Редактор Валентина Спирина

Корректор Валентина Спирина

Дизайнер обложки Валентина Спирина

© Валентина Спирина, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-2003-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все произведения и фотографии в сборнике изданы с согласия авторов, защищены законом Российской Федерации «Об авторском праве» и напечатаны в авторской редакции.

Материалы для обложки взяты с сайта pixabay. com

Территория Творчества

Ирина Кульджанова

Казахстан – Караганда

Некогда!

Старушенция была подвижной. Жизнерадостной. Даже когда она оставалась одна – её незваной гостье некогда было вклиниться со своим недолгим визитом между бесконечными хлопотами по дому и столь же бесконечными звонками, и заглянуть ей в глаза.

Ну да, её, Смерть, редко кто зовет. Даже те, кто иногда кричат о ней громко или настойчиво призывают шепотом со дна своего отчаяния – недосягаемы для неё. Потому что они не отпускают из своей души Жизнь. Не готовы. Не принадлежат ей – таков уж порядок. Все эти чувства и эмоции – ведь это все Жизнь. И лишь те, в чьих глазах где-то в самой глубине вспыхивает на одно лишь мгновение её отражение – они будут собственностью Смерти, совсем скоро. Она находит их, словно идет на маячок, и ничего тут странного. Как ее только не называют: безжалостная, коварная, нелепая, бессмысленная, жестокая. Старуха.… Ну, какая может быть старость у Вечного? Хотя… Смерть никогда не видела своего отражения, откуда ей знать. Самым странным было то, что ее называли равнодушной. Безжалостная, нелепая, коварная, бессмысленная, жестокая – это еще понятно, но равнодушная? Никогда. У нее, у Смерти, нет никакой души – так откуда может взяться равнодушие?

Смерть снова заглянула в окошко низенького, покосившегося домишки. Носится бабуля туда-сюда из кухни в комнату, ягоды в чашке вон намыла, руки о фартук вытерла, плечом трубку телефонную к уху прижимает, с соседкой что-то обсуждает. И ведь есть сто одна причина ее забрать – ну, сколько можно жить, уже равновесие нарушается, ан нет, не глядит бабуська на Смерть, некогда. Не вспыхивает в живых, не по-старушечьи ярких глазах нужный маячок. А вот от соседки её – да, уже тянет мерзлой тьмой, и довольно этого тонкого сквозняка, чтоб от Жизни ее в тень свою увести. Ненадолго, конечно. Смерти только один миг и важен – когда можно от тела душу оторвать. Ни то, ни другое ей не нужно – только эта энергия беззвучно лопающихся нитей, только это насыщение и легкость.

Бабуля удивленно уставилась на замолчавшую трубку. Нахмурилась. Нажала «отбой». С тяжким вздохом обернулась к окошку, погрозила сухоньким кулаком: «Что б тебя, окаянная! Жди теперь, как схороню, потом приходи!». И выскочила из дома.

Смерть взметнула туманистый край плаща, почуяв где-то недалеко пульсирующий темный маячок. Дождется, куда она денется, эта бабуська. Если б у Смерти было б чувство юмора, она б улыбнулась, но нет. Чувства – они ж все Жизни достались…

Сила

– Просто идите. Я вас жду. – лысый богатырь в серых плавках внимательно смотрел, как щуплый старый кореец подслеповато щурится, выбирая, куда сделать следующий шаг. Вот он нерешительно подтянул шнурок плавок, поправил большое полотенце на плече. Наконец, синяя резиновая дорожка была замечена. Выпятив живот и разведя согнутые руки для равновесия, мужчина наклонился чуть вперед, и зашагал по инерции неуверенным младенческим шагом. Переставляя непослушные ноги, он шел на полусогнутых, словно через пропасть по хлипкому мостику. Глядя на него, казалось, что этот переход он совершает еще и в полной темноте или плотном тумане. Старый кореец засеменил, скрючившись; на лице маской застыло выражение сурового алтайского идола. Тяжелые веки, почти закрывшие глаза, глубокие морщины, плотно сжатые губы. За два шага до богатыря инерция закончилась, мужчина неуклюже качнулся вперед и замер. Лысый шагнул навстречу.

– Ну вот! Нормуль.

Эта странная пара появлялась в бассейне спорткомплекса три раза в неделю. Открывалась дверь из мужской раздевалки, и выходили они. Здорово напоминали космических пиратов из фильма «Гостья из будущего». Большой, корпулентный мужчина лет сорока пяти, с россыпью веснушек по всей спине, груди, мощным плечам. Вдоль позвоночника сороконожками крупные шрамы. Маленькая лысая голова, прижатые плоские уши, толстая, как у быка, шея. Некрасивое, подвижное лицо, рыжие, почти невидимые, брови и ресницы, нос, явно не единожды сломанный и превратившийся в бесформенную картофелину. И маленький, сухой старый кореец, скрюченный, трясущийся, нелепый в своих купальных шортах и сланцах-галошиках.

Вдвоем они добирались до деревянных шезлонгов. Лысый расстилал полотенце, помогал улечься пожилому человеку на живот. Делал массаж. Его две ладони были практически на всю спину пациента. Помогал перевернуться на спину. Потом укрывал его полотенцем, и шел поплавать. Двигался в воде, как касатка – казалось, что двадцати пятиметровый бассейн ему мал, на один вдох и пару мощных гребков. Так и было, он пересекал его чересчур быстро, словно не прилагая усилий. Легко выходил из воды и устремлялся к своему подопечному. Тот лежал без движения.

– Совсем Сила стал плох. – Женщина в пупырчатой плавательной шапочке уселась на лесенке бассейна, перекрывая выход. – Запыхалась, надо отдохнуть.

Я кивнула, и думала плыть дальше. Но сразу же вернулась.

– Вы их знаете? – Мне было любопытно. Кто они друг другу? Сослуживцы? Друзья? Родственники? Врач, опекающий частного клиента?

– Знаю. Работали вместе. – Она неуклюже съехала в воду, поудобнее облокотилась о бортик. Я терпеливо ждала. – Работаю в нейротравме уже тридцать шесть лет. Меня, кстати, Лидия Николаевна зовут. Так вот. Пак Силантий Романович уже оперировал, когда я туда пришла. От Бога хирург, что уж говорить! Нас, медсестер, гонял всегда, уставали рядом с ним работать. Характер ужасный… Занудный, бестактный, жалости в нем никакой к людям. До каждой мелочи придерется. Новеньких сестер и санитарок до слез каждый раз доводил. Все не так, все не по его. И никто не указ, ни завотделением, ни главврач. И не спорил с ним никто особо. Бесполезно. Зато он смотрел на приеме пациента, и не надо ему много – ни снимков, ни анализов. Сразу верный диагноз ставил… И оперировал всегда все самое сложное. Женился поздно, уже за сорок ему было. Жил в отделении практически. Понятное дело, жена помаялась, ни мужа дома, ни денег. Собралась с двумя маленькими детьми, да и ушла от него. Так он неделю ничего не знал. Приходил затемно, засыпал на диване, а к семи уже в отделении был. А как узнал, и вовсе невыносимый стал. Как с цепи сорвался… И пить стал. Много. Один. Пациенты ж благодарные все, бутылки несут… Будто врача от сантехника не отличают. Хотя и сантехник то пьющий не большая радость… Стал он, значит, по вечерам набираться, к утру проспится, и нормально. Поначалу. А потом чем дальше, тем больше. В ту ночь вызвали его из дома. Все знали, что он за любую возможность хватается, что б оперировать, а тут… В шахте обрушение произошло, только к ночи шахтеров смогли на поверхность поднять, почти все – «тяжелые», пятерых в экстренную травму привезли. И у всех – наш профиль, вот и вызвали Силу. Машину за ним отправили. А он не смог даже сам одеться. Без него оперировали.

Утром узнал, что из этих пятерых один – его лучший друг. Мартын… дай бог памяти… Алексей, кажется. Да, Мартын Алексей. Ему меньше всех повезло. Сила его как увидел, будто с ума сошел. Орал на дежурных врачей, что они его угробили, чуть драться не полез. В двух отделениях слышно было… Один из них взял и на него жалобу в облздрав написал, мол так и так, хирург, систематически злоупотребляет, ставит под угрозу здоровье и жизнь пациентов, вмешивается в работу врачей своего и других отделений, дискредитирует коллег в глазах пациентов. И так далее…

Дошло до увольнения. Он сам дверью хлопнул и ушел из клиники.

Через пару недель его нашел наш завотделения. Борисов, светлая память ему. Что уж он ему там сказал, не знаю. Вернулся Пак на работу, трезвый, как стеклышко. Мартын его к тому времени готовился к следующей операции. Сила его сам прооперировал, сложнейшая была операция…

Все сразу пошло не так. Осложнилось внутрибольничной инфекцией, полгода в общей сложности, тот пробыл на разных этажах клиники, во всех отделениях. Сила не давал его выписать. Потом в реабилитации сам с ним после рабочего дня занимался. Мартын этот – огромный мужик под два метра ростом, ручищи, как ковши, гора мышц просто был. Высох… Все, что получилось, в коляску его посадить. Почему-то кажется, что Сила себя винил в этом. Он был уверен, что, если б сразу сам его оперировал, все было бы по-другому. Но вышло так, как вышло.

К тому времени ему уже было хорошо за пятьдесят. Он вдруг отказался оперировать. Ушел работать в поликлинику, почти ежедневно бывал в отделении, консультировал, даже на операциях присутствовал, но сам не оперировал. Столько слухов поползло тогда, и что он снова пьет, и что его отстранили, и что он Мартына себе простить не может… Никто и близко не догадывался, в чем дело. Пока по скорой не поступил шахтер. Мартын Александр. Сын. И произошло все – бывает же! – один в один, как с отцом. Обрушение, перелом позвоночника со смещением, сочетанная травма… Да длинный был диагноз, весь уж и не помню. Тогда в приемном дежурил наш старожил, Белин, он как увидел этого парня и фамилию, сразу с Паком связался. Документы тогда через меня все шли, официально этого Мартына завотделением оперировал. Но мы все тогда знали – Сила. Это была странная операция. Начинал и заканчивал ее Борисов, Пак работал как никогда долго. На себя был не похож. Замедленный, несколько раз останавливался, словно забывал и вспомнить не мог, что дальше. Борисов ему, как интерну, подсказывал.

Но, в целом, все благополучно прошло. То ли здоровьем Бог парня наградил, то ли и впрямь у Силы руки заколдованные, вытащил он его. Сперва с щита, на котором тот полгода пролежал, а потом и из коляски. Гонял нещадно, отдыха не давал, сам рядом с ним до изнеможения все упражнения повторял. Поставил на ноги. И снова ушел в поликлинику, и как-то быстро – на пенсию. Мы все считали, что раньше положенного возраста, а потом узнали, что по инвалидности. Болезнь Паркинсона…

Уже лет пять прошло. И вот я их обоих тут встречаю – Сашу Мартына и Силу нашего. Он уж и не узнал меня. Саша узнал, а Сила – нет. Надо же, свои дети далеко, а вот помощь пришла ему, откуда не ждал никто. И вправду говорят – что вложишь, все вернется…

Она помолчала. Поблагодарив за историю, я уже собиралась выйти из воды, когда Лидия Николаевна вздохнула: «Скольким он здоровье вернул… Есть бог на небе! Хорошая болезнь. Мирный стал, обид не помнит, людей не помнит. Как ребенок»