусы, и я понял, что полной тьмы нет – резкий голубоватый свет пробивался снизу, не рассеиваясь.

– Это здесь!

Наклонные стены подлунного горизонта уводили к хаосу металлоконструкций в дальнем проеме, но человек в скафандре поворотил меня в сторону. Мельком я углядел нашивку: «В. Л. Янин».

– Вот! – выдохнул Валентин Лаврентьевич.

Я медленно обошел вертикальную связку шаров с отчеканенными буквицами по «экваторам», провел перчаткой по скользкому черному нутру левой кубической камеры, глянул в параболическое зеркало, занявшей почти весь объем правой. Качнул параболоид, и глухо спросил:

– Федор Дмитриевич, помните тот маленький отражатель из Шейтан-Кала?

– Мезовещество? – резво спросил Дворский.

– Похоже… На том уцелел лишь один зеркальный слой, да и то местами. Тем не менее он отражает луч мощного лазера и выдерживает температуры в сотни тысяч градусов. Да, мы предположили, что в веществе отражателя электрон нижней орбитали заменен искусственно стабилизированным мюоном… У мю-мезонов тот же заряд, но они в двести раз массивнее. Они ближе к ядру, соответственно, и энергия химической связи в веществе из мезоатомов выше. Проблема в том, что мюон живет всего лишь две миллионные доли секунды! Но исхитрились же как-то рептилоиды… Так… Где мой «сундук»?

Федор Дмитриевич с Борис Борисычем приволокли контейнер, и на следующие восемь часов я выпал из реальности.

Понедельник, 4 августа. Утро

Москва, проспект Калинина

Марина Исаева нащелкала код, и дверца сейфа клацнула, отворяясь. На полке лежала пухлая папка в неприметной картонной обложке. Дело «Ностромо».

«Росита» мягко улыбнулась. Уж какими путями ее сиятельство скопировать изволили сверхсекретный документ, лучше не допытываться…

Положив папку на стол, Марина уселась, и торопливо пролистала подшитые листы, густо фиолетовые от грозных печатей. Прежнее волнение нахлынуло, будто и не пропадало вовсе.

Двадцать девять лет тому назад она впервые встретилась с Мишей. При обстоятельствах далеко не романтичных, но помнится всё очень четко, резко, ясно…

А пройдет еще каких-нибудь пятнадцать лет… «Росита» скривила губы. «Каких-нибудь»! Да ей тогда будет под семьдесят!

Уняв скулящие мысли, она вернулась к папке. Что-то ей вчера показалось… Нет, не показалось.

Княгиня права – именно им предстоит совершить небывалое прежде. Переместить сознание пожилого Михаила Гарина в юного Мишу… Вот!

Дочка и внучка – Лея и Натали – будут заниматься папочкой и дедушкой… Елена уверяет, что скоро они сами придут к этой идее, их даже подталкивать не нужно. Время еще есть… Время…

Марина задумалась. Тогда выходит, что надо обязательно вводить в будущую операцию еще одну опергруппу – она отправится в тысяча девятьсот семьдесят четвертый, в Первомайск! Как именно произойдет пересадка «взрослой» личности в юного реципиента, «Росита» представляла себе очень смутно – этим занимается Света Сосницкая, Наталья Ивернева и Василий Гарин…

«Васёнок!» – улыбнулась Марина, и задумалась. А что? Хм…

Кто лучше справится с «аутотрансплантацией сознания», кроме Васёнка? А ему в помощь – Талию… Она не откажется, это точно.

А спасти мир от возможной аннигиляции…

«Ладно, ладно! – нахмурилась Исаева. – Надо будет всё продумать досконально, учесть даже самый мелкий фактик! Время еще есть…»

Тот же день, позже

Луна, станция «Порт-Иридиум»

Вчера меня увели с базы, деликатно напомнив, что кислород в скафандре имеет конечный объем. Накормили, и спать уложили.

Проснулся я по естественной надобности, и не сразу сообразил, куда идти и как быть. А когда разобрался и утолил позыв, то заблудился, лишь со второго раза найдя свой спальный отсек. Долго лежал, крутился, приманивая сон, но мысли лезли и лезли в голову, лишая покоя.

Те здоровенные камеры на базе пришельцев можно как бы вынести за скобки – обычная керамика, пусть и хитро выделанная. Необходимо сосредоточиться на трех артефактах, не считая отражателя – готового изделия. Ну, или отремонтированного.

Во-первых, это тот усеченный конус над правой камерой. Сходство с душевой лейкой ему придают соты из маленьких трубочек-микроускорителей. Допустим, это мезонный генератор… Нет… Ну, тогда инжектор! А генерирует мюоны тот здоровенный шестигранник, который, во-вторых. В таком случае связка шаров является стабилизатором… В-третьих.

«Хм… Всё правильно, если сама версия верна! Тогда откуда на стенках обеих камер потеки? Плавилась керамика, легко выдерживавшая нагрев выше четырех с половиной тысяч градусов. И, потом, что проку от мезонного «душа», если мюон не протянет и миллисекунды?»

Условным утром я проснулся, и чуток постоял под обычным душем. Только собрался добавить тепленькой, как вода кончилась, а вежливый голос автомата злорадно сообщил:

– Ваш водяной лимит на сегодня исчерпан.

– Обойдемся, – буркнул я.

Натянул комбез и поскакал в столовую – нормально ходить при лунной гравитации у меня не получалось. Организм постоянно терял равновесие, упорно желая уйти в кувырок. Я не падал лишь потому, что переходник был узким – шагал и колотился о стенки, пока не выбрался к тамбуру-перекрестку. А там сразу три входа в галереи, как перед богатырем из русской народной: прямо пойдешь – в столовую попадешь, направо свернешь – в лабораторию селенологов явишься, налево двинешь – в ангаре очутишься. Я заскакал прямо…

В столовой чинно завтракали старички-разбойнички. Леонов с раннего утра убыл на базу «Звезда», и их осталось трое.

– Как спалось? – поинтересовался Дворский.

– Средне, – постно улыбнулся я.

Янин щелкнул дверцей микроволновки, и протянул мне разогретую порцию каши в стандартной упаковке.

– Овсянка, сэр! Какие планы?

Я умолол половину «Геркулеса», и лишь затем признал со вздохом:

– Гипотез – вагон и маленькая тележка! Персонал вашей станции, Борис Борисович, набросал мне массу версий, перебрав всех фантастов, начиная с Уэллса. А я понял одно – пока мы сами, своим умом не дойдем до мезоатомной химии, «подсказки» рептилоидов мало чем помогут… А планы… Надо придумать, как разобрать те камеры! Объекты «Связка шаров», «Шестигранник», «Усеченный конус» и «Отражатель» аккуратно пакуем – и отправляем на Землю. Слой мезовещества необходимо исследовать под электронным микроскопом, артефакты просветить рентгеном… В общем, от кавалерийского наскока толку не будет!

– Согласен. – Кудряшов церемонно коснулся губ салфеткой. – Не будем устраивать пикник на обочине! За неделю управимся, как думаете?

– Должны, – сдержанно кивнул я, ликуя в душе: «Ух, ты! Целая неделя! На Луне! Ура-а…»

– Ну, тогда чайку? – Бур Бурыч крепко хлопнул в ладоши.

– С контрабандным пирогом! – рассмеялся Дворский. – Наливай!