Со старым Новым годом!
Татьяна Смышляева.

 
С Новым годом друзья!
С новой в жизни страницей!
Пусть печали прочь уйдут,
А лучшее всё повторится.
 
 
Чтоб с улыбкой было утро
И нежным, тёплым вечер.
Удачным будет каждый день,
Желанными все встречи.
 
 
Чтоб только небо голубое
И солнце нам светило,
И только радость на душе,
Здоровье не шалило.
 
 
Чтоб не было в жизни ненастья,
Всем мира, любви и счастья!
 

Акростих
Татьяна Смышляева

 
Рождение Иисуса Христа
Озарила в небе звезда.
Ждали чуда и вести благой —
Да спасёт этот мир
Его лик святой.
Славим мы в молитвах
Творца мира, что создал
Во спасение людей
Он, наш Отче, пострадал.
 

Тайна
Николь Аракелян.

 
Если смотреть на звёзды,
Можно увидеть тайну.
И поднимаясь в воздух,
Верить, что всё не случайно.
 
 
Если увидеть небо
В ярких ночных зарницах,
То ожиданье света
Может однажды сбыться.
 
 
Если распустишь косы
И полетишь как ветер,
То на мои вопросы
Сможешь сказать ответы.
 
 
Если поверишь в чудо,
Тайна к тебе вернётся —
Словно из ниоткуда
Ласково прикоснётся…
 

Сын зимы
Николь Аракелян

 
Нежная вьюга укроет бархатным пледом.
Тёмная ночь сторожит, не сомкнув звёздных глаз.
Белою дымкой скользнёт луч лунного света
И волшебство оживёт во Вселенной тотчас.
Лаской и мудростью светятся древние храмы,
Славную, светлую новость приносят в наш мир.
Вместе с морозной луной и зарёю багряной
День новогодний рождает Сына Зимы.
 

Я возьму все небесные краски
Татьяна Еременко

 
Я возьму все небесные краски,
Что подарены были тобой.
Разведу в них побольше ласки,
Сладкой неги, улыбки родной.
 
 
На холсте нарисую дом крепкий
Белокаменный с крышей большой.
В окнах радостью светятся детки.
Смех в окошках, на сердце покой.
 
 
Ты счастливый, надёжный хозяин.
Я твоя молодая жена.
Свет очей моих, я благодарна,
Что душою твоей стать смогла!
 
 
И нет в мире счастливее пары.
Голубь мой, я голубка твоя.
Пусть нам скажут, что мы неправы —
Бог нас свёл и лишь он нам судья!
 
 
Мы пройдём путь земной наш вместе,
В счастье, радости, с Богом в душе.
Нам завидовать будут в песнях
Соловьи в полуночной тиши.
 
 
И пока я рисую дом светлый,
Где-то строится новый наш дом.
Души, вечной любовью согреты,
Наши души поселятся в нём.
 

Художнику
Любовь Чиктаева

 
– Что ты видишь пред собой?
– Вижу перисто-синие дали.
– Нарисуй их, мой мальчик родной,
Тебе краски и кисть в руки дали.
– Что ты видишь перед собой?
– Вижу рваные флаги и битвы.
– Нарисуй их, мой дорогой,
От пророчества и до молитвы.
– Что ты видишь перед собой?
– Вижу дроги в полуденной пыли.
– Нарисуй их, мой золотой,
Нарисуй, чтобы мы не забыли.
 

Птичьи трели… Сатирическое
Татьяна Гассан-Филиппович

 
На заборе птичка примостилась
И решила песенку мне спеть.
Я сначала очень удивились:
– Как поёт красиво, обалдеть!
 
 
Но потом мне всё понятно стало, —
Птица и не хочет улетать.
Ведь забор в провинции – немало!
Звёзд с небес уж ей и не хватать…
 
 
Пожила на свете, настрадалась, —
Много было всяких небылиц…
И не знает, как в живых осталась.
Всё! Теперь подальше от столиц!
 
 
Снова с буйным ветром тесно дружит,
Глупости щебечет и стихи…
Ну, а если сильно занедужит,
Падает к собакам в лопухи.
 
 
Там корова спинку, лоб оближет…
(Главное, чтоб не учуял кот).
Ну и что, что нынче не в Париже
На свои стихи зверью поёт…
 

Помешательство
Наталия Варская

Илья Андреевич полулежал на диване из белой кожи. На столике с ножками, сделанными из слоновой кости, инкрустированном ониксом, агатом и нефритом, стояла початая бутылка шампанского. Машенька хлопотала вокруг то со льдом, то с чаем и казалось, что вместо рук у неё вот-вот появятся куриные крылышки.

– Да убери ты свой чай дурацкий! Не помогает он! Ох, тошно мне! Ох тоска зелёная да боль головная! Не понимаешь ты мою душу, дура!

У Ильи Андреевича был очередной «большой запой». Раньше у купцов было так: «малый запой» – дня на три, а большой мог недели две-три длиться. Водку пить было ещё рано, а больше никакие напитки помочь не могли.

– Ильюшенька, да что же ты с собой делаешь?! Давай доктора Зильберта позовем. Третья неделя уже пошла, как запил.

– Пошёл твой Зильберт на хрен! У меня от его визита проблемы не исчезнут. Я ж чего пью, просто так, что ли? Это тебе плевать, зачем ты живешь, а я смысл жизни утратил.

– Ильюшенька, да что ты выдумываешь? Бизнес твой процветает. Дети уже взрослые, за границей учатся. Жена молодая, захочешь – ещё родит.

– Вот мозги-то куриные! Дети! Что – дети? Им от меня только финансирование нужно. А жена молодая «ш» и» б», шкура продажная. Купил я её. Думаешь не вижу, что любви никакой нет? Не был бы я богат, не было бы и жены молодой.

– Ну ты же сам такую выбрал. Всё, что ты хочешь у тебя всегда получается. Вот мы с тобой давно развелись, а я всё рядом, всё о тебе думаю, переживаю, по первому зову лечу. Жена твоя в Лондоне, а я всегда под рукой. И денег от тебя не жду, и подарков не прошу.

– Да что ты трещишь, как сорока? И так голова раскалывается. Сколько времени? Трёх нет ещё?

– Рано ещё, Ильюшенька, водку пить. Всего-то половина первого.

– Знаешь, Машка, я понял, что мне надо! Экстрасенс мне нужен. Только не липовый, из телека, а настоящий. Чувствую, что порча на мне. Вот точно чувствую. Найди мне мага настоящего. Я даже с водкой повременю.

– Иьлюш, ну что ты опять затеял? В прошлый раз психолога требовал, а что получилось?

– А нечего мне всяких дур подсовывать!

Машеньке до сих пор было неудобно перед Анной Николаевной, психологом из центра» Свеча». Они были знакомы еще со школьной скамьи. Потом Маша училась на переводчика, а Аня в МГУ на психолога. И вот когда в свой прошлый «большой запой» Илья Андреевич потребовал к себе лучшего психолога, Машенька обратилась к своей давней знакомой, так как в её квалификации была уверена. Немало труда стоило уговорить Аню приехать на дом: выезды в центре» Свеча» не практиковались. Аня пошла навстречу и приехав, застала полупьяного пациента в атласном халате, развалившимся на диване перед плазмой во всю стену, на которой мелькали кадры девушек в бикини. Картину дополняла огромная люстра из хрусталя Сваровски и гигантская картина маслом, на которой был изображен натюрморт: нарезанная ломтями осетрина и большой жёлтый лимон, похожий на крупную канарейку. Машенька понимала, что все это безвкусно до смешного, но не раздражалась, а умилялась, так как знала о нищем и голодном детстве Ильи Андреевича. Именно из жалости много лет назад родилось в ней чувство, которое до сих пор было неизменным и сильным. В браке они прожили пять лет, детей не заимели. Илья неожиданно разбогател и бросил Машеньку. А она его – нет. Бежала к нему, если звал, выводила из запоев, привозила лекарства, докторов, продукты, когда молодая жена Ильи Андреевича отсутствовала. А отсутствовала она часто. Это была четвертая по счёту жена и каждая новая оказывалась моложе предыдущей.

Илья Андреевич скептически оглядел психолога и сказал:

– Ну, давай, удиви меня по Фрейду. Я вообще-то и сам психолог. Посмотрим, что ты умеешь.

Машенька видела, как Аня побледнела. Возможно, если б не многолетнее знакомство с Машенькой, она немедленно вышла бы вон. Но психолог на то и психолог. Как ни в чём ни бывало Аня сказала:

– Меня зовут Анна Николаевна. Я пришла к вам, Илья Андреевич, не удивлять, а помочь. Итак, я вас слушаю.

Илья Андреевич насупился:

– А чего меня слушать? Разве и так не видно, что хреново мне?

– Расскажите, давно ли вы злоупотребляете алкоголем?

– А ты, случаем не лекции о вреде алкоголя читать собралась? Не затем я психолога звал. Ты сделай, чтобы мне хорошо стало. А пить – не пить, я сам разберусь.

– Илья Андреевич, давайте на вы общаться.

– Да что ты мне мозг выносишь?! У меня таких, как ты, психологов, в постели сотня перебывала.

– При чём здесь это? Если вам рассказывать ничего не хочется, давайте тесты заполним, – и Анна Николаевна достала какие-то листы с рисунками.

– Да убери ты эту фигню! Я за свою жизнь все тесты перезаполнил. Всё знаю! Не интересно! Ты лучше скажи – в чём смысл жизни?

– Смотря чьей.

– Ух, язва! Люблю таких! Давай шампанского врежем?

– Одну минуточку, я сейчас, – и Аня выбежала в кухню, где её с нетерпением ожидала Машенька.

– Маш, извини, но даже ради тебя это хамство я терпеть не намерена. А тебе самой давно к психологу пора.

Из комнаты доносился громкий голос Ильи Андреевича:

– Я плачу деньги и требую ко мне внимания!

За Анной Николаевной захлопнулась дверь, а Машенька бросилась успокаивать буяна:

– Ну что же ты, Ильюшенька, так психолога напугал?

– Дура она, а не психолог. Ишь-ты, барыня! На вы её, видите ли, зовите! Нос воротит, дрянь!

Илья Андреевич ещё долго называл Аню всякими словами, а потом выпил водки и успокоился. Разбил только бокал и пепельницу.

И вот теперь экстрасенса требует… Машенька вспомнила, что её подруга Рита недавно рассказывала, что была у одной ворожеи и таких чудес насмотрелась, что словами не передать.

– Алло, Рита, помнишь ты мне про ворожею рассказывала? Можешь мне её телефон дать? Илюше моему совсем худо, магию требует.

– Ох, Машенька, знаю я от чего ему худо. Да и какой он – твой? Чужой женатый мужик. Что ты всё с ним носишься? Ладно, записывай. Зовут её Азеля, скажешь, что звонишь от Маргариты Топилиной.

У Азели оказался красивый низкий тембр голоса, такие были раньше у настоящих театральных актрис. Ворожея наотрез отказалась ехать куда-бы-то ни было. Приехать надо было к ней.

– Ильюшенька, нашла тебе мага – лучше не бывает, но сюда она не поедет, ндо ехать к ней.

– А ты скажи, что оплачу по двойному тарифу.

– Говорила, но она и по тройному не поедет. Причем, в виде исключения может без предварительной записи принять.

– А она хоть симпатичная?

– Я не видела, но голос красивый.

– Ладно, собирай меня. И такси закажи, не хочу с водителем своим ехать.

Машенька одевала Илью Андреевича, как ребенка. Он чертыхался, не попадая в брючины и рукава, капризничал, что пиджак не тот, требовал запонки с жемчугом.

Ехать было недалеко, здесь же, на Новой Риге Азеля и проживала.

Домик был скромный, не то что хоромы Ильи Андреевича. Дверь открыла женщина неопределённого возраста, жгучая брюнетка, похожая на цыганку. Она внимательно посмотрела на Машеньку и сказала:

– Вас зовут Машенька. Ждать будете в другой комнате.

– Да, меня Марией зовут.

– Нет, вас зовут Машенькой.

И это была правда. Все называли Марию именно так. Кроме Ильи Андреевича, который звал её Машкой.

Илья Андреевич хотел было пройти в комнату в ботинках, но Азеля молча кинула ему под ноги тапки, а Машенька бросилась расшнуровывать ботинки.

В комнате не было ничего колдовского: ни кроличьих лапок, ни хрустальных шаров, ни горящих свечей. Обстановка простая и какая-то вневременная. Находясь в этом помещении, было непонятно, какой сейчас век: 19, 20, 21. Илья Андреевич уселся в единственное кресло и сказал:

– Маг, значит? Не густо зарабатываете, я смотрю. А говорят, к вам запись аж за месяц. Ну, давайте меня удивлять!

Азеля, не ответив ни слова, вдруг резко схватила его за макушку и нажала так, будто стремилась расколоть череп, а затем резко отдёрнула руку вверх. Илья Андреевич почувствовал, будто немного приподнялся и завис в воздухе. Стало необъяснимо легко, а головная боль исчезла без следа.

– Круто! Удивила! – сказал он, но Азеля никак на это не отреагировала. Она смотрела ему прямо в глаза. Илья Андреевич почему-то занервничал, заёрзал в кресле:

– Не пытайся меня гипнотизировать, не получится!

Но хотя говорил он, как ему казалось, уверенно, внутри этой уверенности не было. Пытаясь вернуться в свою колею, он сказал, нарочито развязно:

– Всё равно все вы, бабы, одинаковые. Хоть маг, хоть не маг. Деньги и хороший секс всё решают. Дуры…

И вдруг у него началась икота, а слова стали походить на собачий лай. Он хотел было обозвать Азелю ведьмой, хотел подняться с кресла, но вместо этого вдруг упал на четвереньки, продолжая громко и часто икать. Азеля взяла со стола миску, налила туда воды, поставила Илье Андреевичу под нос и скомандовала: «Пей!» Он почему-то Азелю послушался. Ведьма почесала ему за ухом и сказала:

– Молодец. Лежать!

Мужчина растянулся на ковре и захрапел, а Азеля перешагнула через него и вышла к Машеньке.

– Что с ним?! Это порча? – воскликнула та, но Азеля взяла Машеньку за руку, вложила в руку ошейник и сказала:

– Хочешь оставь – хочешь выброси.

Проснулся Илья Андреевич дома, на своём кожаном диване. Голова не болела.

– Машка, – крикнул он, икнул и снова крикнул:

– Машенька!

Машенька вошла с чаем и спросила:

– Как себя чувствуешь?

– Машка, – Илья Андреевич снова икнул, – Машенька, а что это было? Я совершенно не помню, как от Азели возвращались.

– Какой Азели?

– Тьфу, значит приснилось. Ты не представляешь, что мне приснилось! Присядь рядом, расскажу. И вообще – разведусь-ка я с Иркой. Давай вместе жить.

– Это тебе во сне мысль пришла?

– Нет, сон был про ведьму.

– Давай завтра расскажешь, мне идти нужно. Выпить не хочешь?

– Нет! От одной мысли тошнит! Завтра во сколько тебя ждать, Машенька?

– Не знаю, – ответила она, захлопывая за собою дверь.

Машенька долго стояла на Крымском мосту, смотрела на воду и думала. Вернее даже, не думала, а вспоминала всю свою жизнь. И вся её жизнь крутилась вокруг Ильи Андреевича. Вот теперь жить вместе предлагает. Об этом Машенька мечтала все годы, но сейчас радости не чувствовала. Она достала из кармана собачий ошейник. Видимо, при помощи этого предмета она теперь может руководить чувствами любимого Ильюшеньки. Как всё просто! И вдруг ей показалось, что она видит насмешливое лицо Азели и слышит её слова:

– Хочешь – оставь, хочешь – выброси. Машенька со всей силы швырнула кожаный ошейник в воду. И вовсе не как инструмент манипулирования Ильей Андреевичем, а как символ своей привязанности, собачьей преданности, добровольного рабства и помешательства. Зазвонил мобильник, это был Илья Андреевич. Телефон тоже полетел в реку. – Свобода! Долой помешательство! – воскликнула Машенька и побежала на остановку автобуса.