«Профессиональные экономисты» (и прочие работники «идеологического фронта») стали активно подыскивать синонимы «неприличному» слову «капитализм». На смену ему стали приходить различные словосочетания; сегодня «естественный отбор» выдержали термины «рыночная система», «рыночная экономика», «рыночное хозяйство» и т. п. Вот как описывает этот процесс «научных» поисков Дж. Гэлбрейт: «Были начаты поиски неопасной альтернативы термину „капитализм“. В США предприняли попытку использовать словосочетание „свободное предпринимательство“ – оно не прижилось. Свобода, подразумевавшая принятие свободных решений предпринимателями, не являлась убедительной. В Европе появилось словосочетание „социал-демократия“ – смесь капитализма и социализма, сдобренная состраданием. Однако в США слово „социализм“ вызывало в прошлом неприятие (да и в настоящем это неприятие осталось). В последующие годы стали использовать словосочетание „новый курс“, но все же его слишком отождествляли с Франклином Делано Рузвельтом и его сторонниками. В итоге в научном мире прижилось выражение „рыночная система“, так как оно не имело негативной истории – впрочем, у него вообще не было истории. Вряд ли можно было отыскать термин, более лишенный всякого смысла…»[11].
С самого начала «реформ» в нашей стране термины «рыночная система», «рыночная экономика» оказались самыми употребительными. Ведь «вдохновить» бывших советских людей на строительство «светлого капиталистического будущего» по целому ряду причин (надеюсь, понятным читателю) было сложно или даже невозможно. К слову «капитализм» в наших условиях «неполиткорректные» граждане начнут добавлять всякие «нехорошие» определения типа «криминальный», «бандитский», «компрадорский», «колониальный» и т. п.
Идеологи российских «реформ» с самого начала наложили «табу» на употребление слова «капитализм». Для «нейро-лингвистического программирования» сознания (проще говоря, зомбирования) наших людей стали использоваться благозвучные термины «рынок», «рыночная экономика», «рыночная система». В современных учебниках по экономике вы можете вообще не обнаружить слова «капитализм», зато термин «рыночная экономика» встречается на каждой странице, иногда несколько раз. При этом смысл термина толком не объясняется.
Между тем термин «рыночная экономика» не менее абсурден, чем «капиталистическая экономика», и в этом трудно не согласиться с Дж. Гэлбрейтом. О том, что сегодня мы имеем не экономику, а антиэкономику, мы уже сказали выше. Но никаких признаков «рынка» мы также не наблюдаем ни в «самой рыночной» стране мира – США, ни у себя дома. Важнейшим признаком рынка, как нам объясняют учебники по «экономике», является конкуренция, которая обеспечивает «автоматическое» («стихийное») формирование цен. Последние являются «равновесными», «справедливыми» и т. п. При рыночных отношениях продавцы и покупатели имеют свободу (и возможность) выбора контрагентов, право прямого общения между собой и т. п. и т. д. Не хочу утомлять читателя пересказом учебников по «экономике», а задам вопрос: «Где вы видели такой рынок?».
Отвечу: такого рынка давно уже нет нигде в мире. Может быть, он был во времена Адама Смита, а может быть, даже до него. Рынок (также, как и экономика) давно «умер». Главная причина его «смерти» в том, что в «экономике» наступило господство монополий (трестов, концернов, синдикатов, картелей), которые стали диктовать свои условия другим участникам «рынка». О монополиях и «смерти» рынка можно прочесть в уже упоминавшейся книге Дж. Гэлбрейта. Поэтому слово «рынок» для описания современного общества также следует использовать только в кавычках. Добавим, что «смерть» «рынка» наступила также потому, что сегодня участники «рынка» давно уже утратили возможность свободного общения между собой. Между ними образовались мощные «кордоны» разных посредников, в том числе «финансовых посредников» в лице банкиров. Сегодня они не только «посредники», но также монополисты, причем самые главные. Почему? Потому что «производят» самый дефицитный в «рыночной экономике» «товар» – деньги.
Вообще, на роль термина, который может более или менее точно отразить сущность современного западного общества, претендует целый ряд слов и словосочетаний. Вполне вероятно, что они лишь дополняют друг друга, раскрывая ту или иную сторону общественного устройства.
Вот, например, американский общественный деятель Линдон Ларуш (достаточно известная в США фигура – несколько раз баллотировался на пост президента страны) полагает, что наиболее точно современное общество (западное, но особенно американское) можно охарактеризовать словом «фашизм». На первый взгляд, это кажется слишком неожиданным, резким и, может быть, несправедливым. Но вот как называл фашизм Бенито Муссолини в 1920-е годы (этот термин появился не в Германии, а в Италии): «Фашизм следовало бы более правильно называть корпоратизмом, поскольку это слияние государства и корпоративной власти». В 20-30-е годы прошлого столетия термины «фашизм» и «корпоратизм» часто использовались в качестве взаимозаменяемых понятий в ходе общественных дискуссий.
В послевоенной марксистской экономической литературе стал широко использоваться термин «государственно-монополистический капитализм» (ГМК). Это еще один термин, который отражает тот же самый тип общества, называемый «фашизмом» или «корпоратизмом». Современное западное (особенно американское) общество можно охарактеризовать любым из вышеназванных терминов. Основные признаки этого общества:
– сращивание государства и крупнейших корпораций (монополий);
– перераспределение общественного богатства в пользу очень узкой группы людей (мировых ростовщиков);
– осуществление насилия верхушки над подавляющей частью населения, причем насилие исходит как от государства, так и от корпораций (юридические законы перестают действовать, репрессивный аппарат получает гипертрофированное развитие, всеобщая слежка за населением становится нормой, усиливаются духовное насилие и прямое «зомбирование» людей и т. п.).
Таким образом, американское общество – фашистское, но верхушка США не хочет в этом признаваться. Например, в 2003 году президент США Джордж Буш-младший в одной из своих речей назвал три основных «зла XX века»: гитлеризм, коммунизм, милитаризм. Он использовал слово «гитлеризм» и избежал слова «фашизм», поскольку иначе ему пришлось бы признать, что США – крупнейшая в истории человечества «империя зла».
Тему «филологии» мы подняли в связи с тем, что современный человек живет в «королевстве кривых зеркал». Понять, как устроены современная «экономика» и «рынок», что такое «деньги» и «банки», каковы причины экономических, финансовых и банковских кризисов, сегодня крайне сложно. Для этого надо оторваться от «букварей» и «катехизисов», которые писали «профессиональные экономисты» под диктовку экспертов из Международного валютного фонда по заказу тех, кто правит в этом «королевстве». А правят в этом королевстве ростовщики. Те самые ростовщики, о которых писал еще Аристотель (раскрывая сущность хрематистики) и прихода которых к власти он так боялся.
Большинство из нас, живущих в начале XXI века, до сих пор воспринимает всемирную историю через призму марксистской схемы общественно-экономических формаций (ОЭФ).
У нас марксизм уже лет двадцать как официально низвергнут со своего пьедестала. Но идеи Маркса продолжают жить. Во время последнего экономического и финансового кризиса неожиданно начался «ренессанс» марксизма, что проявилось в увеличении числа публикаций по экономическому учению К. Маркса, появлении толстенных томов «Капитала» и других произведений Маркса на полках книжных магазинов, росте интереса студентов к теориям Маркса. Безусловно, марксизм – существенно более «тонкое» в интеллектуальном смысле учение, чем разные примитивные идеологемы неолиберализма, монетаризма и «прогресса» которые обрушивались на наши головы в течение двух десятилетий, и которые, как нам кажется, не смогли прочно укорениться в общественном сознании нашего народа. Мы в данной работе уделяем повышенное внимание марксизму как мировоззрению, которое глубоко засело в подсознании старшего и среднего поколений. К тому же в нашей истории уже были времена, когда значительная часть нашего образованного общества подпадала под гипнотическое очарование марксизма (конец XIX – начало XX века), что в конечном счете привело к трагедии 1917 года.
Мы вынуждены напомнить читателю некоторые азы марксизма, для того чтобы продолжить наш разговор. Упомянутая нами ОЭФ – совокупность «экономического базиса» и «надстройки». «Экономический базис» – система экономических отношений между людьми по поводу производства, обмена, обращения и потребления продукта трудовой деятельности. «Надстройка» – система отношений (и норм отношений) между людьми в сфере культуры, политики, права, идеологии и религии. «Базис» в этой конструкции первичен, «надстройка» – вторична и зависит от существующих в обществе экономических отношений. Согласно этой схеме история человечества представляет собой последовательную смену общественно-экономических формаций: первобытно-общинного, рабовладельческого, феодального, капиталистического и коммунистического строя. «Двигателем» исторического процесса выступает «развитие производительных сил», которое сначала ведет к изменению «экономического базиса», а затем «надстройки» и всей формации.
Маркс занимал позицию воинствующего материалиста и потратил немало сил, времени и бумаги для нападок на религию, для того чтобы скинуть с нее покров «таинственности». Мысль его предельно проста: религия – «продукт» производственных отношений или даже «продолжение», «форма» производства. Вот пример его рассуждений на тему «производство и религия»: «Религия, семья, государство, мораль, наука, искусство и т. д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону»[12]. В других работах он в разных вариантах повторяет один тезис: «не религия создает человека, а человек создает религию»[13].
Как известно, К. Маркс мало что придумывал нового. Он был прекрасным компилятором, заимствуя идеи у своих предшественников и современников. Об этих компиляторских способностях классика марксизма прекрасно свидетельствует его ревнивый последователь В. И. Ленин в своей известной статье «Три источника и три составные части марксизма»[14]. Вот и учение об ОЭФ у Маркса также «заимствованное». Принадлежит оно французскому социалисту-утописту Сен-Симону (1760–1825). Марксу идея французского социалиста о формациях понравилась, так как «работала» на его идеи о «прогрессивности» капитализма по сравнению с эпохой «мрачного» феодализма и о «неизбежности» победы коммунизма[15]. Вот что пишет об этом «заимствовании» наш современный русский философ Ю. Бородай: «При внимательном рассмотрении вопроса обнаруживается, что историческая последовательность формаций – это запущенная в оборот Сен-Симоном кабинетная схема поступательного прогресса от рабского, крепостного, наемного – к свободному социалистическому труду. Эту схему в партийно-пропагандистских (но не исследовательских!) целях использовал и Маркс, и особенно Энгельс»[16].
Сегодня обнаруживается все больше материалов, появляется все больше исследований, из которых следует, что Маркс сам не особенно верил в схему истории, базирующуюся на «железной» последовательности смены общественно-экономической формации. В частности, Маркс постоянно внушал русским народникам и социалистам, что Россия неизбежно должна пройти через «горнило» капитализма, что прямой путь к социализму для нее заказан. Вместе с тем из архивных материалов становится понятно, что Маркс считал возможным развитие России по некапиталистическому пути на основе ее сельской общины[17]. Однако Маркс как политически ангажированный писатель и «ученый» не мог об этом говорить вслух. Ему надо было любыми правдами и неправдами втянуть Россию в лоно капитализма.
Описание исторического процесса как смены общественно-экономических формаций – слишком большая абстракция, упрощение и откровенное искажение.
Во-первых, марксизм не может внятно объяснить, каким образом «развитие производительных сил» оказывается «главным фактором» общественного развития. У марксистов иррациональное, почти религиозное восприятие «производительных сил», которые они наделяют какой-то мистической внутренней силой. Что-то напоминающее фетишизм или древнее язычество. Согласно такому «научному» мистицизму приход в мир и в нашу страну капитализма – это результат действия «объективных законов», запрятанных в «черном ящике» под названием «производительные силы».
Бывший «легальный марксист» С. Булгаков, переболев марксизмом с его вульгарным материализмом, принялся искать более глубокие и мистические «пружины», которые двигают общество и хозяйство. В своей работе «Философия хозяйства» и последующих произведениях в качестве такого первоисточника развития он определил некую таинственную Софию и пытался обосновать эту метафизическую категорию с позиций православия.
Вместо этого родилась ересь софианства. София Сергия Булгакова – «нечто», не принадлежащее ни тварному миру, ни Богу. Конструирование софианской ереси для объяснения причин и целей мирового исторического процесса – лишь один из примеров того, как критики марксизма предлагают «преодолеть» чисто материалистическое понимание истории. Происходит замена одной ереси другой. Потому что ее авторы ищут ответы за пределами христианского мировоззрения[18].
Во-вторых, те же самые «производительные силы» у классика марксизма оказываются главным критерием «прогресса» общества. По мнению Маркса, капитализм с его промышленной революцией является шагом вперед в развитии производительных сил и, следовательно, более прогрессивен по сравнению с феодализмом. Мы привыкли рассматривать Маркса как непримиримого критика капитализма. Но вот что удивительно: Маркс оценивает капитализм как «прогрессивный» строй по отношению к феодализму и приписывает ему исключительно важную «цивилизирующую» миссию: «В простом понятии капитала должны содержаться его цивилизирующие тенденции»[19]. «Цивилизирующее» значение капитализма К. Маркс
О проекте
О подписке