Я бы мог идти и побыстрее, но Рита постоянно вертелась, обозревая достопримечательности. Держа меня за руку, она то останавливалась, задирая голову, то оглядывалась, шагая бочком или вовсе спиной вперед.

– Твое поведение не подобает замужней даме, – у меня получилось очень назидательно. – Последний раз я так Настю в садик водил…

– Зану-уда! – ласково протянула девушка, и вспорхнула на высокий бордюр, прошлась, сгибаясь в талии и ловя баланс. – Держи меня!

– Девчонка совсем! – залучился я, крепко сжимая тонкое запястье.

Рита спрыгнула и мимолетно прижалась, не решаясь целоваться на улице. Чопорно взяла меня под ручку, и зашагала рядом, приноравливаясь к моей походке.

– С ума сойти… – тихонько пробормотала она. – Шестнадцатый век… Это же царствование Ивана Грозного! А у твоего предка уже тут дом стоял, «палаты каменныя»… Далеко еще?

– Скоро узришь, – я переплел свои мосластые пальцы с тонкими, изящными пальчиками Риты. Так и просится на язык: «перстами»…

…Вайткус бережно развернул хрустящую папиросную бумагу, открывая изжелта-белый пергамент, исписанный старинной вязью.

– Етта… – начал он глубокомысленно. – Ирмочка проследила твою родословную, закопалась в прошлое – и нарыла сей любопытный документ. Етто не из музея. Есть тут один старичок-коллекционер… Доверил внучечке реставрировать царскую грамоту… М-м… Что-то вроде наградного листа. Царь всея Руси Иоанн Васильевич дарует «целителю своему Олександру Гарину палаты каменныя противу церкви Одигитрии, что на Печерском подворье», – Ромуальдыч припечатал ладонью харатью из былых времен. – Всё точно, Миша! Проверено. Твое родовое гнездо!

– Смешно вам, – заворчал я, дотрагиваясь кончиками пальцев до шершавой дарственной. – Может, там всё уже тыщу раз застроено и перестроено…

– Нет-нет! – энергично замотал головой Ромуальдыч. – Всё на месте, я тебе говорю! Просто хозяева менялись. Сначала епископ те палаты «отжал», как ты выражаешься. Потом они купцу какой-то гильдии достались… При Николае Первом к губернскому ведомству отошли… А до войны там склад стеклотары держали. Я смотрел уже. Если собрать ребят порукастей, да навалиться разом, можно всё за месяц разгрести, расчистить – и откапиталить! Етта… Откроем Центр НТТМ в торжественной обстановке, а мой знакомый из обкома пусть алую ленточку режет!

– Годится для зачина, – улыбнулся я, повторяя сразу обе любимые присказки товарища Андропова…

…Уголок губ дрогнул, провожая воспоминание. А ведь дед Семен однажды выхвалялся перед бабушкой: «Да мы из бояр! Да у нас во Пскове палаты стояли каменные!»

Я тогда еще и в школу не ходил, а уж древность рода меня точно не волновала. Но вот сейчас припекло.

А что, если старый проговорился, хлебнув лишку? Знал, да помалкивал, чтобы те, кому положено, не сомневались в его пролетарском происхождении? Да меня и самого горячило любопытство, я нутром чуял некую тайну. Ну, не зря же подсознание, что мое, что дедово, так притягивается к месту жительства царёва целителя…

– Вон там! – воскликнула Рита. – Вон, в переулке!

– И что бы я без тебя делал, – улыбнулся я, тиская девушку.

– Пропал бы! – засияла женушка.

«Родовое гнездо» меня разочаровало. Низкое здание, сложенное из плитняка, напоминало брошенный барак. С осевшей крышей, чернея провалами крохотных окон, оно навевало тоску.

– Как все запущенно… – я оглянулся в надежде, что ошибся, но нет – вон она, обшарпанная колокольня-звонница. Всё, как в той грамотке: «Полата каменная, а рядком колоколница каменна ж, а на колоколницы звону два колокола невелики…»

Рита вздохнула, поглядывая на меня изучающе и виновато.

– Шестнадцатый век, – вытолкнул я, натягивая улыбку, – что ты хочешь…

С торца мы обнаружили железную дверь, заржавевшую навек полуоткрытой, и проникли внутрь. Судя по штабелям трухлявых поддонов, здесь действительно был склад. Загаженные цементные полы упрятали даже сход в подвалы. Скуренные «бычки», битые бутылки из-под пива… Щербатые колонны, облезлые своды с дурацкими откровениями, выведенными копотью…

– А крыша не обвалится? – боязливо спросила девушка.

– Да кто ж ее знает… – сказал я в утешенье.

Хотел продолжить мысль чем-то значительным – и замер, глядя на два окошка. Небольших, стрельчатых, разделенных обколотой колонкой. От них тянуло сквозняком, но это задувала Вечность…

За окнами бурел пустырь, где носилась ребятня, однако воинственные кличи почти не залетали в палаты. А у меня сразу поднялось настроение.

Грязь – это пустяки. Берешь веник, совок – и вперед. Сдолбить растрескавшуюся корку бетона? Да не вопрос! Было бы желание.

И где-нибудь под залежами мусора, под наплывами грязно-серого раствора мне откроется тайна… А иначе – обидно!

Пятница, 14 октября. День

Йемен, Сана, район Ас-Сабин

На экране телевизора бесновались бородатые личности в офицерской форме. Роняя фуражки, тараща глаза, они размахивали черными пистолетами в приемной, тщась вломиться в кабинет президента, но четверо парней в спортивной форме ловко отражали атаки. Они крушили челюсти направо и налево, заламывали руки и укладывали наемных убийц мордой в ковер.

С гортанным криком в приемную ворвался еще один бородач с «Узи», ударил хлесткой очередью, но вот рука одного из «спортсменов» мелькнула в неуловимом движении, и крик оборвался клекотом – нож вошел в шею, как зубочистка в канапе.

– Есть еще служебная съемка, ваше величество, но, вы уж поверьте мне, смотреть на то, как на допросе разваливаются эти саудиты, просто неприятно, – Аль-Хамди выключил телевизор, и внимательно посмотрел на своего гостя. Молодой король Хусейн, достойный потомок Хашима ибн Абд Манафа, выбрал для встречи европейский темный костюм, белую рубашку и галстук.

– Вы правы, – согласился монарх. Перебирая четки в опущенной руке, он проговорил, будто в задумчивости: – Благодарю вас за честность и откровенность. Картина в целом ясна, кроме, разве что, пары моментов. Почему именно одиннадцатого числа саудовцы решились на крайние меры? И как во всем этом замешан Израиль?

– О, мне известна ваша нелюбовь к иудеям, – улыбнулся президент, – но здесь как раз тот случай, когда… – его улыбка утончилась. – Враг моего врага…

– …Мой друг, – кивнул правитель Хашимитского Королевства Иордании.

– Хотя все немного сложнее, – на переносице Аль-Хамди залегла складочка. – Попытка переворота в Сане застигла официальный Тель-Авив врасплох точно так же, как и Амман. На меня вышел частным порядком «серый кардинал» Моссада, полковник и раввин Рехавам Алон. Но не сам, а через русских. Их поручительство решило всё.

– Вы доверяете Советскому Союзу? – его величество задал вопрос без оттенка удивления или неодобрения.

– Полностью, – твердо сказал Аль-Хамди. – Почему? Потому что русские не предадут. У них есть такая пословица: «Договор дороже денег». У тех же американцев всё с точностью до наоборот – они с легкостью откажутся от своих обязательств, как только те станут им не выгодны. А что касается времени, выбранного саудитами для покушения… Видите ли, я по-прежнему привержен идее воссоединения йеменцев. И тринадцатого числа мы должны были сделать первый шаг по пути единства – создать военный союз между Саной и Аденом.

– А Эр-Рияду ни к чему объединенный Йемен, – понятливо кивнул король. – И вас не смущает, что Аден входит в состав просоветской Восточной федерации?

– Нисколько, ваше величество! – расплылся президент в добродушной улыбке. – Южный Йемен, Сомали, Эритрея и Эфиопия по отдельности – нищие и неустроенные государства, чей удел – обочина светлого пути к процветанию. Но вместе они – сила!

– Понимаю, понимаю… – затянул Хусейн ибн Талал, и вдруг улыбнулся совершенно мальчишеской улыбкой, словно напоминая: «Мне всего двадцать пять!». – А позвольте еще один вопрос?

Ибрагим Мохаммед аль-Хамди развел руками в великодушном жесте:

– Спрашивайте, ваше величество!

– А почему вы сами не желаете расширить границы Йемена, присоединив Хиджаз? – сощурился король.

– Как и у саудовских королей, у меня нет прав на эти земли, разве что на крайний юг, – серьезно ответил президент. – Саудиты – безродные выскочки, в то время как ваша династия восходит к прадеду самого пророка! Семь веков ваши предки владычествовали в Мекке и Медине!

Хусейн ибн Талал гордо улыбнулся, и протянул руку:

– Я с вами, друг мой!

* * *

… «Илы-28», крашенные «серебрянкой», взлетали по очереди. Грохоча двигунами на форсаже, прокатывались по бетонке в Массауа, а высоту набирали над Красным морем.

ВВС Восточной Федерации лишь создавались, и переговоры летчиков озвучивали эфир по-испански, по-русски, по-арабски, по-эфиопски…

– Группа Монтего! На Табук!

– Си, команданте! Венсеремос!

– Группа Гетачо! На Джидду!

– Да, камандыр!

Бомбардировщики плавно разделились, забирая к востоку. Группа майора Старобинца взяла курс на архипелаг Ханиш.

– Остров Джазират-эль-Ханиш! До точки поворота осталась минута.

– Разворот!

Ведущий, а за ним и вся группа повернула на Хамис-Мушайт, саудовскую авиабазу, самую ближнюю к северной границе объединенного Йемена.

– Группа, внимание! Идем в наборе. Радиопереговоры до атаки запрещаю.

Лишь только морские волны докатились до финишной полоски прибоя, и под крыльями вздыбились выжженные горы, с базы Аль-Анад поднялись истребители-перехватчики «МиГ-21». Они показались справа, отливая ртутью в мареве небес, и полезли наверх – с высоты легче прикрыть бомберы.

Майор Старобинец покусывал губу, глядя на «маленьких». Он переживал за группу. Эритрейцам Гетачо досталась военно-морская база в Джидде. А что там бомбить? Французы клепают для короля Халида ибн Абдул-Азиза Аль-Сауда самые первые фрегаты, а пока его Западный флот – «москитный», сплошь катера да старые английские тральщики!

Кубинцы Монтего тянут на самый север – громить танкистов в Табуке, чтобы не мешали триумфальному шествию власти Хашимитов. А вот Хамис-Мушайт – это другое. Там эскадрильи Ф-5 «Тайгер» и «Миражей»…

– Внимание! Приготовиться!

Облетая городишко с его базарами и толпами мирного населения, «Илы» перестроились, выходя к аэродрому саудовских ВВС.

– Группа, внимание! Атакуем!

– Готов! – откликнулся штурман, пересаживаясь на сиденье у правого борта, рядом с бомбардировочным прицелом.

– Сброс!

Дюжина ФАБ-100 просыпалась из грузоотсека, качнув самолет. Внизу проплыли бетонированные полосы, рулежки, ангары… Клубами огня и дыма вспухли первые взрывы.

– Командир! Два «Тайгера» на взлете!

– Вижу.

– Та вы не волнуйтесь, товарищ майор, – включился ведущий группы прикрытия. – Разберемся!

– Сбейте их к такой-то матери!

– Добре…

Остроносые «F-5» успели оторваться от земли – и сошлись с очередями авиапушек. Мелкокалиберные, но злые снарядики расчленили оба «Тайгера» – прочь закувыркалось крыло, оторвался хвост, посыпались ошметки фюзеляжа…

– Полетели клочки по закоулочкам!

– Цели накрыты! – сообщил стрелок-радист, задыхаясь.

Пустыня и горы наклонились, и крестовая тень «Ил-28» очертила широкую дугу по древним пескам

– Задание выполнено, – довольно выдал в эфир Старобинец. – Все самолеты в строю, курс домой!

Воскресенье, 17 октября. Утро

Москва, проспект Вернадского

Альбинка куда-то ускакала со своим Изей, и Зиночка Тимофеева осталась одна. Так уж получилось, что комнату они делили на двоих, хотя раньше тут стояли четыре кровати, как у всех по этажу.

Разумеется, подружки ни словом, ни духом не напоминали коменданту о «лишней» жилплощади – вдвоем куда проще. У соседок за стенкой тесно, не развернуться, а в душ целая очередь выстраивается. Недаром близняшки комнаты снимают…

Тимоша откинула одеяло, и потянулась. Всё упирается в деньги – тему, которую она не любит обсуждать даже сама с собой. Нет, Маша вроде, когда поступала, в общежитие заселилась, но тамошняя разгульная жизнь отпугнула ее – в «Строгановке» хватает студиозусов, мнящих себя «свободными художниками» или просто хиппующих. А Света сразу стала жилье искать. Сказала, что ей учиться надо, а в общаге даже выспаться не дадут, не то, что к занятиям готовиться.

Девушка уныло вздохнула. Везет же Ритке… Миша ей всё устроил, даже отдельную квартиру! Свою! Еще и работает где-то на полставки, больше ста рублей каждый месяц… Хоть и впритык, а всё ж копеечка…

Да и Инка удачно замуж вышла. Говорят, что Видов – гуляка, но… Тимоша ехидно улыбнулась. Да Олег сам с бывшей развелся из-за того, что та ему изменяла! Может, угомонился? И сыночка своего любит…

Зевнув, девушка села и скинула ночнушку. Натянула трусики.

«Какая я стала… – взгрустнулось ей. – Завистливая…»

Ведь в школе все они были равны! Хотя… Зина вспомнила, как Рита похвасталась однажды комплектом французского белья, а она об этом даже маме рассказала. Быть может, с наивной надеждой на то, что и ей достанут нечто подобное… А мама тогда весомо заметила: «Зато у тебя натуральные, чистый хлопок!» Так не шелк же…

Запахнувшись в халатик, Тимоша подцепила тапки и прошлепала в санузел, размышляя о жизненных странностях. Почему одной везет, а другой – нет? Не потому ли, что «везучая» нарочно упрощает условия бытия? Прибавляя матблага, отнимает что-то от себя? Вон, как Ксеня из 11-й школы – выскочила замуж, не любя. Да что там – не любя… Ксюха едва терпела своего жирного, лысого «избранника»! Зато квартира, машина, дача… Летом в Ялту, зимой на Домбай. Чем не жизнь?

«Да разве это жизнь?!» – почистив зубы, Зина пополоскала зубы и с отвращением выплюнула воду.

Не-ет, Светка права! Как она тогда сказала?.. «Вуз – это не «выйти удачно замуж». Это значит: получить диплом – и стать кем-то, а вовсе не женой кого-то!»

Да и за кого ей выходить? За Андрюшку? Тимоша заулыбалась. Неуклюжая заботливость Дюши ей нравилась… Нет, даже не это, а как бы тут выразиться… Андрей любит ее, но не так, как Изя – Альку. Тот признался – и спокоен! Нет, Дюха вечно переживает, боится, что она к нему охладеет, или другого найдет… На это даже сердиться нельзя. Умиляться разве. И, потом, страх – отличный стимул…

Дюша после занятий пропадает в каких-то гаражах – чинит машины или помогает чинить. Хвалится, что в этом месяце рублей сто точно выйдет… А потратит их на нее.

Со вздохом Тимоша оделась, и набросила шубку «на рыбьем меху». Как все эти противные мелочи портят жизнь! Или это Москва так действует? По улицам ходят толпы девушек, одетых и нарядно, и модно. А ты чувствуешь себя смешным чучелком из провинции…

Прислушавшись – «исторички» хихикали за дверью своей комнаты – Зиночка покинула блок, не запирая дверь. По гулкому коридору вышла к лифтам. Левая кабина стояла открытой, будто ждала ее.

Девушка быстренько зашла в качнувшийся объем, и нажала кнопку «Ц» – столовая должна быть еще открыта. Лифт тронулся, и пошел вниз – вместе с настроением.

А, может, всё потому так грустно, что она слишком прижимиста? Экономить на всем – привычка давняя. Дала ей мама тридцать копеек на обед – она двадцать потратит, а «десюнчик» заныкает. За неделю полтинник набегает – и на кино хватит, и на мороженое останется…

Точно так же она и стипендию бережет. Сорок рублей – не деньги, только на еду и хватит. Да на проезд еще. Родители, конечно, подкидывают кое-что, но они и сами не богаты. Папа – шофер, он на своем «КрАЗе» сто десять рэ получает, если «калымить» не выходит. У мамы и вовсе шестьдесят. Конечно, огород спасает, все овощи свои, так их еще вырастить надо. А ты попробуй, отработай смену, а после потяпай на шести сотках, клятую траву выпалывая!

Пробовали, работяжки, помидорами на базаре торговать, а толку? Десять копеек килограмм, рубль за ведро. Попробуй-ка, натаскайся!

Папка, правда, грозился старый «Запорожец» продать, только как же он со своей «ласточкой» расстанется?

Улыбаясь, Тимоша зашла в столовую, окунаясь в облако аппетитных запахов. Из-за столика как раз поднималась Лена с их курса. Свитерок портил ей фигуру, зато новенькие джинсы выгодно обтягивали попу.

Отведя глаза, Зина горестно вздохнула. А вот у нее никогда не было джинсов… Алька, вон, купила-таки костюмчик, но она легкомысленная и порывистая. За сто двадцать рублей! Нет уж…

– Мне, пожалуйста, макароны с биточками.

На полочке стояли в ряд стаканы, наполовину полные густой сметаны. Местное лакомство – ложку сахара, размешал – и ешь. Не-ет… Больно жирна сметана. Лучше чай и коржик.

Завтрак снова поднял Тимоше настроение, и она поднялась по лестнице в вестибюль, придя в некое равновесие с окружающим миром, полном соблазнов.

– Здравствуйте, теть Дусь! – прозвенела девушка, и вахтерша закивала ей со своего поста.

Остановившись у раскладки с почтой, Тимоша порылась в конвертах – и с изумлением выудила квитанцию. Почтовый перевод… «Зинаиде Тимофеевой». На двести рублей!

Не сдержавшись, Тимоша взвизгнула от счастья, и вынеслась на улицу, толкнув стеклянные двери. Разве так бывает? Бывает! Ага… А паспорт с ней хоть? Она, вроде, клала вчера… Да вот же он, в сумочке! Почта тут рядом, в пятиэтажке за прудами… По комсомольскому билету только до пятидесяти рублей выдадут, а тут двести!

Суматошные мысли крутились в голове, будя сонные желания, а молодые ноги несли Тимошу по дорожке вокруг Дома студента, прямо к тому месту, где сбываются мечты.

Глава 3.

Понедельник, 24 октября. День

Москва, Ленинские горы

– В дифференциальном исчислении мы решали следующую основную задачу: по данной функции найти ее производную, – вещал сухонький препод, с энтузиазмом стуча мелом по доске. Глазки у него горели, а растрепанные седые космы довершали растиражированный образ математика. – Рассмотрим обратную задачу, и введем теперь понятие неопределенного интеграла…

Я слушал внимательно, со вкусом поглощая отточенную информацию.

– Миха! – сдавленным шепотом позвал Скоков с задней парты.

Я отклонился назад, изображая повышенное внимание.

– Ночью градиентный блок протёк! – зашипел Иван.

– Квенч? – нахмурился я. – Только этого еще нам не хватало…

– Да не! Там в водяном охлаждении трубка лопнула!

– Заменили?

– «Богатыри» чинят. А завтра обещали криокулер подвезти!

– Мальчики!.. – с укором сказала Синицына, и мы прекратили недозволенные речи.

…Профессор яростно и самозабвенно исписывал черное пространство доски математической каббалистикой, а я тихо млел, посматривая на часы – большая стрелка неумолимо сдвигалась к заветной черте. Для кого-то начнется перемена и шумный ход в другую аудиторию, а вот я…

А я оторвусь от коллектива! Крайняя пара приятно сочлась, нагружая школяров истинами диамата, «но мне туда не надо».

И грянул звонок, радуя студенческие сердца…

* * *

Мне всегда хотелось жить-поживать в Москве. Я потому, под осень бытия, и заселился в Щелково – все ж ближе к МКАДу.

А нынче и вовсе «сбыча мечт». В «серпастом-молоткастом» – московская прописка. Однако привычки к столичным улицам так и не выработалось. Во мне по-прежнему, как в далеком-предалеком детстве, что-то счастливо сжималось в душе, стоило лишь спуститься в метро и услыхать гулкое подвыванье поезда. Наверное, те самые фибры трепетали…

Ни одному коренному или «закоренелому» москвичу не дано понять, ощутить приятность обручения Садовым кольцом, или нахождения на Ленинских горах! Праздник, который иногда с тобой.

Покинув главное здание, я зашагал к проспекту. Ритка с утра «заняла» у меня «Ижик».

Губы сами сложились в улыбку. Просто обожаю, когда Маргарита Николаевна сама пристает, пользуясь мужской слабостью и опасной женской силой. Животворящая ласка даже сурового, брутального типа размагнитит до состояния податливого киселя. Я, наверное, потому и не уважаю феминисток – эти дуры качают мышцы и копят мужицкие повадки, вместо того чтобы пленять и соблазнять. Ну, им же хуже.

Миновав проспект, я изменил метрополитену, сев в подкативший троллейбус. Хоть кругом посмотрю – на людей, на олимпийские стройки. Водитель поневоле в шорах, некогда ему красотами любоваться, надо за дорогой следить…

– Ваш билетик.

Спокойный голос смутил меня. Старичок-контролер в сером пальто и кепке терпеливо ждал ответа, невозмутим и бесстрастен.

– А у меня нет… – промямлил я, краснея.

– Штраф один рубль, – деловито объявил старикан, отрывая квитанцию.

Безропотно расставшись с дензнаком, я уцепился в поручень, улыбаясь стыдливо и чуть растерянно. Мосгортранс отомстил владельцу личного авто…