Как я его понял

Книга состоит из семи разделов. Разбиение на разделы обусловлено не столько тематическими особенностями, которые нельзя не заметить, сколько желанием более равномерного распределения стихов и выявления дополнительных интонаций.

Первые три раздела: «Мои синонимы», «Быть счастливым изволь» и «Весы твои – Я» – несут на себе всю ответственность за название, которое Боске дал свой книге Переживания Бога. Главная роль в них принадлежит Богу, и разговор идет от имени Бога-Творца, Он главное действующее лицо и основной лирический герой. Почти каждое стихотворение этих разделов начинается со слов: «Бог сказал…»

Исследуя подстрочники этих верлибров Боске, я изумлялся его словесной эквилибристике, парадоксальности и неожиданности сравнений, смещению акцентов, гротеску и юмору. Удалось ли это передать в своей книге, судить читателю. Но и в моей книге Бог может сомневаться («мир создал Я, не знаю зачем»), радоваться и восклицать («Я – ваша громкая музыка слов»), сожалеть («У меня даже прошлого нет»), завидовать («соблазнителен Мне человеческий путь»), огорчаться («такая уж роль у Меня, и она никуда не годится»), не выделяться («Я как все быть хочу»).

Бог в книге не Дух, не Отец. Он – Творец! Творец, который радуется и любуется своими творениями, будь то камень, море, небо, просто живая тварь или человек. Ему как Творцу кажется, что если свойства и характеры созданной им природы, ее частей, явлений и живых существ, а то и их составные части поменять местами, то возникнет более устойчивая и гармоничная комбинация. Поэтому он всегда в состоянии поиска, в постоянных попытках что-то изменить, наделить другими свойствами свои создания («Я должен доделать Луну, камню твердость прибавить и успокоить колибри»). Понимая, что в мире много неустроенного особенно из-за бесконечного желания человека все подчинить себе, нарушая гармонию созданного мира, Бог старается перекроить мир, чтобы порядок был лучшим («Я не гордый: Мой мир совершенен не более, чем поэтом зачеркнутые стихи»).

В книге читатель не встретит ни умаления, ни унижения, ни оскорбления Бога, наоборот, в стихах это подчеркивается, что «унизить Меня, обругать, оскорбить невозможно». Но с Ним можно и нужно разговаривать, и Он сам к этому разговору стремится и ведет диалог с человеком на равных: «Я тебе для чего дал язык?.. Чтобы ты Мне мог противоречить», — и готов поменяться с человеком местами, подчеркивая его творческую потенцию: «Друг без друга мы не можем. Это Я тебя создал, ты Меня придумал тоже». Не теряя своей созидательной роли, Бог очеловечивается. Такой Бог не может удовлетворить самого человека, а придуманному Богу не нравится созданный им человек («Мне не нравится, как Я сотворил человека»), хотя Он и восхищается им: «Ты Мой любимец среди всех Моих разнообразных созданий», но избегает собственного возвеличивания («Останусь скромно, не покидая кров, на страницах Библии, среди ее слов»).

Бог в книге не религиозен («в Меня не обязан ты верить»), но в таком представлении Бога нет кощунства. И человек разрывается между своей телесностью, своим существом, неудержимым в своих проявлениях, и иной ипостасью («Ты дал Бога мне вроде меня, да вот я не пойму, это Ты или я»), в которой не всегда комфортно от ощущения присутствия Бога, от Бога, живущего в сердце человека («Я живу внутри вас, где всегда Я и жил»), от его мощи и любви, на которые не всегда хватает решимости и желания ответить взаимностью.

В следующем разделе «Раздвоение» лирический герой догадывается о своей непростой природе и как бы раздваивается, пытаясь разобраться в окружающем мире («Я – тот, кто своею стать хочет ошибкой»), разобраться в своих отношениях с Богом («Бог мной не доволен. Я об этом молчу»), с верой в Него («Я верую в Бога, не веря в Него»). И иногда трудно различить, от имени какого лирического героя – Бога или человека, – ведется разговор, так как они сливаются в своей одинаковости, похожести сомнений, рассуждений, переживаний, подтверждая, что являются образом и подобием друг друга («Слова Господь мне открывает, и я дарю их, пока Он спит»). Но в итоге соглашается с таким устройством мира («Так было, есть и будет»).

А в разделе «Растерзан, но счастлив» уже человек недоволен собой и сравнивает себя с предметами, окружающими его («Мой кузен – булыжник, невестка моя – стрекоза. Кран – брат-близнец, телефон – духовник»), которым он частично завидует («Я завидую крану, ржавому и грязному») и с которыми себя сравнивает («Я счастлив, как морская пена»). Но, всматриваясь в окружающую действительность, не может не возмущаться сложившимся мироустройством («Я цивилизован, да, я просвещен и бомбами изрядно оснащен… Зато мы полюбили „мирный“ Атом!»). Здесь все явственнее чувствуются боль и переживания человека, осознающего себя частью общества («Общество парализовано своим бездействием»), доходящего до отчаяния («Я хотел быть ванной, чтобы утопить себя»), но пытающегося нащупать выход из создавшегося положения («Я создаю нежность и нечто похожее на счастье. Плачу, люблю всех, наверное, перед концом»). Заключают раздел «Отдельные фрагменты», в которых представлены некоторые мысли, претендующие на афоризмы или на темы завтрашних стихотворений, до которых не дошли руки.

В разделе «О сокровенном» уже просматриваются, а то и непосредственно раскрываются автобиографические мотивы французского автора, что видно уже в названиях стихотворений: «Сын взрослеет», «Моему деду…», «Лето 1975» – год гибели при пожаре его отца, «Маме 85». Последний раздел «Гражданская война» самый маленький, он состоит из восьми стихотворений, не попавших в предыдущие разделы, потому что они взяты из других книг.

***

В заключение хочу выразить признательность переводчикам, которые открыли Алена Боске русскому читателю: Морису Николаевичу Ваксмахеру (1926—1994), Михаи́лу Лео́новичу Гаспа́рову (1935 —2005). Светлая им память!

Выражаю особую благодарность Антону Гелясову за подаренную книгу. А также моим помощникам в поисках смысла верлибров Алена Боске: Жану Франсуа Тири, Силкиной Ларисе, Борзенко Анне, Филипенко Марине, Казаковой Татьяне.

Благодарю своих друзей и членов моей семьи, первых читателей и критиков моих переложений.

Выражаю особую благодарность редактору Евгению Гутману, который кроме прямых редакторских обязанностей способствовал моему знакомству с ведущим Израильского русскоязычного радио «КАН-РЭКА», замечательным поэтом Игорем Харифом, хорошо знакомым с творчеством Алена Боске и его отца, поэта и переводчика Александра Биска. Заинтересовавшись моими переложениями, Игорь Хариф пригласил меня в свою авторскую программу «Полная иллюминация», в которой я выступил 23 февраля 2018 года.

ОТ РЕДАКТОРА

Трудно добавить что-либо к столь подробному и вдумчивому авторскому предисловию.

Ален Боске, несомненно, оказался близок Валентину Серебрякову своими парадоксальными взаимоотношениями с Богом-творцом, что и привело к написанию этих импровизаций-переводов «по мотивам».

Я видел, как тщательно отбирался текст, как автор старался докопаться до сути каждого стихотворения, как мысль Боске зажигала ответную реакцию, как рождались рифмованные строки, столь близкие традиции русской поэзии (в отличие от западной, тяготеющей к верлибру). Иногда это было как озарение: несколько стихов подряд за один день. А затем выкристаллизовывался и отшлифовывался конечный вариант.

Я благодарен Валентину за возможность познакомиться с таким самобытным и парадоксальным поэтом, как Ален Боске, и за возможность наблюдать за самим процессом создания этой книги, работа над которой заняла около двух лет.

Евгений Гутман

МОИ СИНОНИМЫ

Мой конь

Бог говорит:

«Не одну сотню лет изобретал Я игриво

стройные ноги с волнистым хвостом и златокудрую гриву.

Тридцать сезонов Я формы искал, верил, что все же сумею

определить для коня Моего корпус, грудь, голову, шею.

Долго лежали все порознь они в праздности скучной,

пока не решил Я их вместе собрать

методом пробы научной.

Может, кому-то не угодил, но конь Мне понравился очень:

он получился лихой у Меня и озорной, между прочим, —

все рвется гулять в облаках среди звезд,

по дальним окраинам Млечным…

Но хорошо понимает Меня и мчится галопом навстречу.

Не любит узды и встает на дыбы, завидев тяжелую ношу…

Не бойся, Мой конь, коль Я создал тебя,

то в трудное время не брошу!»

Доля Создателя

Бог говорит: «Мне не нравится,

как Я сотворил человека,

сдается Мне, кто-то все время мешал —

так дьявол мешает от века.

Два глаза, два уха Я дал ему, чтоб

он видел и слышал свободно.

Я дал две ноги ему, дал две руки —

он понял, что это удобно.

Но вдруг Я стал скуп и дал тело одно,

боясь, что ходить будет прямо,

и сердце одно, чтобы много любви

не проявлял он упрямый.

Ошибся Я, видно, его обделив,

он вышел надменен и горделив.

Создателя доля сурова,

Я б лучше создал его снова».

Если Я ошибусь

Бог сказал: «Сотворив козодоя, печень, сетчатку,

Солнце, которое дни напролет умиляется славой,

Я придумал абстрактных понятий десятки

и раздаю их любому налево-направо.

Разум случайно достанется мрамору, память —

лугу отдам, подарю муки совести тигру…

Только найдется ли тот,

кто сумеет поправить Меня,

если Я ошибусь в этих играх?»

Я прошу извинить

Бог говорит:

«Не совершенен Мой мир, Я не спорю, согласен

и оставляю вам право придумать другой.

Больше того, Я так добр, либерален и Мне будет ясен

второй бог, как Я, но искусный такой,

что может успешно Мои недоделки исправить.

А Мне не мешайте: Я время напрасно теряю,

а должен доделать Луну, камню твердость прибавить

и успокоить колибри, что Я ей вполне доверяю».

Другой бог

Бог говорит: «Мне одному не под силу

весь этот мир привести в совершенство.

И Я потихонечку из джентльменства

бога другого придумал. Мне стало мило —

Я с ним советуюсь: воды в океанах не много ль,

надо ль деревья заставить ходить по дорогам,

может быть, крылья человеческой сделать приметой?..

Не станет ли Мне этот бог конкурентом при этом?»

Про Легкое

«Я придумал нежный орган, – как-то Бог мне рассказал, —

он, как губка, красный, мягкий, и, похоже, он играл:

то вздувался, то сжимался, звук шипящий издавал,

будто воздух выпускал – Легким Я его назвал.

Только вот теперь не знаю – в кого орган Мой вселить?

Дать звезде, вулкану, псине, чтоб ей бегать и скулить,

или острову большому, чтобы волны разбивать

и в прибое беспокойном из них пену выдувать.

И решил: сначала орган этот камню подарю,

пусть он с Легкими встречает по утрам свою зарю».

О сути

Не имеющий формы Создатель всего,

кем бы Он ни предстал перед нами:

листом дуба, кометою ли кочевой,

острым кристаллом, цунами

иль островом, скрытым в туманной дали…

Только жук, мы при этом не шутим,

формы точной ценитель и житель земли,

не поверит Его божьей сути.