Император Александр I
Когда император Александр I принял в марте 1801 г. наследство после своего внезапно умершего предшественника, он стал лицом к лицу с целым рядом тяжелых политических и экономических затруднений. Тем заманчивее была задача – распутать все эти сложные отношения и восстановить нормальное течение государственной жизни. Для этого прежде всего необходимо было избегнуть внешних столкновений. Непрерывные потрясения предыдущего столетия разрушили немало подававших надежду на дальнейшее развитие побегов, но народное хозяйство восприняло тем не менее и многие здоровые начала. Если государственные финансы были расшатаны нерасчетливым управлением, то все-таки они имели под собой гораздо более твердую почву, чем в какую бы то ни было из предыдущих эпох, так что бережливостью и благоразумием можно было с течением времени привести их в сносное состояние. В промышленной жизни появились свежие побеги, нуждавшиеся лишь в покое и бережном отношении для своего могучего расцвета. Общество почувствовало себя возродившимся к новой жизни и было полно надежд и доверия к молодому императору. И Александр I, казалось, был создан для высоких помыслов и великих дел. Случилось, однако, иное. Эпоха стала бурной, как море, и у кормчих не хватило сил. На кого падала большая вина за то, что по истечении первых 25 лет нового века, ко времени смерти императора, государственный корабль несся по ветру, вместо того чтобы твердо держаться курса, – на тяжелые условия или недостаточную умелость руководителей – об этом судить трудно.
Свои мирные намерения император проявил прежде всего во внешних делах. Он искал и нашел путь к соглашению с Англией и даже с Наполеоном заключил мирный договор, который, однако, просуществовал лишь несколько лет. Уже с 1805 г. начались ужасы войны, достигшие своего апогея в Отечественной войне 1812 г. при отражении французского нашествия. Последовавшие затем походы в Германию и Францию, споры и недоразумения между державами, собравшимися на конгресс[33] с целью восстановления нарушенного европейского равновесия, борьба с разгоравшимся освободительным движением в Европе, польский вопрос – сделали вторую половину царствования Александра I эпохой нервного напряжения и тягостного гнета.
Внутри государства первые годы нового царствования, сменившего тяжелый деспотизм Павла I, явились эпохой значительного подъема духа и возрождения общества, эпохой великодушных планов и просвещенных замыслов. Свежим, живительным духом повеяло во всех сферах общественной жизни, и сам царь был одушевлен серьезным стремлением пойти навстречу охватившей всех жажде к освобождению из ненавистных оков тяжелого прошлого и к реорганизации государственного строя на прочных основаниях. Многие сумасбродные распоряжения Павла I были отменены, снова дозволены были поездки за границу и ввоз книг, смягчен надзор за печатью, предоставлена некоторая свобода совести сектантам; был даже поставлен на очередь вопрос об освобождении крестьян от крепостной зависимости[34].
Из возвышенных проектов императора немногое, однако, претворилось в жизнь. Мероприятия, направленные на широкую реформу всего государственного управления, встретили упорное противодействие со стороны высшей бюрократии, а предположенное облегчение участи крепостных вызвало оппозицию материально заинтересованного дворянства. К тому же реформаторские планы должны были все дальше отступать на задний план, по мере того как надвигалась война России с Францией. Вовлеченная в международные интриги и конфликты, Россия вынуждена была содержать огромное готовое к бою войско, что вызвало крайнее напряжение финансовых сил. К концу царствования Александра I внутренняя политическая жизнь характеризуется подавленностью и недовольством. Это было, быть может, последствием не столько экономического гнета, сколько общего направления, постепенно принятого государственной и общественной жизнью. Император сам склонялся к ретроградным, мистическим воззрениям изверившегося пессимизма и подпал под влияние фаворитов вроде Аракчеева, государственная система которых перешла в историю под нелестным наименованием «аракчеевщины».
Надежды на установление либеральной торговой системы. – Смелые планы поднятия транзитной торговли. – Время войны. – Принцип свободной торговли и таможенная политика
Экстравагантные торгово-политические мероприятия Павла I нашли свое, как мы видели, резкое выражение в известном запрещении вывоза в марте 1801 г., осуществлению которого помешала внезапная смерть императора. Его преемник тотчас же отменил этот сумасбродный акт, мотивируя отмену тем, что производство торговли должно быть «свободным и беспрепятственным». Это звучало многообещающе. Надежде на установление более либеральной торговой системы дальнейшую пищу дал манифест 2 апреля 1801 г. В нем указывалось, что сельское хозяйство неизбежно оскудеет, если ему не будет открыта широкая возможность вывоза. Торговле должны быть поэтому открыты все пути[35].
И как бы в подкрепление этого намерения были отменены не только запрещение вывоза из портов, но вслед за тем и состоявшееся в 1800 и 1801 гг. воспрещение ввоза стеклянных и стальных изделий, инструментов, разного рода тканей и т. д.
Казалось, наступал поворот в таможенной политике, совершенно порывавший всякие связи с прошлым. Но последовавшие затем государственные мероприятия оправдали ожидания современников лишь в незначительной мере. Нарождавшиеся теории о благах свободной торговли находили в практике только ограниченное применение. Тем не менее и сам император Александр I, и наиболее видные из его советников, несомненно, находились под влиянием новых идей.
Первым руководителем учрежденного в 1809 г. (одновременно с другими) Министерства торговли был назначен граф Румянцев, государственный деятель, близкий сердцу государя, охотно ставившего себе самые широкие задачи. Если государь признавал торговлю «важнейшим источником достатка и богатства», то тот же взгляд выражен и в программе его министра в следующих трех основных положениях:
1) ввоз следует ограничивать лишь постольку, поскольку это необходимо в интересах внутреннего производства;
2) вывозная торговля должна быть покровительствуема путем устранения всякого рода препятствий и изыскания новых рынков сбыта;
3) возможное покровительство должно быть оказываемо и транзитной торговле.
Император Александр, как и граф Румянцев, были исполнены сознания важности задачи – ввести Россию в сферу международных торговых отношений других государств. Незначительность русского спроса на западноевропейские произведения и ограниченность статей русского вывоза, естественно, приводили к стремлению – нередко проявлявшемуся уже и ранее – сделать Россию посредником в транзитной торговле других государств, обладающих более широким производством и более значительной потребительной способностью, чтобы хоть из транзита извлечь какие-либо выгоды. На первый план выступили в этих проектах Сибирь, Китай, Центральная Азия и Индия. В пределах же государства должны были быть устроены на всех омывающих его водах торговые порты как опорные пункты имеющего развиться товарообмена.
В особенности правительство было озабочено оживлением южнорусской торговли, для развития которой не хватало самых необходимых условий. С этой целью портам Черного и Азовского морей были предоставлены таможенные и иные льготы и созданы условия для возникновения транзитной торговли в Одессе, Таганроге и Феодосии (впоследствии также в Риге, Петербурге и Архангельске)[36]. В особенности из Одессы предполагалось сделать центр широкого торгового оборота. Новый торговый центр должен был посредничать в торговле не только со всем юго-востоком Европы, но и с Азией, в частности с Индией. Области Центральной Азии, еще только отчасти объединенные в государственные образования, должны были стать доступными русским купцам и снабдиться соответственными торговыми центрами. С Японией и Китаем торговые сношения были завязаны при помощи присланных туда торгово-дипломатических миссий. Даже негостеприимное побережье Северного Ледовитого океана было вовлечено в план меркантильных начинаний. Торговые компании должны были основать фактории у устий сибирских рек и на Ледовитом океане, чтобы развить там промышленную жизнь[37].
Торгово-политическая программа Румянцева задавалась широкими, можно сказать мировыми, задачами. Она сосредоточивает свое внимание на торговых путях, которые некогда, благодаря торговой предприимчивости иностранцев, обещали стать важными артериями мирового оборота. Транзитная торговля предшествовавших эпох была скована бюрократическими запретами, татарским хищничеством и фискальными поборами, пока оба великих реформатора на троне, Петр Великий и Екатерина II, не предоставили ей некоторого простора. Теперь граф Румянцев задался целью проложить транзитной торговле широкое русло, но как этот, так и много других его смелых проектов остались на бумаге, и только весьма немногие, выйдя из стадии первоначальных попыток, получили реальное осуществление. Уже во всеподданейшем отчете о деятельности Министерства торговли за 1805 г. граф Румянцев, отмечая влияние войны между коалицией, в которой участвовала Россия, и Францией, указывал, «что торговля, безотлучная спутница тишины и изобилия, среди военных ополчений изнеможет в силах».
Начиная с 1806 г. «пути торговые уже всецело определяемы были обстоятельствами военными». Движение французской армии в Среднюю Европу против Пруссии и блокада немецких вольных городов Англией отодвинули театр войны на север; для товарообмена с Россией возникли серьезные препятствия, еще усиленные запрещением вывоза хлеба из России.
Еще с большим ущербом для экономических интересов России было связано присоединение ее, после заключения в 1807 г. Тильзитского мира, к направленной против Англии континентальной системе. Борьбу с английской торговлей Россия вела с непреклонной суровостью; по мнению императора, это должно было «приблизить мир в Европе». В силу указа 28 октября 1807 г. на все находящиеся в русских портах суда и имущество англичан в России был наложен арест. В следующем, 1808-м, году русским судам, находившимся в Англии, было приказано немедленно вернуться обратно без груза, и ввоз в Россию каких бы то ни было английских товаров был воспрещен. Но так как товары английского происхождения проникали все-таки в Россию на нейтральных судах, то в 1809 г. было установлено, что нейтральность груза должна быть доказана корабельщиком судна перед «комиссией нейтрального мореплавания» в Петербурге или Архангельске.
Такого рода мероприятия, направленные на закрытие русской границы в отношении важнейшего для тогдашней России торгового государства, довольно плохо согласовались, конечно, с учением Адама Смита, которому, как уверяло правительство, оно хотело следовать. Но уже ранее, когда военные события еще не прерывали мирного развития торгового оборота, превознесенный теоретически принцип свободной торговли получил в применении к конкретным условиям такое истолкование, которое лишь в весьма слабой степени соответствовало учению великого английского экономиста. Так, при выработке нового, более соответствующего духу времени таможенного тарифа, к которой приступлено было вскоре по вступлении на престол императора Александра I, было найдено, что идеи, подобные учению Адама Смита, хотя и заслуживают безусловного уважения, но просто перенести их в Россию, не считаясь с особенностями русской торговли, значило бы нанести последней смертельный удар.
Изготовленный в октябре 1804 г. таможенный тариф остановился поэтому – уже для того, чтобы не порвать со всякой исторической традицией, – на полпути: тариф сохранил таможенные пошлины в размере до 20 % со стоимости импортируемых товаров, в то время как до тех пор ставки достигали 100 % и даже более. Но и эти сравнительно либеральные предположения вызвали в тарифном комитете, когда дело дошло до окончательного решения, настолько серьезные сомнения, что уменьшенные тарифные ставки были пока одобрены только для ограниченного числа особо указанных предметов ввоза (указ 17 марта 1805 г.).
Умеренное направление торжествовало притом недолго. Тяжелые тучи заволокли горизонт и побудили правительство вернуться к прежним высоким таможенным ставкам. Кокетничание с фритредерскими теориями было оставлено; все отступило на задний план перед нависшей военной грозой[38].
О проекте
О подписке