После ужина и знакомства с Ильёй Татьяна Сергеевна долго не могла заснуть. Она решила поговорить с Наташей и тихонько постучала в спальню девочек.
– Мам, заходи, Нинок уже дрыхнет давно, а я ещё читаю…
– Наташ, ты действительно уверена в этом мужчине? Мне он показался каким-то подозрительным, скользким.
– Мам, ну ты что, Илья такой хороший, надёжный, и он говорит такие приятные вещи.
– Наташенька, а кем работают его родители? Я у него спросила, но он лишь упомянул о матери, об отце он вообще ничего не сказал.
– Мам, я не знаю, честно говоря, даже не спрашивала, но мне это неинтересно. Какая разница, если я люблю этого мужчину и хочу за него замуж. Вот ты, например, нам с Ниной ничего не рассказывала о нашем папе. Мы знаем лишь его имя и фамилию, которую носим. А каким он был, что он любил, чем занимался, какое у него было хобби? Ты нам никогда ничего не рассказывала. Только и твердишь, что он был добрым, хорошим, чутким и отзывчивым, но нам с сестрой этого мало! Мы тоже хотим узнать больше о своём отце!
Татьяна Сергеевна дёрнулась как от электрического разряда.
– Доченька, ты бы не спешила замуж, слишком быстро развиваются ваши отношения.
Татьяна Сергеевна, сгорбившись, пошла в свою комнату, а Наташа до утра слышала сдержанные всхлипы и рыдания матери.
Илья начал, якобы случайно, сталкиваться с Ниной возле школы, в магазине, во дворе и через неделю стал уже самым лучшим другом. Нина жаловалась ему на учителей, на глупых одноклассников, на тяготы девятого класса. Илья внимательно выслушивал все жалобы девочки, сочувственно и понимающе кивал, мило улыбался, всегда покупал мороженое, а один раз даже повёл в кино на дневной сеанс. Нина была на седьмом небе от счастья. Он казался ей таким взрослым, серьёзным, романтичным, красивым, самым лучшим на земле. По сравнению с ним её одноклассники были даже не серыми мышами, а чем-то средним между инфузорией-туфелькой и амёбой. Нина стала подкрашивать глаза, губы, изо всех сил пытаясь выглядеть взрослее. Однажды она попросила у Наташи туфли на каблуках. Старшая сестра ответила сердитым отказом, потому что туфли были дорогие и фирменные. Но Нина не сдалась и, когда Наташа убежала на работу, спокойно взяла туфли в сумку и переобулась перед встречей с Ильёй. Сегодня у них важное свидание, Илья ведёт её в кафе, и ей надо быть взрослой и красивой. Она даже не задумывалась, какой бомбой замедленного действия стали их тайные встречи. Ни мама, ни Наташа даже не подозревали, что происходит с ребёнком, где она проводит время после школы и почему её поведение и внешность так изменились за последние несколько недель.
Как ни в чем не бывало, вечерами Илья гулял с Наташей, которую забирал с работы неподалёку от её дома. Дарил девушке цветы и засыпал комплиментами. Наташа часто ездила к Илье в гости, где и оставалась на ночь.
Такими вечерами Нина просто сходила с ума от ревности, ненависти и злобы. Бедная Татьяна Сергеевна пыталась поговорить с дочерью, кричала, уговаривала, плакала, но Нина была словно под гипнозом. Мать умоляла её сходить к врачу и сдать все анализы, которые лишь дали подтверждение, что ребёнок абсолютно здоров физически. И тогда Татьяна Сергеевна повела Нину к психологу, где и выяснилось, что дочь влюблена, а перепады настроения – лишь гормональный фон пубертатного периода, что волноваться абсолютно не о чем и что все мы такими были. Все успокоились, а зря. На самом деле волноваться стоило.
Ночами, когда Наташа оставалась у Ильи, Нина мечтала о смерти, нет, не своей, Наташиной. Она представляла, как отравит старшую сестру утром за завтраком, насыпав ей яд в кофе, или столкнёт с четвёртого этажа, когда сестра будет мыть окна. Эти мысли успокаивали Нину, она переставала беззвучно скулить и думать о том, что прямо сейчас он обнимает её за талию и привлекает к себе, целует мерзкие губы, тощую шею и грудь, гладит покрашенные безжизненные волосы, они вместе в постели занимаются любовью весь вечер, ночь и утро. А на прощание он готовит ей завтрак и отправляет на такси домой, чтобы она успела принять душ и переодеться перед работой.
Да, Нина возненавидела Наташу с первого вечера знакомства, с того самого момента, когда Илья положил ей руку на колено в комнатке с плакатом Backstreet Boys.
Однажды, когда она поджидала Илью в условленном месте, на самой дальней лавочке огромного парка на набережной, Нину посетила трезвая мысль – она на секунду задумалась о страшной ситуации, в эпицентре которой она оказалась. Она тайно встречается с женихом своей старшей сестры, врёт матери, желает Наташе смерти. А Илья? Почему он создал эту ситуацию? Зачем ему четырнадцатилетняя Нина?
Но трезвая мысль тут же улетучилась, когда на горизонте появился Он. Он стал для неё Вселенной, центром, самым главным, родным, близким, идолом, богом. Нина готова была молиться на него, поклоняться и делать всё, что он скажет. Это был её наркотик и её религия.
Илья по-братски поцеловал Нину и сел рядом на скамейку. Щёки девочки стали пурпурными. В эти минуты Нина была так счастлива, его запах дурманил ей мозг, его лицо было для неё самым прекрасным на земле. Если бы ей приказали отдать за него жизнь, она бы только переспросила, как именно ей принести себя в жертву на алтарь божества Ильи.
– Привет, малыш, как твои дела, мой хороший? У тебя такие глазки красные, ты что, опять плакала? Непослушный малыш, папочка запрещает плакать таким красивым глазкам. – Илья стал гладить Нину по плечу.
– Нормалёк… эээ… гммм… – Нина боялась задать этот вопрос, но собравшись с духом, решилась. – Наташка вчера у тебя ночевала… опять… – Глаза Нины налились слезами, она была похожа на резиновую игрушку для ванной, из которой польётся вода, стоит на неё только надавить.
– Глупышка, маленькая моя, ну зачем ты расстраиваешься? Ну иди сюда, папочка тебя пожалеет…
Илья пересадил Нину к себе на колени и обнял за талию.
Нина, забыв обо всём на свете, уткнулась Илье в плечо, его запах, голос, нежность сводили её с ума. В такие моменты она была готова делить его с кем угодно, с Наташей, Глашей, Машей и десятью другими бабами, лишь бы иногда, хоть изредка он был только её.
Из любовного угара Нину вернул к жизни его голос:
– Малыш, а вам не надоело в тесноте жить с Натахой? Вы уже две взрослые девахи на выданье, – грубо хохотнул Илья.
– Ильюша, мама копит мне на квартиру, все деньги заработанные откладывает. У нас дома есть тайник, о нём только я и Наташка знаем. Мама пообещала каждой из нас по квартире на свадьбу купить, это вроде папа после смерти нам наследство оставил…
Нина нежно смотрела на своего идола и гладила по волосам.
– Понятно, малыш, ну а ты знаешь, где тайничок? Или, может, мамуля вам лапшу на уши вешает, надеется, что найдёте женихов побогаче и свалите на все четыре стороны, – Илья засмеялся вслух, а Нина даже не обратила внимание на оскорбление матери и на странный, неуместный вопрос.
– Нет, милый, не обманывает, я сама видела, как маман опять туда премию прятала свою и Наташкину…
Илья лениво зевнул и нехотя заметил:
– Не называй меня больше милым. Меня это раздражает, ты же знаешь.
– Но она тебя постоянно называет милым, даже по телефону! – плаксиво заметила Нина и надула пухлые губы.
«Хороша, зараза, – подумал Илья мельком, – не то что бесцветная и бесхребетная сестрица. Эх, не была бы ты малолеткой…» Илья оценивающе погладил спину и заметил прекрасный плавный изгиб, результат занятий танцами с шести лет, грудь неразвита, но всё ещё впереди, личико практически идеальное.
– Малыш, а поехали ко мне домой?
Нина жевала во рту язык, промычала что-то нечленораздельное, но ей хватило силы воли отрицательно мотнуть головой.
– Ну глупышка, не упрямься. Посидим немного, кино новое посмотрим «Гарри Поттер и узник Аскабана».
– «Узник Азкабана», правильно через «з», – машинально поправила Нина, но ни для неё, ни для него это не имело принципиального значения.
Охотник увидел, что жертва заглотила наживку, и ему было наплевать на все согласные, неважно, звонкие или глухие.
Жертва уже поняла, что поедет. Она знала это с самого начала, но здравый смысл, задушенный глупостью, ещё пытался сопротивляться. Второй страстью, помимо Ильи, были книги и фильмы про Гарри Поттера. Нина ждала выхода каждой новой книги как праздника, поэтому здравый смысл понял, что у него нет шансов, лёг и умер.
– А далеко ты живёшь?
Они направлялись бодрым шагом к станции метро «Марьино». Нина попыталась взять любимого за руку, но тот сделал вид, что поправляет одежду.
«Видно, беспокоится о моей репутации», – нашептала глупость мёртвому здравому смыслу.
Когда Нина повторила свой вопрос, Илья ответил, что недалеко, на Римской, прямо по прямой веточке. Десять минуточек ходьбы.
После метро они шли не десять, а все сорок минут. Нина устала, так как после школы ничего не ела и не пила. Они подошли к старенькой, пятиэтажной хрущёвке без кодового замка, и парень, всё ещё играя роль галантного кавалера, открыл входную дверь в подъезд.
Нине резко ударил в нос отчётливый запах аммиака, мочи человеческой и (или) кошачьей, но оттого, что дверь в подъезд была предусмотрительно закрыта, хотя и не заперта, запах, видимо, здесь стоял круглогодично. Илья жил на пятом этаже, и Нина прошла с ним четыре круга преисподней, с блевотиной, лежащим наркоманом, которого Илья просто переступил, а Нину практически перенёс через него. На пятом этаже, куда поднимался весь сигаретный дым, Нина поняла, что первый этаж с глотком свежего воздуха не такой уже и вонючий.
Они зашли в угловую квартиру с дверью, оббитой красным дерматином.
– Прошу в логово холостяка!
Илья оптимистично включил свет, и Нина сразу же увидела двух тараканов, которые скрылись где-то в направлении кухни.
Бедненькая однокомнатная хрущёвка была настолько тесной, что Нина уже из коридора увидела слева окно комнаты, а справа окно кухни. Посредине сего творения человеческого маразма под названием «жильё» горделиво стоял остров «туалет/ванная», который разделял конурку на поспать и пожрать. Обстановка была очень бедной из далёких пятидесятых годов: сервант на тонких ножках с прямоугольной дверцей посредине, которая становилась столиком непонятно для чего, а вверху два стекла, которые разъезжались в сторону друг от друга, и если надо было достать сервиз или документы, то пальцами хватали одно стекло и аккуратно «толкали» его в сторону его товарища. При этом весь сервиз гремел, стёкла дребезжали, а на фарфоровом петушке, в который большинство мужчин прятали водку, чтоб жена не догадалась, крышечка грозилась разбиться. Два кресла на тонких ножках были продавлены до такой степени, что казалось, если ты в них сядешь, то тебе понадобится вся физическая форма, чтобы подняться обратно. А венцом меблировки была огромная тахта посреди зала, предусмотрительно накрытая чистой простыней. От простыни пахло свежестью, и Нина поняла, что это единственная вещь, которая ей нравится в этом доме. Нина села прямо на простынь, но не потому, что ей хотелось любовных утех, а потому, что это было единственное приятное и чистое место в квартире.
Илья, очевидно, не догадываясь об истинных намерениях Нины, заметно поморщился.
– Малыш, погоди, не торопись, а как же твой тюремщик?
Нина вздрогнула:
– Какой тюремщик, ми… Ильюша?
– Ну Гарри Поттер.
– Да! Да!
Нина подскочила и захлопала в ладоши.
«Какая же ты тупая малолетка», – с горечью и обидой подумал Илья и добавил себе под нос:
– Правда, очень красивая…
– Что, Ильюша? Я не услышала. – Нина сняла джинсовую курточку и повесила на спинку кресла.
Она была прекрасна в тёмной школьной юбочке и светлой рубашке, распущенные волосы красиво обрамляли лицо, брови, широкие и густые, добавляли ярким огромным глазам глубины и выразительности.
«И почему тебе не двадцать», – подумал Илья, а вслух добавил:
– Малыш, сейчас найду диск и принесу что-нибудь пожевать и выпить.
Нина была так счастлива, что забыла две самые важные вещи перед тем, как ехать в гости к малознакомому человеку. Но Илья был ближайшим другом последнее время, скажете вы, и будете правы.
Да даже если бы Нина помнила два золотых правила поведения в незнакомой квартире (1. Предупредить кого угодно: маму, сестру, подругу, соседку, но чтобы хоть одна живая душа знала, с кем ты. 2. Назвать адрес пребывания.), то всё равно бы не сделала этого. Она была слишком увлечена Ильёй, приключением, предстоящей премьерой: для неё, Нины Константиновны Зотовой, будет показ фильма, который только вышел на экраны Европы и Америки.
В начале нулевых сотовые телефоны приобретали популярность в геометрической прогрессии. Поэтому в 2004 году даже у скромной семьи Зотовых были довольно крупные, но надёжные Нокиа 3310. И если бы Нина не скакала морским конём по сомнительному «логову», а отправила матери или сестре СМС с адресом, то многих страшных событий можно было избежать.
Если бы здравый смысл воскрес, он бы спросил у глупости, куда Илья пошёл искать диск, если вся телевизионная техника, состоящая из бедненького серебристого Funai и видеомагнитофона к нему, была здесь, около ложа любви. Дисководом нигде и не пахло, но опустим.
Здравый смысл был мёртв, и задавать вопросы было некому.
Нина с ногами устроилась на чистой простыне, тахта измученно заскрипела. Девочка боялась вытянуть ноги обратно, подумав, что сломала раритет. Одной стороной тахта была прислонена к стене, на которой висел большой коричнево-бордовый ковёр, который доставал от двери комнаты до самого окна. Нина попыталась облокотиться на него, но, прикоснувшись, потревожила такое облако пыли, что закашлялась.
Илья вернулся в зал в странных грязных шортах и с голым торсом. В таком наряде девятиклассница своего бога ещё не видела. Но всё равно он был хорош. Первые впечатления от подъезда и хрущёвки прошли. Сидя на диване, Нина с замиранием сердца следила, как Илья приближается к ней с подносом.
На подносе стояла бутылка открытого советского шампанского (хотя звука открываемой бутылки не было, но разве Нина обратила бы на это внимание?), два пузатых бокальчика из тёмного цветного стекла, доверху наполненных игристым напитком, в тарелочке сиротливо лежали три четвертинки яблока с косточками, четвёртую жевал Илья.
– Малыш, угощайся, прекрасное вино для прекрасной девушки!
– Спасибо, Ильюша! – Нина расплылась в улыбке и взяла бокал в маленькую ручку, очевидно, ожидая тоста.
Но так как парень махнул свой бокал залпом, девочка немного пригубила из своего.
Нина редко пробовала спиртное, мама разрешала ей выпить бокал вина на Новый год или день рождения. Поэтому среди одноклассников Нина не была белой вороной, она знала вкус спиртного и могла сделать глоток на дискотеке. Но никогда не напивалась в хлам и не блевала в школьном туалете, как некоторые подружки, у которых дома был железный занавес, а на школьных дискотеках они срывались с цепи и пили всё подряд. Потом родители таких девочек приходили в школу со страшными скандалами, обвиняли учителей, которые силком заставляли их чадушек лакать пойло.
Нина знала вкус советского шампанского, но это ей показалось уж больно горьким.
– Глупышка, за любовь до дна! – Илья буквально руководил ножкой бокала, пока он не опустел.
Плохо Нине стало сразу. Сначала поплыла комната, а потом поплыл уже Илья. Он наклонялся, что-то спрашивал, улыбался, но одурманенная девочка уже ничего не слышала. Глаза всё ещё могли немного сфокусироваться на предметах, а вот слух совсем пропал, как будто выключили звук в комнате и во всём мире. Голодный молодой организм, не отравленный токсинами, вырубился мгновенно, один раз Нина в полубессознательном состоянии свесилась с чистой простыни, чтобы вырвать, и тут опять включился звук. Илья орал и матерился, называл её очень плохими словами, а она только глупо улыбалась и всё хотела напомнить, что «Гарри Поттер и узник Азкабана» пишется и читается через «з», а не «с».
За окном светало, Нина открыла глаза и застонала. Головная боль от света была настолько сильной, что девочка почти потеряла сознание. Немного отдышавшись, она пошевелилась. Ничего не болело, кроме головы. Когда-то в детстве у Нины было сотрясение мозга, ей постоянно тошнило и она рвала, в больнице её положили на койку и давали лекарства, и строго приказали сохранять полный покой.
Нина вспоминала, где вчера она могла так упасть, что опять получила такое страшное сотрясение, от которого тошнит, постоянно хочется рвать, а головная боль близка к пыткам. Потом она заметила сидящего рядом Илью, увлечённо читающего содержимое её телефона.
– А, малыш, очнулся! Ну ты моя глупышка, напилась вчера, как последняя свинка, вела себя безумно, ещё и нападала на меня. Практически изнасиловала.
В голове у Нины бил церковный колокол. Язык присох к нижнему небу и к части нижних зубов. Во рту был вкус желчи и протухшего яйца. Она попыталась открыть рот, но потом медленно встала и по стенке пошла в туалет.
Туалет был настолько маленьким, что сесть на унитаз можно было только с открытой настежь дверью. Стены туалета были до потолка обклеены голыми красотками с аппетитными формами. Но взглянув на унитаз, бедным женщинам на плакатах можно было только посочувствовать, потому что им, бедным, приходилось годами нюхать ржавую, подтекающую канализацию, коричневый унитаз, который в своей далёкой юности был белым и непорочным, и слой фекалий, который несчастные грудастые девушки с постеров не только нюхали, но и созерцали.
О проекте
О подписке