Составление, подготовка текста и примечания А.Д. Бородаевского, Ю.А. Бугрова, И.П. Михайловой, В.А. Резвого

Послесловие и комментарии к воспоминаниям М.А. Бородаевской Е.В. Глуховой

Издательство искренние благодарит Юрия Сергеевича Коржа и Алексея Геннадьевича Малофеева за поддержку настоящего издания

Стихотворения
Элегии, оды, идиллии
СПб, 1909

I

 
Вкруг колокольни обомшелой,
Где воздух так безгрешно тих,
Летают траурные стрелы
Стрижей пронзительных и злых.

Над кровью томного заката
Склоненных ив печаль светла.
И новых стрел душе не надо:
Душа все стрелы приняла.

Стрижи ватагою победной
Дочертят вещую спираль;
И, догорая, запад бледный
Отбросит пурпурную шаль.

И будут ив бездумны речи,
Как черствый ропот старика,
Когда одна стучит далече
Его дорожная клюка.
 

II
Ранняя обедня

 
Сумрак предрассветный… Буря снеговая…
Злоба вихрей бледных треплет ранний звон…
Колокол безумный бредит, обмирая,
И относит дальше взвеянных ворон.

Там, в приделе черном, засветилась свечка.
Что-то там скребется… Крыса или поп?
Протянулось дыма сизое колечко,
Замерцал глазетом позабытый гроб.

Яростная буря воет неустанно,
Бьется в стекла церкви льдистое крыло…
И зачем так холодно? И зачем так рано?
И зачем дороги снегом замело?

Не склонится ухо к тайне позабытой.
Нагорает свечка. Вырастает гроб.
Плачет воск один на каменные плиты,
Да в дверях, простершись, молится сугроб.
 

III

 
Панихиды в синеве мерцают,
Зажжены рукой холодеющей.
Облетают, отлетают,
Те, что нежились в полдень млеющий.

Широко открытыми глазами
Смотрят в поле окна пустынные.
Над полями, над прудами
Нити тонкие, паутинные.

Паркой срезаны жизни скромные,
И концы их лаской светятся…
На кресты садятся темные,
Над могилой хотелось бы встретиться.
 

IV

 
Слышу я тихие стуки,
Стуки ночные в стены…
Слабые, милые руки,
Земли вас опутали плены.

Бьете, как сторож в доску,
Черствое сердце мягчите.
Выманить надо ль вам слезку?
Тайную ль встречу сулите?

Глохнут залетные звуки…
Вот и совсем замолчали…
Милые, белые руки,
Видно, вы путы порвали!
 

V
Свидание

 
В тайне рассвета, бела, недвижима,
Ризой, как облаком легким, одета,
Мертвая, – ты мне явилась, томима,
В тайне рассвета.

Ты мне сияла лучом искупленья.
Сердце тревожилось и трепетало…
Но, побеждая земное смятенье,
Ты мне сияла.

Светлой мечтою промчалась ты мимо.
Сумрак, серея, навис надо мною…
Тихо; лишь сердце, как арфа, томимо
Светлой мечтою.
 

VI

 
Маскарад любите погребальный!
Да живит, как легкое вино,
Этот блеск цилиндров триумфальный,
Строй коней под черным домино, —

Фонари, повязанные крепом,
Длинный гроб, где кто-то, притаясь,
В этом фарсе, милом и нелепом,
Мертвеца играет, не смеясь!

Хороши под балдахином дроги
И цветы из ласковых теплиц,
И зеленый ельник по дороге,
И слеза на выгибе ресниц…

И люблю, когда, со мной равняясь,
Подмигнет он радости моей.
Я молчу… Я тайно улыбаюсь
Черным маскам ряженых коней.
 

VII

 
Рассветало. Моросило.
Нахлобучив капюшон,
Ночь угрюмо опочила.
И, в умершую влюблен,
Застонал последний сон.

А по улице печальной
Побледневшие спешили
Вереницей погребальной:
– Ночь, тебя мы обнажили,
Миром сладостным омыли.
Ты ушла с заклятой тайной! —

Под зонтами, вереницей
Шли за черной колесницей.
 

VIII

 
Печаль опустошенной, затихающей души,
Где свет, словно в чаще, что расчистил топор.

Склоненные колени у последней межи,
Широкая улыбка, туманный взор.

Обнять, простить хотелось бы, обласкать ножи убийц,
Презрительной любовью одарить врагов: —

Так Цезарь, в плащ закутанный, поверженный ниц,
Торжественно вступал в обитель богов.
 

IX

 
Нынче Горе мое нарядилось,
Надевало бальное платье;
Духами смеясь окропилось,
У зеркал примеряло запястья.

Нынче, Горе, твои именины.
Будет бал, торжествен и светел.
В алом – дамы; в черном – мужчины.
Я гостей улыбками встретил.

В нежном танце тебя закружу я,
Потону в твоем огненном взоре.
Как хочу твоего поцелуя,
Как люблю тебя нынче, Горе!
 

X

 
Хожу меж обугленных балок
Пожарища веси моей.
Сам себе странен и жалок,
Пепел сбираю,
На ветер гудящий бросаю,
И солнце сквозь пепел страшней.

О, как пламенело, как жгло ты,
Блаженство багряных орлов!
Сладость твоей позолоты
Ввек не изжить!
Той изгари едкой вовек не избыть
Всей дружбе холодных ветров.

Но траурной ризы не сброшу.
Влеку этот длинный
Шлейф, как бесценную ношу.
Пепел сбираю,
Над пашней разрытой бросаю:
Взойди, воскрешенный, забвенный, старинный!
 

XI
Пир

 
Зеленые, хитрые волны, со мной не лукавьте,
Честных объятий хочу я, старый пловец.
Мчите от берега прочь, песней забавьте.
Вокруг головы оплетите зеленый венец.

Вспененные гряды и зыби – морское похмелье!
Тело, что бури ковали, не нужно земле.
Акулы, акулы, любил я ваш плеск и веселье
В холодной, глубинной, зеленой, колдующей мгле.

Вы, белые чайки, отраден ваш лет замедленный,
Склонитесь, приникните ближе к холодным губам!
Акулы и чайки, на пир! Кудрявой короной
Увенчанный друг потрясает свой кубок червонный,
Где горькая кровь, что кипела по дальним морям.
 

XII
Степные вихри

1

 
Глянь: как лезвие, остер
Край земли.
Мчится всадник, буйн и скор,
Там вдали.
Мчится он по лезвию
Все кругом:
Обскакал бы жизнь мою
На лихом!
Я спешу наперерез…
Я – все здесь. Он – все там!
Дух чудес,
Заверть, вьется по степям…
 

2

 
Там, в далекой дали,
Перерезаны жилы мои.
Я не вижу, не знаю,
Только чую, —
Истекаю
Там вдали, за тридевять земель…

На смертельную рану мою
Я скачу посмотреть.

Ошалелые тройки гублю, —
И кого мне жалеть?
На смертельную рану мою —
Там вдали – посмотреть!

– Этих вражьих равнин
Неоглядную рать
Отрази, паладин,
Научись побеждать!

Мчатся кони на смерть,
Пена снегом валит.
Одинокая жердь,
Угрожая, стоит —
Там вдали…
 

XIII
Карета

 
Ах, карета, что еле плетется,
Ослабевшими дверцами машет!
Улица грубо смеется,
Ветер пронзительный пашет…

Голубая обивка слиняла,
И герб облупился древний.
Ты везла меня, дребезжала,
Подпевала душе моей гневной.

Там гуляла любезная сердцу,
Поджидала приезд желанный.
Распахну скрипучую дверцу,
И войдет с улыбкой венчанной.

Повернут, шатаяся, клячи,
Посвистит толпа, провожая —
Потому, что не могут иначе:
Мы простим, всех простим, дорогая.

Не поедем в наследственный терем,
Распряжем коней, спустим шторы —
И в мечту свою пылко поверим,
И сплетем своих снов узоры.

А наутро покинем карету;
Как бродяга, встал день, беззаботен…
Разнесем наше счастье по свету
Под шарманку у всех подворотен.
 

XIV
Ноктурно

Я тень зову, я жду Леилы.

Пушкин

 
Ко мне в жемчужнице, на черных лебедях,
Плывешь, любимая, и простираешь длани,
С глазами нежной и безумной лани
И розой в смольных волосах.

Тоскуя ждешь, да примет берег мой
Твою ладью и спутников прилежных.
Два черных лебедя у камней прибережных
Плывут торжественной четой.

И камни острые вонзаются им в грудь!
И перья черные развеяны ветрами.
Расширенный мятежными зыбями,
Влечется алый, алый путь…

Ко мне в жемчужнице, на черных лебедях,
Плывешь, любимая, и простираешь длани,
С глазами нежной и безумной лани
И розой в смольных волосах.

Как недвижимый страж, замерший на часах,
Я жду, когда, медлительно и строго,
Снесут тебя до бедного порога,
Подъяв на траурных крылах.

И слезы на обветренных глазах
Туманят даль; и пенистые гряды
Растут, гремят, вздымаются в громады,
Изнемогая на камнях.

Тоскуя ждешь, да примет берег мой
Твою ладью и спутников прилежных.
Два черных лебедя у камней прибережных
Плывут торжественной четой.

Твои глаза подъемлются с мольбой,
И видишь ты угрюмые теснины…
И воют волны с яростью звериной,
И брызжут пеной снеговой.

Воздвигнуты над грозною волной,
Презрев истому, лебеди стремятся, —
Но скалы хмурые навстречу им толпятся
Неколебимою стеной.

И камни острые вонзаются им в грудь!
И перья черные развеяны ветрами.
Расширенный мятежными зыбями,
Влечется алый, алый путь…
 

XV
Ад

 
Певучим голоском, колебля тощий посох,
Про муки адские рассказывал монах…
Пел соловей о монастырских розах;
Лучилась звездочка в березовых ветвях,
Дремотно зыблющих сережки и листочки;
И, охмелев, неслись янтарные хрущи…
– «Так сбудется от строчки и до строчки:
Возьмут тебя в каленые клещи»…
И, вскинув посох, сумрачный, грозится.
Замолк; потупился: «Вот так-то, милый брат!»
И теребит плачевную косицу.
– «И подлинно… Уж если ад, так ад —
Пунцовый, с бесами и серными парами!..»
О, звезды нежные! Влюбленный соловей!
И пусть она придет, с губящими глазами,
И этот ад сожжет меня скорей!
 

XVI

 
Вижу там, в багреце заходящих лучей,
Паучок раскачался на нити своей.
– Золотая березка, ты сдержишь меня?
– Ты закинешь повыше, – повыше меня?
Мимо мошек огнистых летит, упоен,
Как они – окрылен, как они – озарен.
И на ветер пустил хитроумную сеть.
Не беда ведь осенним деньком поговеть!
– Золотая березка, ты вскинешь меня?
– Золотая березка, ты любишь меня?

В багреце заходящих холодных лучей
Ты проходишь, шурша вдоль пустынных аллей.
Вот замедлишь. И глянешь… И сумрачный взгляд
Изольет в мою душу томительный яд.
Вырвут слабый, восторженно-жалобный крик
Эти красные губы и каменный лик.
– Золотая березка, ты примешь меня?
– Золотая березка, ты любишь меня?